Линдл продолжал:
— В результате предложенных действий достигался невиданный доселе в Солнечной системе эффект очищения. Земля обретала статус космической исправительной колонии, и у предложенного плана оказалось много преимуществ. Меркурианцы, венерианцы и марсиане желали освободиться от гуманоидов, не лишая их при этом права на жизнь. И теперь природа сама должна была определить, в состоянии ли умственно неполноценные выжить или нет. Разумеется, всему есть своя цена, и ее пришлось заплатить путем материальных потерь и слез, но за шестьсот лет удалось-таки перевезти на Землю всю эту массу людей! Цель была достигнута!
— По сравнению с вами Гитлер — просто бездельник! — не удержался Армстронг.
Все так же не обращая внимания на его реплики, Линдл задумчиво продолжал:
— В течение этого длительного промежутка времени все три планеты полностью избавились от умственно неполноценных, не обращая внимания на физическое совершенство, на возраст и пол, на мольбы и просьбы. Это был тот самый случай, когда с меньшинством обращались сурово, дабы не пострадало большинство. Такой выход гораздо гуманнее, нежели просто умерщвление безнадежно больных, да и совесть остается спокойной.
Таким образом, Землю заселили изгоями черных меркурианцев, смуглых венерианцев и белых марсиан. Плюс желтая раса аборигенов, не подвергавшаяся чистке и, стало быть, имеющая в своих рядах как нормальных, так и ненормальных. Можно спорить, как данная чистка сказалась на желтой расе, являющейся единственной чисто земной. Может быть, с нею сыграли дурную шутку, а может быть, случившееся пошло ей на пользу. Только время могло рассудить. Но вот теперь припомните тот факт, о котором вы упоминали и который я просил вас приберечь к концу беседы. Не случайно именно в Китае появилась первая земная цивилизация, поскольку именно там соблюдался здоровый баланс между нормальными и ненормальными. Все остальные народы, повинуясь решению психотрона, оказывались полностью или частично безумными и остаются таковыми по сей день!
— У любого, оказавшегося в их числе, появлялся достаточно веский повод к самоубийству, — предположил Армстронг. — Даже психу не понравится, если ему сказать, что он неизлечимый сумасшедший.
— Замечено вовремя, но ошибочно, — возразил Линдл. — Как я вам уже поведал, лишь немногие знали истину. Неведение — благо. Во-вторых, множество прошедших веков породили факт колоссального значения, факт, дающий повод к оптимизму и подтверждающий справедливость произведенной чистки, — благоразумие является доминантой развития.
— Вот как?
— Да, благоразумие торжествует, — настаивал Линдл. — С течением времени поколения сменяли поколения, и умственная неполноценность ослабевала и вымирала, пока в один прекрасный день благоразумие не взяло верх. Орды умственно отсталых не пошли по другому пути развития, а остались на тропе далеких предков. Они движутся тем же путем, лишь слегка отстают. Но когда-нибудь догонят! — Он многозначительно посмотрел на слушателя, прежде чем продолжить.
— Но великое несчастье настоящего времени заключается в том, что догоняют они посредством науки — особенно посредством астронавтики. И появляется угроза их вторжения в жилища богов, в то время как сами они еще не приблизились к божественному образу. Они развивают в себе мозг нор-мана, оставаясь еще в стадии гу-мана. Они жаждут получить в этой гонке приз, который пока предназначен не для них. И пока нам удается удерживать землян от космических завоеваний, марсиане, меркурианцы и венерианцы могут не бояться появления старой проблемы.
— Как только не стыдно! — сказал Армстронг.
— А почему должно быть стыдно? — резко спросил Линдл. — Вы сами подумайте. Ведь прежде всего вы считаете себя американцем, а уж затем землянином и только благодаря внушению верите в Санта-Клауса или какого-нибудь Братца Кролика. А на самом деле вы белый, разумный, настоящий марсианин! Так в какую же сторону должна быть направлена ваша лояльность?
— Ну, на этот вопрос мне легко ответить, — огрызнулся Армстронг. — Что для меня сделал Марс, чтобы я был ему обязан?
