— И откуда ты все это знаешь? — раздраженно произносит Сидор. Он давно уже искал тему для новой повести, а когда почти нашел* и загорелся ею, Русин вылил на него этот ушат холодной воды.
— Ты читай побольше,- советует ему Алексей,- будешь тогда и сам все знать. И не очень торопись с новыми темами, чтобы не попасть впросак.
— А вот тебе следовало бы поторопиться,- зло усмехается Омегин.- Варю-то…
Но Алексей не дает ему договорить.
— Ну, вот что, Сидор, если недоумений научного характера у тебя больше нет, то я тебя не задерживаю.
— А ты не шути с этим. Они ребята ловкие. Особенно физик…
— Какой физик?
— Приятель Маврина. Вадим уверяет, будто он специалист по элементарным частицам. Расспрашивал меня все утро, чем тут профессор Кречетов занимается.
— Разве Варя ему этого не рассказала?
— Ну что она может рассказать! — усмехается Омегин.- Она, по-моему, не только не пытается, но и просто не в состоянии понять, чем занимается ее дядя. У этих красоток, сам знаешь, сколько извилин…
Алексею очень хочется сказать, что и у него, Омегина, не так уж их много, но он сдерживает себя и даже решает оставить работу и немедленно пойти вместе с Сидором на пляж.
Варю он замечает в компании Фрегатова, Семенова, Вадима и Корнелия. Корнелий рассказывает им какие-то смешные истории, все дружно смеются.
— Душа общества,- ехидно шепчет Омегин.
А «душа общества» оказывается буквально неистощимым.
— Вы знаете, чем объяснял Эйнштейн свои открытия в области пространства и времени? — спрашивает он Фрегатова. «Нормальный взрослый человек,- говорил гениальный физик,- едва ли станет размышлять о проблемах пространства-времени. Он полагает, что разобрался в этом еще в детстве. Я же развивался интеллектуально так медленно, что, только став взрослым, начал раздумывать о пространстве и времени. Понятно, что я вникал в эти проблемы глубже, чем люди, нормально развившиеся в детстве».
Корнелий прямо-таки из кожи лезет вон, чтобы блеснуть перед фантастами эрудицией, осведомленностью в вопросах физики. Он пересыпает свою речь такими словечками, как «компоненты», «константы» и «параметры», даже в тех случаях, когда разговор идет не о науке. Особенно же старается он произвести впечатление на Русина, уверяя, что прочел все его произведения.
— Вам здорово повезло,- говорил он Алексею,- что вы оказались тут вместе с профессором Кречетовым. Он ведь очень большой ученый и может рассказать вам много интересного. К сожалению, иной возможности узнать о его работе не существует.
Это в каком же смысле? — настораживается Алексей.
— Не публикует он результатов своих исследований в научной печати,- поясняет Корнелий.
— Не торопится, значит…
— А если кто-нибудь за рубежом ведет такие же исследования и опубликует результаты их раньше его? Разве Кречетову не дорог наш приоритет?
Не зная, что ответить на этот вопрос, Алексей замечает неопределенно:
— Профессору Кречетову виднее, чем нам с вами…
27
В письме, которое Корнелий только что получил на почте до востребования, Каин предупреждает, что в Гагру скоро прибудет «дядя Вася»-личный посланец Диббля.
— Что же, мы теперь должны сидеть тут и ждать этого «дядю»? — недовольно ворчит Вадим.- А работать кто за нас будет?
— Трудолюбивым каким стал! — усмехается Корнелий.- Дать бы тебе настоящую работу, а то ты мастак только за Варей волочиться.
— А кто открыл тебе доступ к ее дяде? Без моей работы, какая бы там она ни была, нас и на километр бы к нему не подпустили.
— Ну ладно, ладно, нечего этим кичиться. А вот «дяде Васе» что будем докладывать?
— Ты же щелкнул «микрашкой» то, что было на профессорском столе?
— Не думаю, чтобы было там что-нибудь важное. Он бы так этого не бросил. Я вообще не уверен, что нам удастся спереть или сфотографировать у него что-нибудь ценное, даже если мы будем наведываться к нему каждый день. Из разговоров с ним тоже едва ли что-нибудь выудишь. Понаблюдал я за ним — серьезный мужчина!
