Тучи сгущаются, когда я просыпаюсь от мыслей, сидя на качелях на детской площадке. Даже не помню, как сюда добрался – так не хотелось обратно домой. Да и не мой это дом, не привык я к таким громадным зданиям, мне бы небольшую квартирку с душем, спальней, кухней, ну, и гостиную можно. Так спокойней, нежели в пустом огромном доме, в котором заблудиться не долго.
Я вздыхаю и поднимаю голову – небо затянулось тучами и потемнело. Скоро гроза. Надо бы возвращаться, но так лень. Сидел бы здесь в одиночестве, думал бы о своём, никому не мешал. Солнца давно нет, а я всё ещё в очках, ветер треплет футболку, качели легко скрипят от лёгкого движения. Я смотрю вверх и думаю, что хочу летать.
Если бы я был птицей, я бы вспорхнул в небеса и улетел куда-нибудь далеко, чтобы никогда не возвращаться. Парил бы под облаками, свободный, никому не нужный. Ведь птицам ничего не нужно, им бы летать, есть всякую живность, плести гнёзда, высиживать яйца…
Я прикрываю глаза, думая, что будь я птицей, просто бы летал. Ничего больше. Даже если бы крылья не шевелились от усталости, я всё равно бы не переставал парить. Я был бы свободным…
На щёку капает холодная капля, отчего я вздрагиваю и неохотно приоткрываю веки. Ветер усиливается, словно небеса готовятся к мощному броску, вдали сверкает молния и приглушённо грохочет гром. Ещё одна капля на лоб, затем щёки, увеличиваясь с каждым мгновением, затекая за ворот футболки, обрушиваясь на меня и забираясь в сердце, ведь дождь соединяет навеки разлучённые небеса и землю, словно два сердца.
Ливень накрывает меня внезапно, заставляя промокнуть за считанные секунды, но я не двигаюсь. Прикусываю губу и прикрываю глаза, понимая, что плачу. Впервые после выписки из больницы. Впервые за долгое время я срываю маску, не в силах притворяться перед небесами.
Через пару минут я встаю и медленно плетусь к дороге. Улица пустынна, капли дождя отскакивают от асфальта, образовывая лужи, редкие машины проносятся мимо с такой скоростью, что вода отскакивает в разные стороны из-под колёс.
Я иду медленно, опустив голову – капли стекают с волос на лицо – очки всё ещё закрывают глаза, одежда промокла насквозь, дождь не прекращается, даже кроссовки хлюпают с каждым моим шагом. Мне бы спрятаться и переждать, но я продолжаю идти обратно, не понимая, плачу ли я или уже нет.
Я замёрз, промок до костей, руки прячутся в карманах, но это не помогает. Я чувствую себя таким подавленным и одиноким, червяком, который вылез из-под земли из-за дождя. И мне ничего не хочется.
До дома Тома я добираюсь неожиданно быстро, учитывая свою скорость черепахи, прохожу мимо ворот, удивляясь, что нет ни единого охранника, которые обычно стоят у входа, чтобы не пускать никого. Вообще, не знаю, зачем они тут. Это обычный дом, обычное место, куда никто не захочет приходить, чтобы просто погулять.
Плетусь к двери и осторожно открываю её, заходя в тепло. По коже тут же пробегают мурашки, я вздрагиваю и прикрываю дверь, безразлично стягивая с себя промокшие кроссовки, которые с хлюпом остаются у порога. Не снимая очков, плетусь к лестнице, но останавливаюсь, когда из кухни выползает Том. Он замирает, осматривая меня.
- Господи, Билл, что ты творишь? – он стягивает с шеи полотенце (наверное, он был недавно в душе), и подходит ко мне, накидывая его на мою голову и начиная вытирать. – Глупое создание, ты же заболеть можешь, - бормочет Каулитц. – Что с тобой случилось, я думал, что ты у Густава.
- Ничего, - тихо.
- Ты совсем замёрз, - он забирает мою сумку, которая, наверное, промокла насквозь, и вешает себе на плечо. – Надо было позвонить, я бы приехал за тобой, - он прижимает меня к себе, пока подсушивает мои волосы осторожными движениями – я утыкаюсь носом в его грудь и замираю.
- Охраны нет, - безразлично говорю я.
- Я отпустил их, они вернулись в особняк за городом, - Том берёт меня за руку и тянет к лестнице.
Я поджимаю губы.
- Зачем тебе особняк за городом? – ворчу я.
- Обычно я живу там, просто в данный момент пришлось перебраться поближе.
Мы поднимаемся на второй этаж и оказываемся в моей комнате. Том ведёт меня в сторону ванной.
- Поближе?
Каулитц не отвечает. Отпустив меня, он начинает набирать ванну, а пока вода льётся, снова возвращается ко мне.
