А! Как же! Теперь вспомнила! И, правда, Саша! Александр Васильевич, да?
Саша кивнул. «Ну, бабуся! — с некоторой завистью подумала я. —'Я сама его отчество только сегодня узнала. А она не только знала, но еще и вспомнила через столько лет!» Баба Глаша деловито засеменила на кухню, мы с Сашей за ней. Я вдруг обнаружила, что у меня трясутся ноги, поэтому быстренько села на стул. Глянув на бабу Глашу, я укоризненно покачала головой:
— Ты, честно сказать, нас порядком напугала! Чего это таким лихим способом сюда пробиралась? Позвонила бы.
— Эва, брякнула! Позвонила! Да пока бы я звонила, все ворюги уже бы сгинули. Ищи-свищи!
— Ну да! А ты на них, значит, со скалкой? В рукопашную?
— Да я б их всех, мать их растак! Ночью по чужим квартирам шарить! — Баба Глаша воинственно сверкнула глазами. — Не на ту нарвалися!
Саша уже не дулся, он с интересом следил за нашей поздней гостьей, пряча улыбку в кулак.
— Чайку, баба Глаша? — спросила я, с трудом сдерживая зевоту.
— Да не... Какой чаек? Время-то... А чего вы сами-то поздно приехали? Да ты и не позвонила? Раньше всегда звонила, приеду, мол.
— В спешке все вышло, не успела. Завтра уедем. Баба. Глаша, ты знаешь... ты недельку-другую не заходи, отдохни. А подозрительное чего увидишь, сама не суйся, ни в коем случае. Договорились?
Баба Глаша задумчиво пожевала губами, покачала головой:
— Ты, Алевтина Георгиевна, не мудри. Скажи, как есть. Неча тут тайны разводить: В чем дело-то?
- Все в порядке, не волнуйся. Через пару недель еще заеду, тогда и поговорим.
Проводив бабу Глашу, мы с Сашей переглянулись и засмеялись.
— Ну и бабуся! — Саша улыбался, потом вдруг перестал и добавил: — Вот бы я ее зашиб, а?!
Он даже посерел от подобной мысли. Я поспешила его успокоить:
— Не беспокойтесь, Саша. Это только кажется, что эту старушку легко прибить. Она ловчее другого мужика будет. Она ведь, правда, в партизанском отряде была. Девчонкой совсем молоденькой. У нее вон целая коробка орденов да медалей. И снайпером была. Вот на вашем счету сколько душ? Э-э! То-то! А у бабуси — девятнадцать!
Это известие окончательно доконало несчастного Сашу, и он со вздохом улегся на раскладушку. Бедняга затрещала и застонала, а я подумала:
«Держись, бабуся!»
Дверца канареечной клетки никак не хотела запираться. Я злилась, но неподатливая проволока выскальзывала из рук. Петля задвижки выскальзывала из пазов, словно смазанная маслом. Закусив губу, я отбросила с потного лба
прилипшую челку. Большая красно-оранжевая канарейка, укоризненно глядя на меня сверху вниз черными глазками-бусинками, осуждающе качала головой и вздыхала. «Ну, вот, — подумала я. — Каждая шмакодявка будет еще головой качать!» Я-то прекрасно понимала, что она только и ждет, чтобы я отошла. А она фить — и готово! Ловите меня! Не выйдет! Я выразительно посмотрела канарейке прямо в глаз и сказала:
— Фигушки!
— Да ладно тебе, Алевтина! — примирительно сказала канарейка.
- Я раскрыла рот, потому что никогда не сталкивалась с говорящими канарейками, ладно там попугай или хотя бы ворона. А тут...
—Алевтина! — настаивала канарейка. — Алевтина!
Закрыв руками уши, я затрясла головой, но все равно было слышно:
— Алевтина! Алевтина! Аля!
Я открыла глаза и сразу зажмурилась. Солнечный свет, отраженный от напольных часов с маятником, стоящих в гостиной, ослепил меня в первое мгновение. Я приподняла голову, затем открыла один глаз.
— Ну, ты даешь! — Я наконец разглядела Юльку, стоявшую рядом.
Сама же я почему-то находилась в кресле.
— Ты теперь разогнешься, дорогая? — поинтересовалась подружка и была права.
Эта процедура давалась мне с таким трудом, что Юлька начала надо мной хихикать.
— Ольга Корбут, да и только! Тебе на печке надо лежать, гимнастка несчастная! Чего ты в кресле спать-то улег...уселась?
Вопрос был не в бровь, а в глаз. Постелила же я себе в кабинете на диване? Тут я вспомнила наше ночное приключение и ополчилась на Юльку:
— Кто на печке лежал, это еще надо выяснить! Мы с Сашей всю ночь оборону держали, а некоторые всю ночь прохрюкали. Ни стыда, ни совести!