— Может быть, тогда вернем Жоре деньги? Скажем, что…
— Ладно, кончай острить!
— А ты чего ноешь?
— Я не ною. Я собираюсь у «дяди Васи» технику просить.
— Технику?
— Ну да, аппаратуру для подслушивания. Присобачим ее где-нибудь в укромном местечке профессорской комнаты, она и запишет нам все его беседы с коллегами, которые будут его навещать. Не могут же они не говорить друг с другом о своих делах. Да и наедине с самим собой профессор может произнести что-нибудь такое, что Дибблю пригодится.
— Ну, это совсем другое дело,- довольно ухмыляется Вадим.- Кустарным способом такого нам, конечно, не раздобыть.
А «дядя Вася», которого они ждали на днях, стучится к ним в окно поздно вечером в тот же день. Он оказывается ничем не примечательным мужчиной средних лет хорошо говорящим по-русски.
— Ну, будем знакомы,- весело говорит он.- Я — «дядя Вася».
— Так и останетесь «дядей Васей»? — простодушно спрашивает Вадим, полагавший, что посланец Диббля назовет им свое настоящее имя.
— Так и останусь,- смеется «дядя Вася».- Ну-с, дорогие племяннички, как тут у вас дела?
Корнелий коротко докладывает, слегка приукрасив свои заслуги. Операция только ведь начинается, а «дядя Вася» сам должен понимать, что все еще впереди.
— Нам бы техники подбросить…
— Ну, это само собой,- понимающе кивает «дядя Вася».- У вас что есть?
— Только «микрашка»,- жалобным голосом произносит Вадим.
— «Микрашка»?-удивляется «дядя Вася».
— Это на жаргоне моего коллеги микрофотоаппарат,- усмехается Корнелий, делая Вадиму знак, чтобы он не лез не в свое дело.
— Получите еще и «Гномика» — это микромагнитофон на полупроводниках. 7
— Вот этого-то нам как раз и не хватало,- одобрительно кивает головой Корнелий.
Ну, а теперь вам еще одно задание: срочно найдите мне квартиру где-нибудь поближе к морю. И встречаться мы будем в дальнейшем не у вас тут, а на этой квартире.
У Корнелия уже был на примете один уединенный домик. Он присмотрел его, правда, на всякий случай, для себя, но ничего — себе он еще найдет что-нибудь поближе к вокзалу.
А когда Корнелий идет с «дядей Васей» к этому домику, посланец Диббля сообщает:
— Имею задание шефа переправить вас по окончании операции в Турцию, а потом и в Штаты, если, конечно, вы не возражаете. Я понял с его слов, что тут с вашими способностями вам тесновато…
— Да, тут не очень развернешься… А мистер Диббль дал указание только насчет меня?
— Да, только. Помощники ваши будут для нас лишь обузой. Подобных мелких сошек у нас и своих полно. Надеюсь, вы меня понимаете? Ну, вот и о’кей, как говорят американцы. Значит, договорились.
Потом, возвращаясь пустынными ночными улицами Старой Гагры к Маврину, Корнелий тщательно взвешивает слова «дяди Васи». И в самом деле ни к чему везти в Америку такого подонка, как Вадим.
О, этот Джордж Диббль прекрасно разбирается в людях! Он не мог не оценить по достоинству его, Корнелия Телушкина. Если он, Корнелий, правильно понимает Америку, то Америке очень нужны такие люди, как он.
Погруженный в честолюбивые мысли, Корнелий незаметно доходит до своей «базы».
— Где ты так долго? — спрашивает его заспанный Вадим.- Я уже думал, не драпанули ли вы с этим «дядей Васей» за границу, оставив меня тут один на один с госбезопасностью…
— Ну что за дурацкие шутки, ей-богу! — злится Корнелий.- За кого ты меня принимаешь? Разве я без тебя драпанул бы? Да и на кой черт нам с тобой эта вонючая заграница? Что нам, плохо разве в родной нашей стране?
— Конечно, не плохо, если бы только милиция не придралась к нашим нетрудовым доходам.
