— Ладно, ладно, доченька, я не буду. Золотая ты моя, себя-то береги, не нервничай!
— И не собираюсь! Все у нас должно быть хорошо! Целую! Завтра утром позвоню.
Она вернулась на кухню. Скотников стоял у окна, глядя во двор. Аня подошла к нему.
Внизу в свете фонаря был виден мужчина. Он стоял возле серебристой «ауди» и махал рукой. Толя махнул в ответ.
— Это он тебе?
— Ну да. Это мой водитель.
— Возле «ауди»? Это твоя, что ли?
— И машина моя, естественно.
— Ну ты даешь! Просто спектакль какой-то.
— Ну почему спектакль? — раздраженно произнес Скотников. — «Ауди» взял в долг. Она не новая, но в хорошем состоянии. Я за нее уже практически расплатился. А водитель?.. Просто этот мужик живет в нашем доме. И вечерами у меня иногда подрабатывает. Предполагалось, что мы с тобой выпьем, вот я его и подрядил. Допрос закончен?
— Извини. Столько в тебе перемен, не сразу привыкнешь. Да и день у меня нынче тяжелый выдался.
Толя прижал ее к груди, погладил каштановые волосы.
— Мы все преодолеем! Главное, доверься мне! Я сделаю все, чтобы решить твои проблемы. Мы с тобой одной крови, да? Помнишь? Ты — Багира, я — Маугли. Хороший был спектакль! Пользовался успехом. Ну, ладно, Лавруша, мне пора. У меня еще звонки сегодня деловые. Спасибо за классный подарок, за приют и ласку. Я побежал.
Он отстранился, и сразу приобрел сосредоточенный, деловой вид. Словно это не охламонистый Скотников стоял перед нею, а его клон. Скотников-штрих, скажем. Образцовый бизнесмен, семьянин и христианин.
— Прощай, дорогая!
— Так ты обо мне поговоришь? — забеспокоилась Аня.
— Поговорю, раз обещал. Пиши резюме. Но не тяни. Я человек занятой, каждый день тратить…
— На подругу юности не можешь, — закончила Аня.
— Ты не обижайся, но действительно…
— Да я не обижаюсь. Мое резюме будет готово завтра.
— Прекрасно! Вот это деловой разговор! Завтра созвонимся!
…Едва Скотников сел в машину, водитель обрушился на него потоком брани.
— Говорил на полчаса, только лекарство сестре отдать, а сам… Нахал ты, Толян. Я уже полтора парюсь. Между прочим, скоро полночь. Это уже другая такса пошла.
— Ладно, Гриня. Не злись! Она у меня женщина одинокая. А тут еще сердце у нее прихватило. Не мог же я ее одну оставить. Пришлось ждать, когда приступ пройдет.
— С тебя сверхурочные.
— Да ладно, договоримся. Гуся тебе спиртику обещала. Вот это и будет за сверхурочные.
Гриша обиженно молчал. Он рассчитывал на деньги. Но этот скряга Толян за лишнюю копейку удавится.
Скотников тоже не поддерживал разговор, думая о своем.
Все-таки удивительно: он искренне был рад видеть Аньку — и совершенно осознанно и обдуманно окучивал ее. Как славно подвернулась мамина операция! Это как раз то, что называется подходящим моментом! И доверие к нему присутствует на все сто! Это второй плюс. И хорошо, что она одна! И как славно он применил «принцип неваляшки» — заинтересовал девушку, а потом как бы и закрыл тему. Анька и задергалась — поговори, мол, обо мне. Как это приятно, оказывается, — облепить человека паутиной и тащить его туда, куда нужно именно тебе, а не ему. Какая упоительная штука — власть над чувствами и волей другого! И как правильно все построено! Делай так, как учат на семинарах, — и все будет путем!
Лишь бы Анька не сорвалась с крючка! Но вроде не должна…
А хороший подарок она ему сделала! Классная трубка! Правда, Третьякова рекомендует всем, кто курит, бросить — это нынче в деловых кругах непопулярно. Но то сигареты, а это трубка! Две большие разницы!
Скотников все прокручивал в голове процесс окучивания Лавровой. Один прокол он все же допустил. Сказал про Нережко — будто тот тоже в бизнесе. А Виктор пока и не звонил. Позвонить, что ли, самому? Как бы просто поболтать… Сегодня уже поздно, а завтра нужно будет позвонить!
Но неожиданно запиликал его собственный телефон. Несмотря на поздний час, звонил Виктор Нережко.