- Тебе нужно согреться, - тихо говорит альфа, стягивая цепкими пальцами с меня футболку, затем бросает её в корзину для грязного белья и вздыхает. Снимает очки и осторожно кладёт их на тумбочку.
Парень медлит, потом целует меня в нос.
- Я сделаю тебе чай и ещё что-нибудь. Принесу тебе в комнату, - немного улыбается он.
Я не отвечаю, провожая его взглядом. Том уходит, я какое-то время стою в полном одиночестве, затем лениво раздеваюсь и забираюсь в горячую воду.
Я закрываю глаза и только сейчас понимаю, насколько устал. Под шум воды я постепенно засыпаю, проваливаясь в сон.
Я запутался, я так запутался…
Часть 18
Justin Timberlake – Tunnel Vision
Я просыпаюсь медленно и осторожно, выпутываясь из цепких пальцев приятного сна, и первое, что я чувствую – жуткую усталость и тупую головную боль в висках. Приглушённый стон раздаётся где-то в глубине меня – я приоткрываю глаза и щурюсь. Я лежу в постели в комнате, которую меня предоставил Том, окна плотно занавешены, двери закрыты. Я какое-то время лежу неподвижно, думая, как тут оказался. Последнее, что я помню, - это то, как я забирался в ванну с горячей водой, после того как пришёл от Густава. А потом я, кажется, задремал под шум воды.
Наверное, Том меня принёс сюда.
Я представляю, как он находит меня в ванне спящего, вытаскивает из воды, вытирает пушистым полотенцем, несёт в постель и переодевает, и тут же краснею. Когда я уже перестану позориться? Наверное, никогда…
Я переворачиваюсь на бок и замечаю свой сотовый. Так, что он делает вне сумки? Я его вроде не доставал…
С трудом протягиваю руку и подношу телефон к носу. Интересно, сколько время?.. Я снимаю блокировку и щурюсь. 11:29.
Я прикрываю глаза, думая. 11:29.
Я что проспал весь вечер и всю ночь? Надо же… А думал, что задремал всего на пару часов. Так, надо встать и пойти поесть, а то я со вчерашнего завтрака ничего не ел. И пить хочется чего-нибудь тёпленького, а то в горле першит почему-то.
Я с трудом сажусь, тут же хватаясь за голову: боль пронзает её из-за резкой смены положения. Неужели, я заболел? Нет, это, наверное, из-за погоды. Вчера, вон, какой ливень был…
На меня домашние штаны и майка, но явно не мои, потому что я бы никогда не купил такой размер и фасон. У меня всё только от дизайнеров, даже одежда, в которой я хожу дома. А это значит, что Том Каулитц, зараза ты редкостная, напялил на меня своё барахло. Но думать об этом мне не хочется, спасибо, что хоть голым не уложил спать…
Небрежно кладу сотовый обратно на тумбочку и встаю, направляясь к двери. Интересно, где Том? Наверное, на работе. Хотя я даже не знаю, когда ему на работу ехать надо, может быть, он вообще дома все дела решает, он же, кажется, важная шишка какая-то в компании.
А… Чёрт! Не могу думать, голова раскалывается!
Я иду в сторону лестницы, спускаюсь на первый этаж и слышу, как кто-то копошится на кухне. Значит, Каулитц дома. Не повезло…
Медленно вплываю в кухню – Том стоит спиной ко мне и делает кофе – и сажусь на барный стул, разваливаясь на столе с тихим стоном. Голова без сил падает на столешницу. Парень оборачивается, немного улыбаясь.
- Я уже хотел тебя будить идти, - тянет альфа. Голос у него певучий, наверное, настроение хорошее. В отличие от меня.
Я что-то невнятно бормочу и притягиваю к себе железную салфетницу, прижимая к щеке и облегчённо вздыхая.
- Что с тобой? – тихо смеётся Каулитц, отходя к холодильнику. – Ты долго спал.
Я смотрю на то, как он достаёт два каких-то фрукта и засовывает в соковыжималку, включая её. Жужжание врезается в мой мозг, заставляя его трещать по швам и растекаться в черепушке.
- Голова раскалывается, - стону я, зажмуриваясь. – Прекрати…
Звук тут же стихает – Том подходит ко мне и откидывает волосы с моего лба, прикасаясь тыльной стороной ладони.
- Да у тебя же жар!
Я морщусь от его громкого голоса. Каулитц отбирает у меня салфетницу – я усердно сопротивляюсь, но всё-таки проигрываю и отпускаю её – и отставляет в сторону. Я стукаюсь лбом о стол. Сил совсем нет, удивительно, что я смог спуститься сюда без посторонней помощи, и даже проспав столько времени, я всё равно чувствую себя жутко уставшим. Кости ломит, голова разрывается, в горле першит. Я точно заболел…
Том вздыхает и обходит стол, решительно подхватывая меня на руки.
- Тебе лежать надо, глупый, - тихо говорит альфа, направляясь к двери.