Юлька несколько озадачилась, сдвинула брови и поинтересовалась:
-Как это, дорогая, оборону? Это ты на что намекаешь? На... комплектацию?
— Вот корова и извращенка! — рассердилась я, барахтаясь в кресле. — В глупой голове и мысли глупые! Сейчас вот встану — получишь в глаз.
Подруга переместилась на пару шагов назад и пропела:
— Ох! Ты встань сначала!
Пока я распрямляла затекшую спину, Юлька вертелась вокруг меня ужом и ныла:
— Ну, Алечка! Ну, в чем дело-то?
Наконец я выпрямилась, с презрением глянула на Юльку, вздохнула и, сжалившись, рассказала ей ночную историю. Услышав про скалку, она принялась хохотать, держась за живот. Глядя на нее, я тоже засмеялась. Успокоившись, она спросила:
— Ну а в кресле-то зачем спать?
— Да, честно сказать, я и сама не пойму, Так переволновалась... Помню, вроде сюда села... Видно, не заметила, как уснула. Вот ночка, не приведи господи!
В дверях раздалось деликатное покашливание. Мы оглянулись и увидели Сашу.
— Я стол накрыл. Времени уже много, надо бы поспешить.
— Да, Саша, идем, — откликнулась Юлька, и мы отправились умываться.
За столом все молчали, настроение было так себе.
—Ну, ребятки, — сказала я, увидев, что они расправились со скромным завтраком. — С богом!
Они суетливо поднялись, пошли в коридор. Я за ними. Саша взял вещи, кивнул мне на прощание. Погрустневшая Юлька повернулась и, пряча глаза, попросила:
— Алюшка, ты поаккуратнее, ладно?
— Ладно! — Я обняла ее и поцеловала. — Все будет в порядке. Как всегда!
Проводив ребят и закрыв дверь, я подошла к окну и, прижавшись лбом к стеклу, наблюдала, как они садятся в Сашину машину. Вскоре белая «девятка» скрылась за углом дома, я несколько минут смотрела, не тронулся ли кто за ними. Но двор был пуст, лишь дворничиха скребла метлой по асфальту. Успокоившись, я присела на диван и стала планировать свой день.
Самое главное, что меня беспокоило, лежало в замшевом мешочке с витыми шнурками. «Выйти, что ли, во двор, закопать?» Не самое умное, конечно. В электрощит? А вдруг кто сунется по надобности? Нет, все это не подходит... Я с раздражением оглядывалась вокруг. Время уходит, необходимо придумать что-либо, причем что-то умное. Неожиданно в голову пришла оригинальная мысль.
«Ого-го! — я мысленно рассмеялась. — Не зря мы были пионерами!»
* * *
Аэропорт привычно оглушил шумом взлетающих самолетов и сотнями возбужденных голосов. Очутившись в большой толпе, я чувствовала себя уверенно. В запасе еще было немного времени. Побродила по залу, стараясь определить, не интересуется ли мной кто-нибудь. Таковых вроде не нашлось. Купила в книжном ларьке пару детективов и отправилась на таможенный контроль.
Пройдя в салон самолета, вспомнила, что должна здесь встретиться с месье Антуаном Дюпре. Его место должно быть рядом с моим. Сердце екнуло — неужели вон тот широкоплечий блондин? Так пристально меня разглядывает, с интересом... Что за веники зеленые, у него не тот ряд... А мой-то где? Так, вот... А место... Я повернулась к своему законному месту и едва не вскрикнула. Место у иллюминатора занимала дородная мадам в возрасте, а рядом... Восторженно глядя на меня, растянув в улыбке губы до ушей, сидел маленький худенький мужчинка с черными глазками-угольками. Ростом, я думаю, он был чуть больше Юльки. Теперь-то я поняла, что имела в виду Ленка, небрежно бросив: «Он не в ее вкусе». Да уж, разговор о вкусах здесь и не шел.
— Здравствуйте! — машинально брякнула я, присаживаясь.
— Зтраствуйте, зтраствуйте! Ви — мадам Алья? Я поньял, как только вас увител! Мадам Ёлейа была права, вы ошень красиви!
Это мне польстило, но ненамного облегчило страдания. -Француз меж тем говорил без умолку. Порой я не понимала, что он говорит, но согласно кивала головой, изображая, что прислушиваюсь. Минут через сорок я трогательно прижала руки к груди, объясняя, что мне необходимо отлучиться. Зайдя в туалет, я прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. От месье Антуана Дюпре у меня начала звенеть голова. Как быть? Подойти к креслу, броситься плашмя и начать храпеть? Чертовы иностранцы, вечно у них все не как у людей. Выйдя тихонько из туалета, я, пробираясь к своему креслу, бросила тоскливый взгляд на блондина. Дойдя до места, увидела, что мой француз оживленно разговаривает с соседкой. Мадам ничем не уступала ему в жестикуляции, энергично трясла головой и все время повторяла:
-О-ля-ля!