Глава 12
КОММУНАЛКА
Нережко возвращался домой, останавливаясь возле каждой витрины, задерживаясь у каждого киоска. Это он, который всего месяц назад спешил к своей Галочке как юный влюбленный. Грех говорить, но родная дочь сделала его супружескую жизнь невыносимой. И что бы, кажется, не уехать ей после сдачи экзаменов в Ростов, к матери? До начала учебного года. Дать Гале время свыкнуться с ситуацией, с новой реальностью. Так нет! Осталась! Как будто всем назло! Шляется без дела в общагу, сидит в квартире, зыркая злобными глазами. Мешает заниматься Галиному сыну, Павлику, у которого проблемы с алгеброй. Нужно переписывать годовую контрольную. Галя злится от этого еще больше. И он, Виктор, ничего не может сделать. Он чувствует себя виноватым и перед женой, и перед дочерью, и перед Павликом. Живешь, как будто горб на спине носишь, думал он, открывая дверь парадного.
Еще на лестнице он услышал звуки музыки, вернее, оголтелого рева, рвущегося из его квартиры. В комнате, которую делили Павлик и Надя, надрывалась магнитола. Павлик сидел на кухне, за покрытым клеенкой столом, заваленным учебниками.
— Привет! Ты что здесь расположился?
— Здрасте, дядя Витя. А где мне? Надя музыку врубила, попробуй там заниматься… А мне послезавтра контрольную переписывать. Опять завалю, — буркнул он.
Виктор прошел в комнату.
— Надя!
Дочь сидела спиной к двери. Пахло маникюрным лаком.
— Надежда!
Опять никакой реакции. Виктор выдернул шнур из розетки. Дочь обернулась. Глаза ее злобно блестели.
— Что?! Ты чего выключил? Я же слушаю.
Пальцы с ярким лаком торчали в стороны.
— Ты мне пальцы-то не разводи, как бандюган! С тобой отец разговаривает!
— Я и не развожу! Я маникюр делала. Ты что орешь-то на меня?
— Так ты иначе ничего не слышишь! У тебя здесь козел какой-то на всю квартиру мяучит!
— Это не козел, это Лагутенко!
— Мне плевать, кто он! Почему Павлик на кухне занимается? Сейчас Галя придет, что она скажет?
— А мне плевать, что Галя скажет! Ты ее спроси, она мне поесть оставила что-нибудь?
— В смысле?
— В конкретном! Павлику суп в ковшике, на сковородочке кашка гречневая с котлеткой. А мне? Я из училища пришла, в холодильнике пусто, на плите пусто.
— Макароны бы сварила, картошки бы поджарила. Не маленькая!
— Ага! Я уже как-то варила. Она потом неделю зудела, что макарон не напасешься! Она меня голодом уморить хочет!
— Что ты несешь? Как тебе не стыдно?
— А тебе не стыдно, что твою дочь голодом морят? Она за своего сына загрызет кого хочешь, а ты за родную дочь…
Дверь в комнату отворилась. На пороге стояла Галя.
— Галочка? А мы и не слышали, как ты вошла… — заискивающе произнес Виктор.
— Зато я все слышала, — ледяным тоном произнесла Галя. — Почему Павлик сидит на кухне?
— Ему там удобнее, наверное. К еде поближе, — сверля мачеху ненавидящим взглядом, ответила Надя.
— Это кто же тебя голодом морит? В морозилке пельмени лежат.
— Ага, кому-то котлетки домашние, а кому-то пельмени из котят?
— Твоя мать на тебя ни копейки не высылает. Высылала бы, всем бы на котлеты хватало!
— Моя мама меня вырастила одна, без папочки!
— Надя! Ну что ты? Я же всегда алименты… И приезжал, и подарки…
— Подавись ты своими подарками! Вечно все на размер меньше или то, что уже не носит никто. Лишь бы птичку себе поставить, какой я хороший папа!
— Вот! Ты видишь? Ты видишь, как она ее воспитала? Она ведь не только меня, она и тебя ненавидит!
— Галочка! Не нервничай!
— Не нервничай? Да я скоро с ума сойду!
Жена выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Виктор кинулся за ней. Надя уставилась в окно, глотая слезы.
Нережко помогал жене разгружать пакеты.
— Вот, курица — девяносто пять рублей. Сосиски на пятьдесят. Овощи — еще полтинник. Масло, чай, сахар, кофе, печенье. За квартиру заплатила, телефон. Одних счетов междугородных на две сотни. Это она мамочке своей названивает, жалуется. Вот, колготки купила — это все, что я могу себе позволить, — голос ее зазвенел.
