Даже не знаю, в кого он там превратился. Да и не хочу знать, однако всё равно тащусь к нему домой, чёрт знает зачем. Наверное, чтобы окончательно убедиться в его предательстве, ведь именно он засунул меня в больницу, а сам исчез неизвестно куда. Бросил. Как бросили и все остальные.
Никогда не прощу, и ни одно оправдание ему не поможет. Пусть хоть инопланетяне захватили его в плен и ставили опыты, всё равно не прощу.
Сначала родители.
И Том.
Потом бабушка.
Следом за ней Густав.
И Митч, который даже ни разу мне не позвонил за эти дни!
Все они только и могут, что причинять мне боль. Другого, наверное, они и не умеют.
А умею ли я?
Дом Шеффера появился внезапно и слишком быстро. В этом районе я не часто раньше бывал, но отыскать его сумел. Это было обычное неприметное здание, которое немного выделялось среди шикарных многоэтажек и домов, в одном из которых жил Том. Даже странно, что такой дом оказался здесь, словно сорняк среди прекрасных роз. Но это в духе Густа. Он любил всё такое странное и разваливающееся. Хорошо хоть со стариками не трахается. Хотя, кто его знает…
Всё-таки он не так изменился, как я думал.
Взбежав на крыльцо, я вошёл в подъезд и начал подниматься на третий этаж. В отличие от внешнего вида, внутри здание выглядело неплохо. Чистые стены, яркий свет, всё вычищено чуть ли не до блеска.
Ничему стараясь не удивляться, я замираю перед нужной дверью и собираюсь нажать на звонок, но почему не делаю этого. Внутри тишина, словно квартира пустует уже давно, не слышно ни телевизора, ни радио, даже музыки нет. Даже шагов…
Проклиная себя за нерешительность, я всё-таки нажимаю на звонок и жду, пока мне откроют. Сначала ничего не происходит. Я уже решаю, что ошибся квартирой или, возможно, даже домом, что не удивительно, потому что я нарезал круги дома у Каулитца минут двадцать, прежде чем до меня это дошло. Но спустя буквально тридцать секунд я слышу шаги, щёлкает замок и дверь открывается.
Я вижу Густава. Он в обычной белой майке и в шортах, лёгкие синяки под глазами, небольшая щетина, в руке сигарета. Он выглядит сонным и потрёпанным, наверное, хорошо вчера погулял в клубе, после того как меня оттуда забрали.
Он отступает, чтобы я мог пройти.
- Привет, - его голос хриплый. Понятно, почему я его не узнал по телефону.
Я захожу внутрь, слыша, как дверь закрывается за мной.
- Можешь не разуваться, - бросает Шеффер, протискиваясь мимо меня, и идёт вглубь квартиры.
Я удивлённо смотрю ему в спину – желание свернуть ему шею постепенно исчезает. Я ставлю сумку на тумбочку и иду за ним, оказываясь на кухне. Густав сидит на диванчике, окно закрыто, здесь настолько всё прокурено, что даже видно, как дым летает в воздухе. Я морщусь – голова начинает раскалываться – и прохожу к окну, распахивая его.
- С каких пор ты куришь? – недовольно бурчу я, вдыхая свежий воздух.
Шеффер тушит окурок, на мгновение прикрывая глаза, словно собираясь с мыслями.
- С тех самых, как ты попал в больницу. Чай будешь? – он встаёт и, как ни в чём не бывало, идёт к плите, беря чайник.
- Ты хочешь сказать, с тех самых, как ТЫ запихнул меня в больницу? – я запрыгиваю на подоконник спиной к открытому окну и внимательно за ним наблюдаю.
- У меня не было выбора, - парень легко улыбается, наливая в кружку горячий чай и неся его ко мне. – Что-нибудь ещё хочешь? – я осторожно беру кружку, кивая, мол, спасибо, но он, кажется, понимает меня по-другому.
Бета идёт к шкафу и достаёт оттуда печенья, кладя пакет на подоконник рядом со мной, а сам возвращается на диван, прикуривая следующую сигарету.
Он выглядит как-то странно, даже жалко его ругать…
- Сколько можно курить? – не выдерживаю я. Густав косится на меня исподлобья, затягиваясь.
- Ты изменился, - говорит он. – Но только внешне.
Я вскидываю бровь, делая глоток.
- Ты тоже. Но не только внешне, - отвечаю я. – Что с тобой произошло за это время?
Он откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза, какое-то время думая. Я уже собираюсь окрикнуть его, но не успеваю.
- Мне пришлось уехать. Меня забрали родители за границу на какое-то время, а когда я вернулся, тебя уже выписали, - Шеффер открывает веки и смотрит на меня, облокотившись затылком о стену. Выглядит забавно.