Она тоже оказалась француженкой. «Конечно, — подумала я. — У нашей российской бабульки после пяти минут такого разговора голова бы уже оторвалась». Стараясь слиться с окружающей средой, я попыталась незаметно сесть в кресло, опустить его и притвориться спящей. Мне это почти удалось. Когда я блаженно вытянула ноги и, вздохнув, закрыла глаза, мой сосед развернулся ко мне и заорал:
— О! Мадам Алья, вы уше пришла! Извинить меня, я говориль с... э-э... мадам Шаклин.
Я слабо кивнула головой, показывая, что я все слышу и понимаю, говорите, мол, не стесняйтесь, не обращайте на меня никакого внимания. Но месье все понял по-своему, по-французски. Он встревоженно подскочил в кресле, склонился надо мной и принялся причитать:
— О! Мадам Алья, вы плохо чуствовать? Что с вами?
Мадам Алья! Мадам Алья!
Теперь-то я хорошо понимала, что сегодня ночью мне снилась вовсе не канарейка. Это был месье Антуан, чтоб он провалился! Тут к нему присоединилась наша соседка, принявшись голосить что-то по-французски. «Ненавижу Францию!» — злобно подумала я, открыла глаза, приподнялась немного и прошипела:
— Нет! Это лучший день в моей жизни!
Нехорошо, конечно, так разговаривать с иностранцами, но делать было нечего. Месье задумался, пытаясь переварить информацию, а к нам подошла стюардесса. Поинтересовавшись, нет ли у нас каких проблем, она услышала решительное «нет!», после чего тихо и незаметно удалилась. Тем временем месье Дюпре, оценив сказанное мною, вздохнул и умолк. Видимо, в знак протеста. Француженка тоже повертела-повертела головой, да и задремала. Я бы тоже с удовольствием уснула, но сон, как нарочно, не шел. И лететь-то всего ничего. Я решила не мучиться напрасно, но голову поднять боялась, чтобы не привлекать внимание болтливого соседа. Повернувшись на бок, я вдруг встретилась глазами с красавцем-блондином. Скромно прикрыв глаза ресницами, подумала: «А вдруг мы случайно встретимся с ним на пляже?» Зажмурившись покрепче, я попыталась представить блондина в плавках. Но увидела почему-то алкоголика Сергеича... От неожиданности я икнула и открыла глаза. На меня по-прежнему любовался сногсшибательный незнакомец, но за спиной вдруг заклокотал фонтан волшебной французской речи. Месье Дюпре настойчиво хотел узнать, все ли у меня в порядке. Со вздохом повернувшись и скорбно поджав губы, я несколько мгновений разглядывала иностранца, потом вежливо кивнула и ответила, что все просто прекрасно. Он, к моему удивлению, молча кивнул и больше ничего не спрашивал. Я приободрилась. Может, он не всегда такой трепач? Тогда уж как-нибудь проживем.
Вскоре мы в паре с месье Антуаном вылавливали свои чемоданы с ленты транспортера, после чего отправились искать встречающего нас грека-гида. Побродив немного, я увидела невысокого белозубого человека, стоявшего с плакатом. Подойдя поближе, я смогла прочитать «Месье Антуан Дюпре...», дальше что-то непонятное. Окликнув месье Антуана, я показала ему пальцем на плакат. Он подошел, глянул и очень оживился, принявшись трясти человека за руку и что-то объяснять. Через несколько минут мы уже загрузились в машину и покатили. На улице было очень жарко, поэтому я открыла окно. Ветер принялся трепать мои волосы, а наш гид сказал что-то, явно обращаясь ко мне. А поскольку с французским у меня гораздо хуже, чем с русским, я вопросительно посмотрела на месье Антуана.
— Он волновался, что мадам продует на сквосняк, — с улыбкой пояснил мне мой переводчик.
Антуан повернулся к греку и сказал, должно быть, что-то забавное, потому что грек удивленно поднял брови и вдруг спросил: — Так вы не француженка?
От удивления я ойкнула и задала глупейший вопрос:
— Нет... А вы?
— Нет, — рассмеялся грек или бог его знает кто. — Я из Киева. Давно переехал. Пятнадцать лет назад. Меня Мишей зовут.
— Понятно, — сказала я и умолкла.
Но минуты через три меня посетила одна мысль. Я повернулась к месье Дюпре:
— А что было написано на плакате?
— Что? Месье Антуан Дюпре с супрукой...