- Я не глупый, - бормочу я, затем кладу голову ему на плечо, прикрывая глаза.
Парень не отвечает, и мне кажется, что я уже снова проваливаюсь в сон, но голос альфы не позволяет мне этого сделать.
- Это всё, потому что ты под дождём гулял, - спокойно ругает меня Том, но в его голосе нет ничего кроме лёгкого беспокойства.
Я опять что-то невнятно бормочу, лишь бы он отстал. Я утыкаюсь носом в его ключицу и цепляюсь пальцами за футболку, с ужасом понимая, что мне нереально хорошо и спокойно у него на руках. И голова немного проходит от этого ровного дыхания – его грудь поднимается и опускается. Это меня притягивает и пугает одновременно, но я решаю, что больному омеге можно простить любую слабость. Даже такую. Даже мне. Чем я хуже других?
Том приносит мне в комнату и пытается уложить в кровать, но я обнимаю его руками и не пускаю. Шумно вздохнув, Каулитц укладывает меня в постель и ложится рядом, прижимая меня к себе. Я чувствую, как его рука гладит мои волосы и спину, словно успокаивая, его дыхание касается моей макушки, пока я жмусь к его груди, а когда я почти засыпаю, Каулитц осторожно выскальзывает из моих объятий. Я недовольно ворчу, приоткрывая веки.
- Я сделаю тебе бульон, - тихо говорит Том, укрывая меня одеялом по самый подбородок и подтыкая под мои бока. - И мне нужно попросить охрану съездить в аптеку за лекарствами. Я скоро вернусь, - обещает он. – Поспи ещё немного…
Его рука гладит меня по лбу, убирая волосы, а потом Том нагибается и целует в щёку, почти тут же выпрямляясь и уходя из комнаты.
Я поджимаю губы. Сначала поцелуй в нос, теперь в щёку, а потом что, в губы что ли? Так и до секса дойти не долго… Надо что-то делать…
Но не сейчас. Сейчас я ужасно больной и противный омега, который ничего не хочет делать и нуждается в присмотре. Вот. И ещё надо попросить, чтобы он оставил мне свою грудь как подушку. Пусть сам уходит, а вот грудь оставит…
С этими мыслями я прикрываю веки и снова проваливаюсь в сон.
Часть 19
Kevin Rudolf – Coffee And Donuts
Я валяюсь в постели ещё несколько дней. Моё состояние только ухудшается, и я чувствую себя просто ужасно: голова раскалывается, насморк, температура. Похоже, я действительно подцепил что-то серьёзное, иначе Том бы не стал вызывать мне доктора на дом и переносить какие-то важные встречи у себя на работе. Было даже как-то совестно, однако я не придавал этому никакого внимания. Подумаешь, работу пришлось подвинуть на второй план, я вообще её лишился и ничего, живу пока. Одно хорошо, что из-за заложенного носа я совсем не ощущаю запаха альфы, что помогает мне на какое-то время забыть об этой проблеме. Подумаю о ней потом, когда смогу нормально соображать, а не притворяться беспомощным овощем и не пользоваться Каулитцем, словно он один из моих работников в студии, которые копошатся вокруг меня с кофе и печеньками.
За эти дни я успеваю смягчиться по отношению к Тому, но всё равно до конца не принимаю тот факт, что он мой истинный альфа. Да, мы поженимся. Да, он меня пометит. Да, возможно, я от него залечу (если вообще смогу, ведь неизвестно как на меня повлияли мои старые таблетки), но я всё равно буду вредным и никогда не приму его как альфу. Как своего альфу. Пусть ещё помучается, а я, может быть, как раз придумаю план, как избавиться от всех проблем.
Каулитц приносит мне еду в постель, Каулитц следит за приёмом лекарств и за моим состоянием, Каулитц постоянно находится где-то поблизости, чтобы выполнить все мои желания, Каулитц повсюду, а я постоянно надоедаю ему с апельсиновым соком и печеньками «орео».
Я только и делаю, что лежу, смотрю телевизор и ем. Ну, иногда хожу в туалет. И сплю. Мне как-то спокойнее становится засыпать, когда рядом альфа, поэтому я даже сам удивляюсь, как это вырубаюсь рядом с ним посредине интересного фильма. Мне это не свойственно. И эта моя милость… Что-то странно всё это, наверное, всё из-за болезни. Точно. По-другому и не объяснишь.
В любом случае вскоре мне становится гораздо лучше, жар спадает, и я могу нормально оценивать ситуацию. Отсюда появляются новые ехидные колкости и замечания в адрес Тома. И как он меня ещё терпит? Не понимаю. Я бы уже давно пинком под зад себя отправил обратно в свою маленькую квартирку. Странный он, этот Каулитц…
А ещё была одна важная деталь, которую я успел упустить из-за того, что был выбит из реальности. Приближалась самая ужасная дата в моей жизни.
16 июля.