- Мог бы и найти меня, - бурчу я. – Всё-таки это ты виноват, что я там проторчал больше года в одиночестве.
Густав вздыхает.
- Прости. У тебя была зависимость, от которой ты сам избавиться не смог бы. Смотри, кем ты стал, а был оборванцем без запаха, который убивался из-за того, что его отверг альфа, - он как-то насмешливо усмехается, но в его голосе не слышно злобы, лишь добродушие.
- Вообще-то, - начинаю возмущаться я, но он меня перебивает:
- Ты всё же с Томом теперь?
Я замираю, глаз начинает дёргаться. Ну почему, мать его, я должен говорить об этом придурке?!
- Откуда знаешь?
- Видел вчера, как он тебя забирал, - быстро среагировал Шеффер.
Я прищурился, пытаясь прочитать хоть что-то в его глазах, но этот парень искусно скрывал все эмоции. И где так научился?
- Я не с ним, - немного краснею я. – Просто этот засранец портит мне всю жизнь своими глупыми выходками. Думает, что если одумался и понял, что я его омега, то теперь можно делать всё, что ему захочется. Он мне не разрешает вернуться на работу и свадьбу какую-то чёртову придумал! Наглый чокнутый извращенец. Бесит. Я ещё не придумал как, но я точно сбегу от него куда подальше, и пусть только попробует мне запретить!
Я капризно задёргал ногами, отчего пролил на себя остывший чай, тут же надувшись.
Густав смеётся, наблюдая за мной.
- А кольцо-то не снял, - замечает он.
- Я… Просто я боюсь его потерять, а то он заставит ещё деньги вернуть! – возмущаюсь я, ставя кружку на подоконник. – Оно же дорогущее…
- Ты совсем не и изменился, - улыбается Шеффер. – Как был ребёнком, так и остался. Я же прекрасно тебя знаю, ты сам хочешь эту свадьбу, но ты такой гордый, что никогда в этом не признаешься. Тебе проще сбежать от неё. От всех.
Я возмущённо смотрю на парня.
- Не правда! Никогда больше не позволю прикоснуться к себе ни одному альфе! – я спрыгиваю с подоконника и иду к раковине, чтобы вымыть руки. – Между прочим, он насильно притащил меня к себе домой. А там мне плохо! Я заночую у тебя, Каулитц как раз не знает, где ты живёшь, небось, не хватится до вечера, - хихикаю я, выключая кран. – Ладно? – поворачиваюсь к нему лицом.
Густав тушит окурок и собирается закурить ещё одну сигарету, но, кажется, пачка пустая.
- О, нет, Билл, ты вернёшься домой к своему альфе, не будь глупцом, - тянет бета, вздыхая.
- Никогда! – я вскидываю руками, потому скрещиваю их на груди. – И вообще, я там заболеваю. Вот сегодня чуть с ума не сошёл, пока там был, думал, что слягу точно. А на улице полегчало! Там ужасная аура, я хочу к себе домой, но Том знает, где я живу, поэтому я останусь тут. И точка. Ты мне должен.
Густав вскидывает бровь.
- Да ну? – качает головой, прикрывая глаза. – Ты такой дурак, Трюмпер. Это не дом на тебя действует, это запах Тома. Он твой альфа, это естественно, что ты его хочешь. Мне, как бете, не понять, но я просто уверен в этом, - он смотрит на меня изучающее, пока я прихожу в ужас. – Хотя, выглядишь ты действительно не очень. Может, правда, приболел?
Я бешусь ещё больше.
- Не правда! Я давно уже не чувствовал запахи альф. Врачи сказали, что из-за такого количества таблеток я, возможно, никогда не смогу реагировать на них, как омега! Кроме течек… Да и это случилось только через какое-то время, после того, как я очнулся в доме Каулитца. Вначале всё же нормально было! – я закрываю уши руками и капризно скулю, вспоминая первую встречу с Томом в клубе. Это было слишком неожиданно и ярко. Возможно, я просто испугался, ничего больше.
Шеффер закатывает глаза.
- Ты просто отвык. Да и, вероятно, похмелье сыграло свою роль. Может быть, запах твоего истинного альфы пробуждает твои инстинкты, мне то откуда знать, я же бета, - говорит он.
- Не правда! – краснею я. – А если и так… Нужны срочно таблетки. Так, у меня деньги вроде есть с собой, заскочу в аптеку на обратном пути…
- Не смей даже думать об этом, чёртов мальчишка! – голос Густава настолько резкий и громкий, что я даже пугаюсь. – Ты что забыл, что с тобой было в школе? Тебе нельзя их пить, дубина!