— Так купи еще! Купи, Галочка!
— На что? На что купить? Почти вся твоя зарплата ушла, а еще неделя до моей. Мало того, что все на своем горбу принесла… — она принялась чистить картошку. — Вот, жаришь, паришь, стираешь и ни слова благодарности. Правильно мне мать говорила, хочешь горя, выходи за мужика с ребенком. Мачеха всегда плохая будет, что бы ни делала, как бы ни старалась…
— То-то вы, тетя Галя, исстарались вся! — послышался из передней злобный голос Надежды.
— Уйми ее! — взвизгнула Галя.
Виктор кинулся в прихожую.
Надя пыталась надеть куртку и все никак не попадала в рукав.
— Ты куда?
— В общежитие, на день рождения.
— А ужин? Подожди, сейчас ужинать будем.
— Обойдусь. Добрые люди покормят.
Виктор сунул ей в карман сто рублей.
— Когда вернешься?
— Поздно.
— К двенадцати возвращайся, ладно? Я волноваться буду.
— Неужели? — откликнулась с лестницы Надя…
Они лежали в постели. Виктор потянулся к жене, нежно погладил спину, уткнулся лицом в волосы.
— Галя, Галчонок, ну повернись! Ну что ты мучаешь меня! Уже неделю… Я же живой человек.
— Я тоже. Живой человек, а не кухонный комбайн, — проговорила Галя в стену.
— Что мне сделать, чтобы ты оттаяла?
— Сам знаешь.
— Но не могу же я ее из дома выгнать! Не могу! Она моя дочь! Ты же знала, что у меня есть дочь, когда замуж шла?
— Я знала, что эта дочь живет в другом городе. И вот на тебе: привозят незнакомого человека, да и не человека, а волчонка, и сажают на шею. Корми, обстирывай, выслушивай гадости!
— Ей тоже тяжело. Она меня к тебе ревнует. Это возраст…
— А у меня что? Нет возраста? Еще лет пять — и смотреть будет не на что. Я для себя пожить хочу и для своей семьи. А она всех нас съест!
— Опять ты про еду…
— Я про все. Вон, уже полночь — и где она? Ей плевать, что ты волнуешься, что мы не спим. Я не могу так жить, это хуже коммуналки. Там хоть какие-то правила общие существуют. А у нас беспредел полный. Она нарочно Павлику заниматься не дает… — она вдруг горько, как девочка, расплакалась. — Ты должен как-то решить все это…
— Я обещаю, обещаю, — покорно проговорил Нережко.
— Нет, ты мне этих слов не повторяй, я их уже слышала, эти твои обещания. Освободи меня от Нади, слышишь! Сними ей комнату.
— На какие?..
— Мне плевать, на какие!.. Заработай, если ты мужчина! Или мы с Павликом уйдем к моей маме.
— Нет, не надо! Я что-нибудь придумаю! Только не уходи, Галя. Я без тебя жить не смогу, правда.
Галя молчала. Виктор встал, подошел к окну, закурил в открытую форточку.
Действительно, нужно что-то делать! Он, по вечной русской привычке, все же надеялся, что ситуация рассосется как-нибудь сама собой. Галя потихоньку привыкнет к падчерице. Надя оттает, не будет смотреть волчонком на собственного отца и его новую семью. Хотелось, чтобы все жили вместе, в любви и дружбе. Но это, видно, из области фантастики. И если уж выбирать, он выбирает Галю. Без Гали жизнь теряет смысл. Короче, Надю нужно отселить. Она сама поймет, что так лучше. И бывшая жена будет дочери деньги высылать. А то действительно посадила на шею и смоталась. Иначе все это добром не кончится.
Но для этого деньги нужны! Зарабатывать нужно на порядок больше.
Так… С кем-то я про это говорил? Ах да, Толька Скотников! Он же работу предлагал! Что же я сразу, дурак, не согласился? Неделя прошла, а он говорил, что вакансий мало. Нужно позвонить! Прямо с утра! Нет, сейчас!!
Он выбросил окурок, выскочил на кухню, к телефону. Только бы не опоздать!
От возбуждения Виктор забыл, что время перевалило за полночь. Но Скотников тут же отозвался…
Виктор вернулся в комнату и торжественно произнес:
— Галя, я тебе обещаю, что все-все решу! Все будет, как ты хочешь!