— Ну и там тоже не мед. Пришлось бы ишачить на какого-нибудь босса. А теперь давай спать. Завтра у нас нелегкий день — предстоит завоевать доверие профессора Кречетова или хотя бы произвести на него хорошее впечатление…
28
Алексей Русин не решается зайти к Леониду Александровичу, вернувшемуся из Тбилиси поздно вечером. Но в одиннадцатом часу слышит вдруг осторожный стук в свою дверь.
— Пожалуйста! — громко отзывается Алексей, почти не сомневаясь, что это Омегин или Фрегатов.
Не успевает он дойти до двери, как она распахивается, и Русин видит на пороге профессора Кречетова.
— Вы уже спать, наверное, собрались, а я вот…
— Да что вы, Леонид Александрович! — восклицает Алексей.- Заходите, пожалуйста! Я раньше двенадцати, а то и часа не ложусь.
— Работали, наверное?
— Нет, не работал, к сожалению. Не работается что-то…
— Я зашел к вам узнать, как тут Варя без меня? Надо бы сходить к ней, да я очень устал.
— А что с ней могло случиться? Жива-здорова, как говорится, и даже весела…
— Еще бы — кавалеров вокруг сколько! — смеется Леонид Александрович и спрашивает уже серьезно: — Какого вы мнения о ней?… Я понимаю, вам не очень удобно, но какое-то мнение должно же у вас сложиться, и боюсь, не очень хорошее. Конечно, она девушка приятная, пожалуй, даже красивая, и вообще очень хорошая. Но вот среднюю школу кончила с трудом, а об институте даже не мечтает. Нет к этому интереса. И не потому, что тупица — она по-своему очень толковая. Великолепно разбирается во всех житейских вопросах и с людьми может ладить. Даже с таким тяжелым человеком, как ее отец…
Чувствуется, что Леониду Александровичу нелегко говорить об этом, хотя он и старается не выдавать своего волнения.
— Вы уже познакомились, наверное, с ее Вадимом?- снова спрашивает он, помолчав немного.- Не нравится мне этот недоросль, и не верю я, что он в нее влюблен.
— А Варя любит его?
— Не знаю… Не уверен в этом. Ну, а что вы скажете о его приятеле?
— На меня он произвел впечатление образованного человека.
— Почему, собственно, вы решили, что он образованный?
— Он ведь физик и даже, кажется, кандидат наук…
— Ах, даже еще и кандидат! Учтем это. А мне показалось, что он и не физик вовсе.
— А кто же? Не тайный же агент? — смеется Алексей.
— Все может быть,- невольно вздыхает Кречетов.
— Эксперименты ваши имеют разве отношение к военной технике? — удивляется Алексей.
— Сейчас, дорогой мой, нет такого научного открытия, которому при желании не приписали бы военного значения,- снова вздыхает Кречетов.- В Тбилиси, например, мне сообщили, что за границей начали пописывать о какой-то «геологической» бомбе. И знаете, это не такой уж абсурд. Конечно, все это безграмотно, ибо журналисты слышали что-то, но, не поняв сути дела, истолковали слишком прямолинейно. А теперь болтают о возможности уничтожать если не континенты, то целые государства без термоядерного оружия и пагубных последствий радиации.
— А вы считаете, что это невозможно?
— Я считаю более вероятным разрушение целой планеты. Как-нибудь в другой раз объясню вам это. Во всяком случае, планету разрушить будет легче, чем какое-нибудь конкретное государство… Скорее всего, однако, идея.подобной войны — безответственная болтовня буржуазной прессы.
— Но не могли же они так вдруг ни с того ни с сего?
— Не совсем вдруг, конечно. Что-то, видимо, стало им известно об экспериментах их ученых. Может быть, даже и о наших экспериментах…
29
На следующий день сразу же после завтрака профессор Кречетов снова заходит к Русину.
— А на пляж вы не собираетесь, Алексей Васильевич? Пошли тогда вместе. Там уже вся ваша компания и моя Варя со своими поклонниками.
Профессор в светлой летней пижаме. На голове его пробковый шлем, приобретенный во время одной из заграничных командировок. В руках киноаппарат «Лада».
На пляже первым бросается к ним Корнелий:
— О, наконец-то вы, товарищ профессор! А Варя уже беспокоиться начала. Вот, пожалуйста, сюда, под зонт, а то сегодня солнце уж очень злое.