Я испуганно смотрю на бету, думая, что он какой-то бешеный совсем. Шеффер вздыхает и прикрывает глаза.
- Слушай, Билл. Ты же всегда мечтал о том, чтобы завести семью со своим альфой, нарожать ему детей и жить счастливо. Может, стоит дать Тому второй шанс?
Я прищуриваюсь, моментально испытывая раздражение и отвращения, только не пойму к кому, к Тому или к Шефферу.
- Я… - осекаюсь, затем трясу головой. – Я никогда не прощаю тех, кто причинил мне боль, - отрываюсь от раковины. – Одного шанса было достаточно. Он его упустил, - пауза. – Я пойду, пожалуй. Голова болит от дыма. Ещё увидимся…
Я отрываю от него взгляд и иду к выходу.
- Билл…
Я останавливаюсь, не оборачиваясь.
- Не беспокойся. Я не буду пить таблетки.
Прежде чем он успевает ещё хоть что-нибудь сказать, я выскакиваю в коридор, хватаю сумку и исчезаю на лестничной площадке подъезда. Нужно побыть одному и подумать, что делать дальше.
Часть 17
Nicolas Metaxas – Lonely
Я выскакиваю из подъезда и осматриваюсь по сторонам. Возвращаться домой к Тому совершенно не хочется, мало того, я никак не горю желанием снова быть подавленным его запахом. Как мне не хочется признавать это, но всё-таки Густав прав. Я столько времени находился без альфы, что совсем позабыл, какого это чувствовать его запах, подчинять ему, сходить с ума, быть зависимым. Это хуже наркотиков, хуже всякого алкоголя и сигарет. Это вселяет в меня ужас больше всего на свете, потому что я так и не смог окончательно восстановиться после отказа Тома. Он сделал мне больно, он уничтожил меня, уничтожил омегу внутри меня, заставил её медленно умирать в глубине моей души, предоставляя место кому-то другому. Ни альфе и ни омеге. Бете?
Я всегда втайне завидовал Густаву, потому что он никогда не зависел от запахов. Ему всё равно с кем встречаться, кого любить, он может выбирать любого, будь то омега или альфа. Бета может отдать своё сердце кому захочет.
А омега нет.
Омега вечно ищет того самого альфу, а когда отчаивается, выбирает кого попало, лишь бы не быть одиноким. И я всей душой ненавижу это. Каулитц заставил меня ненавидеть, он заставил меня измениться и принять реальность, которая оказалась для меня слишком невыносимой.
Хотя, если подумать, я ещё до него пытался бороться с природой, принимая таблетки. Я глотал их день за днём, думая, что это никак не повлияет на меня. Я думал, если пара действительно истинная, то никакие запахи не помешают им быть вместе.
Как же я ошибался.
Я прекрасно понимал, что уничтожаю себя, я знал, что зависим от препаратов, но перестал пытаться бороться с этим, когда меня отвергли. Это помогало заглушить боль и притупить желание умереть.
Сидя в своей комнате в полном одиночестве, я думал, что этот бесполезный мир остановился. Исчез. Умер. Оставил меня в покое. Но правда была в том, что это не мир за окном умирал, а я. Одиночество не спасает. Оно лишь даёт иллюзию того, что внешние проблемы не касаются тебя, оставляют в покое и дают возможность жить так, как ты хочешь.
Я ненавидел людей, и ненавижу до сих пор. Потому что не понимаю.
К чему фальшь и маски? К чему правила отношений альф и омег? К чему дискриминация?
Поглощённый пустотой одиночества, я понимал, что не могу с этим бороться. Да и сил у меня не было даже просто жить.
Я ненавижу всех, кто причинил мне боль. Я никогда их не прощу.
Густава, за то, что я до сих пор живу со всем этим грузом.
Бабушку, за то, что она бросила меня в одиночестве, ведь больше у меня никого нет.
И Тома, за то, что он пытается вернуть того наивного омежку, который был влюблён в него в школе. Бесит то, что он делает вид, словно ничего не было, словно он просто уехал куда-нибудь, а теперь вернулся. Если он пытается загладить передо мной вину, то ничего не получится.
Он причинил мне столько боли… И я хочу, чтобы Каулитц страдал так же, как я. Я хочу, чтобы он почувствовал всю боль и одиночество, что до сих пор не покидают мою душу.
Говоря о бесполезных масках, я сам ношу одну из них, пытаюсь убежать от реальности, стать кем-то другим. Но проблема в том, что в глубине души я не хочу этого делать. Я устал убегать, но и прощать никого не хочу.
И Шеффер снова прав. Я боюсь, что мне причинят боль, поэтому убегаю. Я слишком гордый, чтобы соглашаться с этим. И я всегда себе противоречу.