- Дмитрий Берг!..
И «Олимпийский» взревел от восторга.
Он вышел на сцену в гордом одиночестве. Желающих составить ему компанию на вручении, было не мало, но Гельм безжалостно отшил всех. И теперь Дима стоял в лучах прожекторов и таинственно, чуть отстраненно улыбался, держа в руках тарелку и конверт, которые ему всучили перед самим выходом.
- Добрый вечер… - мягкий выдох, ласкающий загривок. И не поморщится, когда рев фанатов почти оглушил. – Я рад быть здесь с вами, - короткое движение головой и волосы ложатся так, как, должно – в легкий беспорядок, тщательно продуманный.
Его голос мягким мехом скользнул по коже, легкой щекоткой опустился вдоль спины. Влад судорожно выдохнул, глядя на тонкую фигуру посредине огромной сцены. Нереально красивый.
А Дима что-то говорил, смеялся, шутил, открывая конверт. Вытянул листок и улыбнулся уголками губ, прежде чем произнести на весь зал:
- «Фиолетовые бабочки», режиссер Сергей Солодкий.
Аплодисменты, собственный голос из динамиков, счастливый номинант, говорящий слова благодарности. Надо же, ему тоже что-то перепало от этой благодарности… Да-да, и тебе спасибо, Сережа…
Дима исчез со сцены почти незаметно. Был и нет. Проскользнул за кулисы в толпу своей охраны и почти бегом до гримерки. Его выступление через полчаса…
И как будто выключили радость. Болезненно-острую радость от ЕГО присутствия. Влад тоже поздравил Солодкого, сказал отдельное спасибо за то, что стоит здесь, на этой сцене, ведь не будь песни и клипа - вряд ли блистательная МУЗа увидела бы простого парня из Москвы и пригласила сюда, в этот восхитительный мир. Слова все лились, но радости - не было.
И дальше, дальше… Лучший микс, лучшая певица, лучший певец, лучшая песня… Влад то царил на сцене, то скрывался в закулисье, когда выступала очередная «звезда». А Дима, как мираж все мелькал где-то на периферии зрения. И кажется, слышится его голос где-то в огромном зале.
«Фиолетовые бабочки» были последними. Отзвучали аккорды четвертой песни, и в зале воцарилась тишина. Свет померк, оставив темноту, а потом в ней засветилась точка. Еще одна и еще. Как звезды, загорающиеся на ночном небе. Вот только были они не далекими и чужими, а близкими, теплыми. Казалось, дотянись и коснешься. Ближе, еще… И вот звезда сорвалась. И летит, летит вниз под тихую мелодию песни. А потом вдруг взмывает вверх, оставляя за собой искрящийся шлейф. И вот она уже не звезда, а бабочка. Фиолетовая бабочка с серебристым, звездным узором на нежных крыльях. Эти бабочки-звезды – они кружатся над сценой, взмывают вверх, а потом, словно сраженные невидимой рукой, падают вниз, осыпаясь золотой пылью… Исчезая, как сон. «Мне приснились фиолетовые бабочки…»
И хочется как в первый раз - с разбегу и плевать на крылья, падать, парить над пропастью, широко раскинув руки, до слез вглядываться в звездное небо, сгорать в холодном лунном свете, чтобы даже пепла не осталось, и не жалеть ни об одной прожитой минуте. Это больно - слушать его голос, стоя за кулисами, зажмурившись, и чувствовать, как быстро-быстро порхают в руках девушки-гримера пуховки... Кажется, он все-таки не выдержал и расплакался как ребенок. Как хорошо, что рядом ни одного фотографа!..
Песня отзвучала, свет снова погас, а когда включился, на сцене больше не было Димы. Словно и не пел он здесь только что, кружась в серебристой звездной пыли. Пару секунд над залом царила тишина, а потом стены содрогнулись от дружного рева тысячи глоток. Фанаты орали и визжали, требуя назад своего кумира, а когда поняли, что все закончилось, дружной толпой повалили на выход, наплевав на церемонию и надеясь увидеть Диму еще хоть раз. Пусть за спиной охранников идущего к машине. Но увидеть…
Переодеться Диме не дали. Начальник охраны накинул на его разгоряченное тело длинную куртку, бесцеремонно сгреб в охапку и потащил прочь из здания, повинуясь повелительному кивку Гельма. Дима дернулся было, но потом послушно обмяк, вспомнив, как однажды толпа в два раза меньше этой чуть не разобрала его на молекулы, прорвав ограждение. Тогда он отделался относительно легко, а вот этот самый охранник, который прикрывал его собой тогда, загремел в больницу.
У черного хода уже толпились люди, но их количество не шло ни в какое сравнение с тем, которое пыталось прорваться на улицу из зала. Счет шел на секунды, и Дима понимал это, как никто. Обратная сторона славы – сбегать с концерта от собственных фанатов, как воришка, в плотном кольце охраны. Не смешно и не грустно. Страшно.