— Да? — обернулась Галя, шмыгая носом. — Через сколько лет?
— Через пару месяцев, — брякнул Нережко.
— Честно? — слезы еще блестели на ее ресницах, но слабая улыбка, ясная, как летнее утро, улыбка, которую он так любил, уже освещала ее лицо.
«Все для нее сделаю! Душу дьяволу продам, лишь бы она была счастлива!» — мысленно поклялся Виктор.
Глава 13
МЫШЕЛОВКА
Аня подошла к гостинице Россия. Само место встреч, назначенное Скотниковым, впечатляло. Правда, он должен был ее ждать не у главного входа, а в южном крыле, внизу, у спуска к Москве-реке. Но все же близость к месту проживания депутатского корпуса вселяла уверенность, что неведомая пока Ане организация достаточно респектабельна и в ладу с законом.
Она вошла в бар, расположенный в вестибюле, и увидела Скотникова, сидящего у одного из столиков. Он поднялся ей навстречу, радостно улыбаясь.
— Умница, пришла минута в минуту! Точность — очень важное качество для бизнесмена.
Аня хмыкнула. Все-таки Толя в ее представлении пока еще никак не сочетался с серьезной работой. Сибарит и балагур. Стихоплет и поддавалыцик. Но следовало признать, что внешне Толя изменился. Аккуратен. Костюм все тот же, явно не новый. Но отутюжен. Рубашка белоснежная. Вот й вместо вечно стоптанных кроссовок вполне приличные полуботинки, сияющие черным глянцем. Да, чудны дела твои, Господи.
— Садись, я тебе кофе взял. Как резюме? Написала?
Аня достала из сумочки пластиковый конверт, протянула. Скотников пробежал глазами текст.
— Так… паспортные данные, образование, место работы. Личностная характеристика… Отлично! Вот что. Ты, девушка, посиди, попей кофейку, а я попробую отыскать шефа. Он здесь, в бизнес-центре гостиницы. Ждите ответа. — Он подмигнул и скрылся.
Аня потягивала кофе, курила и разглядывала сидящих вокруг людей. Все они, мужчины и женщины, были одеты в строгие деловые костюмы, многие изучали какие-то бумаги, переговаривались между собой. Словно в гостинице проходил какой-то международный форум.
Скотников вернулся минут через пятнадцать, сияя, словно новенький медный таз.
— Что ж, начальство твою кандидатуру приняло к рассмотрению. Резюме пойдет на компьютерную проверку.
— Зачем?
— Я же тебе рассказывал. Чтобы не просочился какой-нибудь криминал, анкетные данные каждого кандидата проверяет собственная служба безопасности. Меня тоже проверяли.
К их столику подошел импозантный мужчина лет пятидесяти, облаченный в дорогой, шоколадного цвета, костюм. На лацкане пиджака поблескивал серебряный треугольник.
— Господин Скотников? Можно к вам?
— Да, конечно. Аня, познакомься. Это господин Голушко, мой партнер. Госпожа Лаврова, — представил он Анну.
— Очень приятно, — в один голос произнесли оба.
Голушко сел, углубился в свои бумаги.
— Что мне дальше делать? — понизив голос, спросила Аня.
— Я тебе вечером позвоню. Я просил, чтобы твою анкету рассмотрели вне очереди. Учитывая цейтнот, в котором ты находишься. Думаю, к концу недели тебя вызовут на семинар. Постарайся этот день ничем не занимать.
— То есть нужно с работы отпрашиваться?
— Нет, ознакомительные семинары по выходным проводят. Как раз для того, чтобы не нужно было отпрашиваться, чтобы у кандидата не было лишних затруднений. Видишь, все продумано. День должен быть свободен, потому что программа работы будет обширная. Сначала сам семинар, потом обсуждение, затем личная беседа с руководством. Да, чуть не забыл, — небрежно произнес Толя, — проверка анкетных данных — процедура платная. Триста рублей. Нужно сейчас отдать. Я, конечно, мог бы и сам внести за тебя эту сумму, но зная твою щепетильность…
— Зачем — сам? — вспыхнула Аня. — Просто ты меня не…
Импозантный мужчина оторвался от своих бумаг, обменялся с Толей каким-то странным мгновенным взглядом и внимательно, как бы с недоумением посмотрел на Анну.
Она замолчала. О том, что нужно будет вносить деньги, Толя ее не предупредил. Но не устраивать же разбор полетов при незнакомом человеке. Аня судорожно вспоминала, сколько денег в кошельке. Триста должно набраться…