— А я его не боюсь,- беспечно смеется Кречетов.- Мне ведь и в Африке доводилось бывать.
— В командировке?
— Нет, просто так, туристом.
— Простым туристом? — удивляется Корнелий.- И вас пустили?
— Вы считаете, что я недостаточно благонадежен?
— Да нет, совсем в другом смысле…
— В другом смысле я мало для кого представляю интерес. Область слабых взаимодействий элементарных частиц — а это моя главная специальность — не является пока секретной.
— Ну, не скажите, профессор! Я ведь в этом тоже кое-что смыслю.
— Это и его специальность, Леонид Александрович,- замечает Русин, внимательно прислушивающийся к их разговору.
— Ах, даже так? — удивленно поднимает брови Кречетов.
— Ну, не совсем так,- смущенно улыбается Корнелий.- Просто готовлю диссертацию на эту тему. И вот хотел бы у вас спросить: неужели нейтрино так и не взаимодействует почти ни с каким веществом?
— Не ожидал от вас столь наивного вопроса, товарищ диссертант,- усмехается профессор.- Вы имеете хоть какое-нибудь представление о константе взаимодействия Ферми и эксперименте по упругому рассеянию антинейтрино на протонах?
Кречетов так и сыплет теперь такими выражениями, как: «волновые функции гармонического осциллятора поля», «пространственное описание квантового состояния нейтринного поля», «реперные компоненты лагранжиана» и «истинная тензорная плотность третьего ранга».
Корнелий, конечно, и сам не рад, что завел такой разговор. Вид у него очень жалкий. А Кречетов будто и не замечает его растерянности. Спросив у Корнелия, связано ли спинорное поле с существованием мелкозернистой топологии, и не получив ответа, он переходит к оценке возмущения нейтринного поля в вакуумном состоянии. Потом достает где-то лист бумаги и начинает торопливо писать на нем релятивистское волновое уравнение для нейтрино в искривленном пространстве.
Совершенно ошалевший от всего этого Корнелий кажется Русину лишившимся дара речи, и ему становится даже жалко его. А профессор Кречетов, скомкав листок с формулами, отбрасывает его в сторону и неожиданно смеется:
— Надеюсь, что после этого урока, молодой человек, вы не будете больше выдавать себя за диссертанта по таким серьезным проблемам, как слабые взаимодействия? А ухаживать за Варей можно ведь и без напускной учености. Она хоть и племянница профессора, но терпеть не может ученых разговоров.
Потом он ловко сбрасывает с себя пижаму и, демонстрируя хорошо сохранившуюся фигуру, легкой спортивной походкой идет к морю. Бросившись в воду, он плывет таким отличным кролем, что даже Алексей Русин открывает рот от удивления.
30
Никогда еще не было столь мрачного вечера в штаб-квартире корпорации свободных предпринимателей на окраине Старой Гагры. Глава ее, Корнелий Телушкин, совсем пал духом.
А Вадим еще злорадствует:
— Это тебе не православный батюшка с высшим духовным образованием. Того ты ловко вокруг пальца обвел. А тут зарвался, профессора хотел одурачить. И на кой черт было тебе физиком прикидываться да еще чуть ли не кандидатом наук? Оставался бы скромным инженером системы легкой промышленности, как и было поначалу задумано. Ну, как мы теперь к ним покажемся?
А Корнелий все еще молчит, то ли не обращая внимания на слова Вадима, то ли обдумывая что-то.
— Ты хоть понял что-нибудь из того, что говорил тебе профессор? — не унимается Вадим.- Я ведь думал, что он это и не по-русски вовсе. Но я что — я неуч, а ты-то как же?…
— Что — как же? Я специально готовился к этому разговору. Прочел о нейтрино и слабых взаимодействиях все, что. мог, но в пределах научно-популярной литературы, конечно. А он меня на уровне квантовой механики и нейтринной теории с их умопомрачительным математическим аппаратом…
— А теперь-то мы как же? Может быть, пора и удочки сматывать? Мне, откровенно говоря, чертовски все это надоело. Да и боязно…
— Боязно ему уже! А мне не боязно, и я к ним завтра же явлюсь как ни в чем не бывало.