Машина сорвалась с места, как только Дима оказался внутри салона. С потекшим гримом, еще не пришедший в себя после выступления, он только сидел на заднем сидении, кутаясь в Гельмовскую куртку, и судорожно дышал, пытаясь не сорваться в истерику. Влад… Там был Влад. А он… Не вышло очередного «когда-нибудь».
========== Часть 4 ==========
Окончен бал, погасли свечи.
Влад долго сидел в гримерке, шуганув помощников. Просто закрылся и сидел, глядя на собственное отражение в зеркале. Выдернул из банки влажную салфетку и медленно принялся стирать грим. Пудру. Блеск. Тени. Обнажая усталую кожу. Желтые разводы с фиолетовыми крапинками в середине.
Он ушел. Он просто ушел, не сказав ни слова. Скорее всего, сегодня же самолет улетит, и он больше не вернется. Сказка — ложь. Да в ней намек. Добрым молодцам урок. Нехрен трахаться с бывшим лучшим другом. Нехрен пытаться вернуть то, чего вернуть нельзя. Все, Владик. Забудь.
Он не собирался топать на тусовку. Отчаянно хотелось подохнуть на помойке. Никогда в жизни не приходить на кастинг «Фабрики звезд», никогда не видеть Димку, не слышать его голоса.
Влад извел полбанки, пока оттерся весь. Сходить бы в душ, но здесь и сейчас есть только салфетки и ничего больше. Ну и ладно. Он переоделся в джинсы, любимую футболку и куртку. Быстро влез в спортивные туфли и, накинув капюшон, поспешил прочь. Сейчас из него будет аховый водитель. Скорее всего. Хорошо, что ночь. Хорошо, что можно нестись по городу, почти не обращать внимания на светофоры. А пешеходов и так почти нет.
Больно. Тянет внутри, ноет. Хуже занозы. Хотя нет. Это, наверное, заноза, такая, в локоть длиной, насквозь пронзила. Он теперь как глупая фиолетовая бабочка на этой занозе дергается. Только сорваться не выходит. Бабочки на булавках умирают.
Надо было бы домой. Закрыться в уютном тихом коконе квартиры, отключить телефон. И спать, спать. Забыть о его существовании. Забыть обо всем. Тогда какого черта он снова делает в «Черном апельсине»? Какого черта стопка за стопкой вливает в себя алкоголь?
Жизнь вообще несправедлива штука. Пора бы раз и навсегда об этом запомнить.
Дима занес руку, чтобы постучать и застыл, когда до него донесся приглушенный голос из-за почему-то приоткрытой двери. Мягкий, успокаивающий, полный затаенной боли и такой… непривычный голос Гельма, разговаривающего на дикой смеси английского и финского. Слова утешения, поддержки, чего-то еще… С кем.?!
Дима медленно опустил руку, закусывая губу. Он ничего не знает об этом финне. Ни-Че-Го. Под веками запекло, и Дима отступил в сторону, прислоняясь к стене. Он хотел сказать Гельму, что идет к Владу. Он обещал тому, что они встретятся. Что поговорят. И пусть ни черта не вышло на премии, сутки еще не закончены, и утро еще не наступило. Он дико устал, но ледяной душ в номере почти привел его в чувство. Жаль, что он так сглупил и не оставил себе листок с номером телефона Влада. Сам виноват, теперь и мучайся.
Голос за дверью затих, и Дима выпрямился. Стер с лица всякое выражение, шагнул снова к двери Гельма и опять застыл, глядя в потемневшие глаза своего продюсера. А ведь тот тоже устал. Бледное лицо, под веками залегли огромные синяки. И взгляд… потухший.
— Гельм, я…
— Можешь быть свободен, — тот словно забыл, что умеет разговаривать на русском, а Дима решил, что он не правильно понял его английский.
— Что? Но…
— Я даю тебе отпуск, Дима. Неделю. Тебе нужно отдохнуть, впереди большая работа. А у меня… — короткий взгляд на телефон, который Гельм сжимал в руке, — есть еще дела. Можешь остаться здесь, можешь вернуться домой, но мой тебе совет — пожарься где-нибудь на солнышке, где не будет людей. Пляж и океан. Скажи Андре, и он все устроит.
Сердце дернулось так, словно было на веревочке и сейчас рука, держащая эту веревочку, дрожала.
— Гельм, что случилось? — Это ведь из-за того разговора по телефону, обрывок которого он услышал, да?
— Тебя это не касается, — тонкие губы Гельма сжались в полоску. — Я вернусь через неделю, и мы продолжим работу. Только не смей отключать телефон и теряться. Я должен знать, где ты находишься.
— Да, папочка, — ошарашено выдохнул Дима, и дверь закрылась перед его носом.
Он не ослышался?! Отпуск?! Гельм сказал «отпуск»?! Нет, они и раньше выбирались куда-нибудь «спустить пар», но длилось это не дольше пары дней и в любом случае они всегда были вдвоем. На секунду Дима почувствовал себя брошенным, а потом тихо рассмеялся. Отпуск… Почему бы и нет?