— Он сделал для вас очень многое! Во-первых, Марс даровал вам жизнь, поскольку без него вас попросту не было бы. Вы живы лишь потому, что ваших предков отправили в ссылку, вместо того чтобы умертвить. Если бы чистка производилась так, как это делается каким-нибудь земным маньяком, вы бы попросту не родились!
— Но…
— И во-вторых, — не замолкал Линдл, — замаскированным вмешательством в земные дела марсиане немало способствовали росту благоразумия на этой планете. И это означает, что вы живете в мире не столь безнадежно безумном, каким он мог бы быть.
— Вмешательством? — Армстронг вопросительно посмотрел на Линдла. — Что вы имеете в виду под вмешательствами? Мне-то показалось, что нас здесь просто бросили и забыли, вы ведь так говорили?
— После совершения чистки о вас не совсем забыли. Для тех, кто был заинтересован в прогрессе несчастных безумцев, визиты сюда не были запрещены. Сюда изредка прибывали широко мыслящие существа и делали, что могли. Супермиссионеры! Многих из них помнят и по сей день. Например, Гуатам Буда с севера Венеры. Его звали Буддой! Их учения в дни славы двигали горами, несмотря на тот факт, что мысли их искажались и не до конца понимались. И по сей день их деятельность является таинством для толпы, а незначительные демонстрации высокоразвитой науки выглядят чудесами. Они спускались на Землю в огненных столбах и отбывали на небеса в пылающих колесницах!
— Вы хотите сказать…
Линдл кивнул:
— Да, я имею в виду всех великих, о которых вы подумали. Кроме, пожалуй, Конфуция, который выражал естественную мудрость уроженца Земли, неочищенную, но разумную. А почти все остальные… — Он ненадолго умолк. — Большинство разумных земных ученых знают, что чудес не существует. Когда Иисус общался с говорящим Мемноном, то эта величественная статуя всего лишь издавала резонирующий звук, потому что Иисус ударял по соответствующей струне. Когда Магомет двигал камень Кааба, он всего лишь его телепортировал.
Но ни демонстрация явлений высокоразвитой науки, ни обучение этике не может вернуть разум безумцу; и разумеется, вокруг всех этих явлений безумцы создавали свои соперничающие культы, что только добавляло вражды, длящейся и по настоящее время. И потому шестнадцать или семнадцать веков назад с этой практикой пришлось покончить, заменив ее более тайными формами работы. И теперь, в нынешней критической ситуации, марсиане, венерианцы и меркурианцы более озабочены защитой себя от космической экспансии землян, нежели помощью им в психологическом и социологическом плане.
— Чрезвычайно интересно, — признал Армстронг. Он откинулся на спинку кресла и вытянул длинные ноги. — Как повествование, оно обладает занимательностью и достоверностью сказки «Машенька и три медведя». — Подтянув ноги, он встал. — Хотя лично я мог бы и усилить эффект. Я добавил бы сюда драматическое восклицание в конце: «Берегитесь! Я — марсианин!»
— Но я действительно являюсь таковым, — горячо ответил Линдл. — Как и вы! По рождению я землянин. Но по ощущениям и лояльности — марсианин. Я не призываю вас немедленно начать смотреть на мир моими глазами, но я по крайней мере посеял соответствующие семена в ваших мыслях, и рано или поздно они дадут всходы. Нравится вам или нет, но вы не сможете больше упрямо настаивать на приверженности земному духу и с пренебрежением относиться к существам более высокоразвитым. Вы, как и прочие разумные, являетесь смотрителем в доме для душевнобольных, и ваш долг — не позволять самым ловким и решительным из них сбежать, перебравшись через стену.
— Мой долг? Кто это сказал?
— Не я. И никто другой. Вы сами в подсознании говорите это, если уже не сказали! Ведь вы же существо разумное и должны вести себя разумно! — Он встал с кресла, оказавшись столь же высоким, как и Армстронг. И обликом он скорее напоминал процветающего адвоката, нежели известного политика. — А теперь вы свободно можете идти, мистер Армстронг.
— А вы очень уверены в себе, не так ли? Покушение на свободу личности является уголовным делом, по которому составляется обвинительный акт, насколько я помню закон. Вы уверены, что я не доставлю вам массу неприятностей, выйдя отсюда?