— С чем, чем? — решив, что ослышалась, переспросила я.
— С супругой! —весело пояснил Миша. Человеком он явно был веселым. — А что?
Я промолчала «что», потому что лишилась дара речи. Это у нас номер, что ли, один на двоих будет?
— Тело в том... Мадам Алья не мой супрука, — вежливо пояснил месье. — Мы вам сообщали...
— Да? — удивился Миша. — Честно говоря, я про это не знал. Ну, не волнуйтесь, приедем — разберемся.
— Надеюсь, — чуть слышно выдохнула я.
Подъехав к отелю, я окончательно уверилась, что попала в рай. Все вокруг сверкало чистотой, пышная растительность, фонтанчики и два бассейна, обилие ресторанов на квадратный метр, словом, в количестве столь уважаемых соотечественниками звезд можно было не сомневаться. Гид Миша любезно попросил нас пару минут полюбоваться морским видом, Шофер аккуратно вынес багаж и, получив от месье Антуана чаевые, с достоинством отъехал.
— Месье Антуан... — начала я, поворачиваясь к своему спутнику.
Он перебил меня нетерпеливым взмахом руки:
—Но, но! Мадам Алья, я очень просиль... не говорить месье... Антуан, хорошо?
Я, в общем поняв его, ответила:
— Хорошо, хорошо! Только и вы, Антуан, не называйте меня мадам!
Француз радостно затряс головой:
— Как Антуан по-руски? .......
- По-русски? — я засмеялась. — Да как ни крути, опять Антон получается.
— Что крути?
Я подумала, что дня через два самолично утоплю его в море. Здесь я вовсе не для того, чтобы ломать голову над тем, что сказать, чтобы всей набережной было понятно.
— Антон!— прокричала я на ухо французу, словно слабослышащему. — А я не Алья, а Аля!
— Аль-я-я! — старательно вытягивал Антон-Антуан. — Аль-я!
Послушав немного, я махнула рукой:
— Ладно, буду азиаткой! Алья так Алья.
К нам подошел Миша:
— Все в порядке! Если вас устроят номера на одном этаже...
— Устроят, устроят! — уверила я, радуясь, что проблема так быстро разрешилась.
К нам подбежал бой и, похватав чемоданы, бросился вперед, словно за ним гнались.
— А это — ключ от номера! Ваш! Этот — ваш! — Миша провожал нас до двери, по дороге оживленно болтая. — Сейчас народу не так много. А русских здесь нет. Почти совсем нет. Почему-то сюда не едут, очень редко. Публика здесь очень спокойная. Богатая... Всегда тихо. Если вам что-нибудь будет нужно, вот моя визитка, пейджер... Прошу. Спасибо! — добавил он, в свою очередь, получив чаевые от Антона-Антуана, и, попрощавшись, удалился.
Войдя в свой номер, я бросила чемодан на пол, сумку закинула на тумбочку и плюхнулась на широченную кровать. Глядя в потолок, я представила себе своих девчонок. Как они там?
Раздался стук в дверь. Я приняла сидячее положение и крикнула:
— Войдите!
Не надо долго гадать, кого я увидела.
— М... Алья! Можно погулять, смотреть вокруг?'До ужин?
Я, не сдержавшись, простонала.
— Антон! — в лоб объяснила я. —Я очень устала. У меня было много работы, я плохо спала... Я отдохну пару часов, а потом все осмотрим, хорошо?
Антон понимающе тряс головой и сочувственно цокал языком. Если бы он не был иностранцем, я точно решила бы, что он надо мной издевается.
— Да-да! — согласился он. — Через два час я зайду?
— Через три, Антон, ладно?
— Ужин?
— Да, поужинаем, а потом погуляем!
Он согласно кивнул головой и вышел, закрыв дверь.
Разбудил меня настойчивый телефонный звонок. Сняв трубку, я не сразу поняла, в чем дело. Месье Антон обходными путями объяснял мне, что уже очень много времени, и если мы хотим поесть, то лучше сделать это как можно скорее. Я взглянула на часы и вскрикнула:
— Конечно, Антон! Через пять минут в коридоре!
Бросив трубку, я столкнулась с большой проблемой: в
чем здесь ужинают? Пораскинув мозгами, поняла, что вечерних туалетов у меня с собой нет. Как быть? Отель явно высший класс... Значит, придумаем по-нашему, по-русски. Я принялась торопливо рыться в чемодане. Вытащила черное облегающее платье, затем замысловатые украшения, сделанные в свое время для меня тетей Юлей. Она сделала серьги и кулон из суровых ниток, перьев черной курицы и мелких деталей сломанного будильника, но непосвященный никогда бы не догадался о происхождении исходного материала украшения. Лодочки на шпильке и блеск в глазах...