Дома Влада явно не было. Напрасно Дима топтался сначала перед подъездом, а потом и на площадке перед его квартирой. Дверь никто не открывал, и ни звука не просачивалось наружу. Может, остался на after-party? Нет, вряд ли. ЭТОТ Влад был другим, совсем другим. А может… Может, он обиделся на него, Диму? И теперь просто не хочет его видеть? Справедливо и… и… нечестно.
Поймав себя на этой мысли, Дима только невесело фыркнул и спустился на первый этаж пешком, проигнорировав лифт. И где искать теперь это чудо? Он не знает любимые места ЭТОГО Влада. Пожарная лестница в «Олимпийском», квартира и… тот бар. Сердце пропустило удар, а потом обиженно примолкло, когда попытки Димы вспомнить адрес или хотя бы название провалились. Черт… Он дурак. Одна надежда, что водитель Гельма не такой кретин и помнит, откуда забирал подвыпившего Бикбаева.
Водитель кретином, на счастье Димы, не был. И даже подъехал к дому Влада, чтобы забрать уже замерзшего на скамейке Бикбаева. Тот чуть было не сорвался на него за медлительность, но вовремя прикусил язык. Шофер ни в чем не виноват. Это он дурак.
…На этот раз бар пустым не был. Но поднятый воротник и капюшон были хорошей маскировкой, да и инерция мышления свою роль сыграла, и на него никто не обратил внимания, кроме официантки. Сделав ей заказ прямо у двери, Дима бегло оглядел зал и только сжал пальцы в кулак, когда заметил знакомую фигуру за тем же столиком, что и в прошлый раз. Вот только сейчас перед Владом стоял не легкий коктейль. Да и набраться Соколовский уже успел.
Дима неторопливо подошел к столику и опустился на пластиковый стул, принимая из рук девушки заказанное пойло.
— Здравствуй, Влад.
Тот медленно поднял на него взгляд и улыбнулся.
— До пьяных глюков я еще не допился. Значит это все-таки ты. Решил выкроить для меня пять минут?
— Влад, я… — Дима кусал губы, впервые не зная, как начать разговор. Он знал, что хотел бы сказать и какой услышать в ответ. Но… — Что бы ты сказал, если бы я предложил тебе поехать со мной? Короткий отпуск где-нибудь у океана. Бали, Мальта, Гоа — что захочешь.
— Нет, — покачал головой Соколовский. — Кажется, все-таки допился… Ладно… понимаешь… за чужой счет я могу только напиться. Правда, потом кто-то напьется за мой счет. Это в прошлом — стыренные кофты и кроссовки. И на машину я не насосал, а заработал. Моих денег хватит максимум на Турцию или Египет, я не езжу в отпуск, Дима. Дача и будь здоров.
Дима отвел взгляд. А чего он, собственно, ожидал? Что Влад ему на шею кинется? Идиот. А Турция или Египет… Нет. Просто нет. Даже с Владом. Тогда, может, остаться здесь? Вот просто в этом же отеле на всю неделю. Спать, есть, ходить по улице, надев очки и надвинув капюшон поглубже.
— Какие у тебя планы на ближайшую неделю? — как можно безразличнее спросил он, отстраненно удивляясь тому, что Влад пьяным совсем не выглядит, хотя выпил уже явно не мало.
— Учить роль, спать, есть и не высовываться из квартиры, — Влад опрокинул в себя еще стопку водки и прикрыл глаза, чувствуя, как по телу растекается тепло. — Твой… Гельм еще не говорил тебе о том, что мой отец пытался с ним пересечься?..
— До него добраться еще труднее, чем до меня, — почти автоматически ответил Дима, слишком остро чувствуя, как внутри разливается разочарование. Похоже, тот разговор на гостиничной кухне был только разговором. Ему места в планах Влада нет. Что ж, этого следовало ожидать. И — что врать самому себе — на это он и рассчитывал, откладывая этот разговор. Что за это время улягутся эмоции… — Так что, думаю, Гельм даже и не в курсе, что кто-то пытался с ним… пересечься. Зачем это вдруг понадобилось твоему отцу?
— Подложить меня под тебя или под него — без разницы. Главное, чтобы получилось, — Влад пожал плечами и вздохнул. — Но ты сегодня улетишь, и следующего «когда-нибудь», скорее всего, уже не будет. Гоа, Бали или Мальта, потом опять в тур. Какая теперь разница? Ты порвал «Олимпийский», но там для меня у тебя времени не было. И теперь не будет.
— У меня есть неделя, Влад, — тихо, еле слышно произнес Дима, подаваясь вперед. Протянул руку, коснулся подбородка, принуждая повернуть голову к свету. И только стиснул зубы, чтобы не выматериться вслух, глядя на безобразное светло-желтое пятно на лице. — Сволочь… — бессильно и зло выдохнул он, отстраняясь.
— Мне должны были перечислить деньги за шоу. На перелет и какую-нибудь гостиницу хватит. Все равно где. Все равно куда. — Прикосновение прохладных пальцев было приятным. Влад прикрыл глаза.