Подойдя к двери, Линдл распахнул ее:
— Даю вам честное слово, что те же самые слова произнес и я, когда отпускали меня. То же говорили и сотни других. А после соответствующих размышлений возвращались. Мы обладаем силой потому, что нас ищут, к нам тянутся по собственной воле. Вы пока этого не понимаете. Причина же примерно та же, которая собирает перелетных птиц вместе, притягивает друг к другу похожих людей. Можете назвать это психогравитацией. Выходцы из других миров называют это телесимпатией.
— Я бы назвал это стадным инстинктом, — хмуро отозвался Армстронг. — При этом я слон, блуждающий в одиночку!
Линдл усмехнулся:
— Характерной чертой людей разумных является их неспособность не думать. Они получают удовольствие от мыслительного процесса, который и боли при этом не доставляет. Они думают, думают и думают — настойчиво и решительно. И оторвать их от этого занятия невозможно. И наконец они постигают смысл их права на членство в «Норман-клубе». Они так и цепляются друг за друга. Так что до встречи. — Он радушно взмахнул рукой, указывая на выход: — Там вас ждет свобода, мистер Армстронг, свобода вернуться в сумасшедший дом! — Глаза его странно сверкнули. — И посмотрим, как вам понравится дом для душевнобольных теперь!
Армстронг смотрел на него задумчиво и слегка раздраженно. Покусывая нижнюю губу, он сражался со своими эмоциями, толкающими его сказать то, что холодный ум не желал облекать в слова. Наконец он пробормотал:
— Хорошо. Мне надо собраться с силенками. И в следующий раз мы встретимся совсем на другой территории. — Он угрожающе придвинулся к Линдлу: — Берегитесь!
С этими словами он удалился.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мириэм неторопливо печатала на машинке, когда дверь с треском распахнулась, и Армстронг, не задерживаясь, лишь что-то сердито буркнув, проследовал через ее комнату. Подвергнув такому же обращению и дверь в кабинет Хансена, так что задребезжали стекла, он ворвался внутрь, как разъяренный носорог, с грохотом захлопнул за собой дверь, уселся и злобно уставился на угрюмого агента.
— Хороший же из тебя охранник!
Хансен слегка приподнял левую бровь. Сунув руку в ящик стола, он извлек оттуда какую-то бумагу и без слов бросил ее через стол. Армстронг подхватил ее и стал читать.
Там было написано:
Ты мне не понадобишься. Предстоит просто детская забава. Тебе не стоит попусту тратить время. Позвоню, когда понадобишься вновь. Джон Дж. Армстронг.
— И подпись твоя, — многозначительно сказал Хансен. — Я дважды проверил. Я даже Сида отправил для этого в полицию. Он подтвердил, что это твои почерк и подпись.
— Когда и где ты получил эту бумагу?
— Час спустя после того, как ты вошел в ту дыру. Я находился в закусочной через дорогу. Четвертый столик слева, считая от двери, то есть там, где ты мне и велел находиться. Тот отставной генерал, что работает швейцаром при «Норман-клубе», перешел через дорогу, подошел прямо к моему столику, протянул конверт и сказал: «Послание от мистера Армстронга».
— Я ничего об этом не знаю, — процедил Армстронг с нескрываемым отвращением отшвырнув записку.
— Когда я прочитал ее, — продолжал Хансен, — то сравнил подпись с той, которую ношу в бумажнике. Подпись выглядела как настоящая. Поэтому я показал ее Сиду. Он сказал, что она и есть настоящая. Не настолько уж я глуп, чтобы попасться на уловку. Но об уловке не могло быть и речи! Записку писал ты! — Он сокрушенно развел руками. — Мне ничего не оставалось, как собрать вещички и умотать восвояси.
— Тем не менее я ее не писал.
Хансен глубоко вздохнул:
— Значит, времена чудес еще не прошли. — Он убрал послание. — Я думаю, тебе следует отнести ее в твой банк. Там кассир сравнит подписи, и ты сам поверишь в чудеса.
Вновь взяв записку, Армстронг сложил ее и спрятал в карман.
— Я сам все проверю. Если ее действительно писал я, то, значит, под их диктовку, в бессознательном состоянии или не знаю как еше.
— О, так ты был без сознания?
— Я вошел прямо в клуб, меня там приняли как полагается, и я распластался на полу. И все это в течение пяти минут. Я изображал из себя мешок с орехами, пока ты просиживал задницу и слушал пиканье блипера. Его они тоже обнаружили. О блипере знали только ты и я, а я им о нем не рассказывал. — Он наклонился вперед, уперев ладони в колени: — Это сделал ты!
— Разумеется, я! Кто же еще? Я всегда так поступаю! Зачем мне деньги? Я лучше наплюю клиенту в лицо и подумаю, как бы мне побыстрее оказаться банкротом! — гневно воскликнул он. — Ведь если ты мог писать записки во сне, то точно так же мог отвечать и на вопросы.
— Вопросы! — простонал Армстронг. — Я ответил на миллионы вопросов.
— Вот видишь!
— Может быть, я действительно наговорил слишком много. Я не знаю, о чем я рассказывал, что писал или что делал, и даже не знаю, как они смогли меня заставить всем этим заниматься. — Он огляделся: — Где блипер?
— В сейфе. Мириэм отдаст, когда ты пойдешь домой. Эта пищалка продолжала пикать в течение четырех часов после моего возвращения сюда. И каждый раз показывала разное направление. В конце концов показала за реку, в направлении Нью-Джерси, и на этом заткнулась.
— Точно, я и оказался на другой стороне, в Джерси- Сити, когда меня выпустили.
Хансен внимательно оглядел его:
— Ты отсутствовал четыре дня, и, похоже, помимо всего прочего тебя еще и здорово напугали.
— Напугали! — Армстронг мрачно задумался. — Я подозревал, что отомстить им будет нелегко, но все же ради забавы обратился к копам, когда ноги стали мне повиноваться. И мне сообщили именно то, что я и ожидал. Место моего заточения известно копам как клиника для душевнобольных. Содержится она на благотворительные отчисления «Норман-клуба». А о клубах известно только то, что членами их состоят самые влиятельные люди. В свое время к ним в полицию обращались около двадцати невротиков с жалобами на незаконное помещение в клинику. Шестнадцать из них успокоились и больше в полиции не появлялись. Четверо оказались понастырнее, настаивали на своих заявлениях и тратили большие деньги, но дела свои проигрывали. Слишком много известных адвокатов и высокопоставленных свидетелей камня на камне не оставляли от их доказательств. Кроме того, они несли какую-то чушь о болтающихся по улицам марсианах, а любой суд понимает, что если парень верит в марсиан, то свидетель из него ненадежный.
— Марсиане? — поднял брови Хансен.
— Вот именно! — Армстронг одарил его взглядом, исполненным мрачного удовлетворения. — Ты марсианин, и я марсианин. И Мириэм марсианин, вернее, марсианка. Ты вовсе не от мира сего, даже если имя тебе и не А-Ку. И «Норман-клуб» может это подтвердить.
— Чушь! — кратко высказался Хансен. — Как они могут это подтвердить? Если уж можно доказать даже это, то можно доказать все, и тогда мир превращается в сплошной сумасшедший дом.
— Так оно и есть. Мир и есть сумасшедший. Почти все сумасшедшие, кроме меня.
На бесстрастном лице Хансена промелькнуло что-то похожее на тревогу.
— Слушай, что они с тобой сделали? — озабоченно спросил он. — Они что, вскрывали тебе череп и поливали обнаженный мозг пивом?
— Я тебе расскажу. И теперь уже без шуток. Произошло вот что.
И он рассказал Хансену о случившемся. На спокойное изложение ушло около часа. К тому моменту, когда он закончил, на лице агента отражалась смесь самых разных эмоций.
— Вот и все, — подвел итог Армстронг. — Если им верить, то в этом мире существуют настоящие земляне плюс потомки изгоев с Марса, Венеры и Меркурия, и почти никто из них об этом не знает. Большая их часть по-прежнему безумна в той или иной степени, но и об этом они тоже не подозревают.