— Юлька! — взвыла я, пытаясь вцепиться зубами в чужую руку.
Кто-то схватил меня сзади за волосы, рванул, я влетела в огромную машину с тонированными стеклами, ударившись со всего размаху спиной обо что-то твердое. В следующее мгновение меня опрокинули на спину, я попробовала подняться, но чьи-то сильные руки быстро прижали к моему лицу мягкую, невыносимо пахнущую тряпку. Я отчаянно пыталась вырваться, стараясь не дышать, но перед глазами все поплыло, дыхание сбилось, в бессилии вскрикнув, я провалилась в темноту.
* * *
Кап, кап... Боже мой, что это такое?.. Какая скотина не закрыла кран? Как голова болит, господи, да выключите же наконец эту чертову воду!
Я шевельнулась, но сразу же об этом пожалела.
— О-о! — попробовала я застонать. — Не иначе меня переехала машина...
Пить как хочется... Последний раз я себя так плохо чувствовала... Да никогда! Что это со мной... И где я?
Поняв, что глаза все же придется открыть, я опять застонала. Ну, раз, два, три... нет, лучше еще немного полежать... И на чем таком неудобном я лежу? Осторожно вытянув перед собой затекшие руки, я пошевелила пальцами. Потом опустила руки вниз и пощупала свое ложе. Ну и ну! Может, я йог, только об этом забыла? Я осторожно приоткрыла один глаз и сразу зажмурилась: прямо над моей головой ярко
светила электрическая лампочка. Электроэнергию здесь явно не экономили. Закрыв глаза рукой, я осторожно села, испытывая во всем теле страшное нытье и ломоту.
«Господи, — подумала я, убрав руки и испуганно оглядываясь по сторонам, — это еще что?»
В голове снова начался колокольный перезвон. Я осторожно выдохнула. Увиденное казалось мне какой-то глупой шуткой.
«Этого не может быть...» — начала я, но спохватилась, — пожалуй, это я уже говорила.
Находясь в подобной ситуации, самое разумное было бы немножко поскрипеть мозгами, но мозги мои от этого занятия упорно отказывались, и чувствовала я сейчас себя довольно странно: в голове не было ни единой мысли. Я просто пялилась на стенку, в которой, надо признаться, не было абсолютно ничего примечательного. Выкрашена в этакий веселенький серый цвет, как и остальные три, так что говорить о творческом подходе к дизайну загадочной комнаты не приходилось. Посидев так некоторое время, я сумела разглядеть в стенах две двери, тоже серенькие и неприметные. Придя к выводу, что сюда я попала непременно через одну из этих дверей, стала размышлять, не покинуть ли тем же путем это неприглядное место, лишенное не только элементарных окон, но и практически не имеющее мебели. Лежанка-йога, облезлая тумбочка и табуретка в зачет не шли.
Я встала, что, кстати, вышло у меня довольно ловко, и двинулась к ближайшей двери. С ходьбой было немного хуже, но, остановившись всего пару раз, я преодолела метра три бетонного пола и потянула на себя ручку. Д верь открылась легко, я нетерпеливо сунула нос в образовавшуюся щель и немного расстроилась. За дверью я обнаружила нечто, похожее на ванную комнату, но самой ванны тут не было. Присутствовали вделанный в стену ржавый душ, из которого с завидным упорством падали звонкие капли, унитаз, раковина и малюсенькое зеркало над ней. Оно было тщательно вмазано в стену, словно хозяева опасались, что гости могут ненароком прихватить его с собой.
Подошла ближе, ухватилась за край раковины, чтобы не слишком шататься, и взглянула на себя.
— Мама! — вскрикнула я, отпрянув.
Вышло испуганно, хотя пугать себя я вовсе не собиралась. Из зеркала на меня глядела... глядело... В общем, не столь важно кто. Ясно было лишь, что обладатель этих
отекших красных глаз, обрамленных живописной синевой, пережил несколько очень неприятных и тяжелых минут. И то, что это была именно я, огорчало до невозможности.
Выйдя из ванной, снова села на незатейливое ложе. Не потому, что сильно устала, просто у меня почему-то совершенно пропало желание открывать вторую дверь. Определенно ничего хорошего меня там не ожидало, да она наверняка и не откроется. Неожиданно сквозь колокольный перезвон в голове я уловила какой-то посторонний шум. Не успев осознать, что же это может быть, я растянулась на лежанке лицом к стенке и затихла. У неисследованной двери послышался топот, в замке повернулся ключ, и дверь распахнулась.
— Ну да, так ты и ушел! — услышала я продолжение какого-то разговора, причем по развязной интонации и манере говорить было понятно, что излишним воспитанием говорящий не обременен. — Какого хрена ты мне свистишь?
Он жизнерадостно гыкнул, о чем идет речь, узнать возможности не было, зато стало понятно, что визитеров как минимум двое.
— Ну, глянь, блин, перевернулась! — захрипел кто-то за моей спиной, и я догадалась, что речь идет обо мне. — А ты «доктора, доктора»! Бабы, они ж живучие, е-мое! Я те говорил! Но эта дрыхнуть здорова, два дня как...
— Эй, ты! — перебил специалиста по женщинам первый.— Очухалась, нет?!
Это уже относилось непосредственно ко мне, но я не шелохнулась, не испытывая ни малейшего желания общаться с молодыми людьми. Почувствовала несильный толчок в спину, затем еще один.
— Не дергается, — вроде бы огорчился хрипатый, — может, ее на пол стащить?
«Вот паразит! — возмутилась я про себя. — Разве так можно обращаться с дамой?»
— Стащат тебе за яйца! — неожиданно отреагировал первый. — Забыл, че тебе сказали?
Я воодушевилась, обрадовавшись подобному повороту беседы, начиная испытывать симпатию к этому парню, а также к тем, кто явно замолвил словечко в мою пользу. Хрипатый огорченно завздыхал, видно, переживая по поводу подобной несправедливости, и проронил:
— Ну и сколько мы, блин, вокруг ней вертеться будем? Если она остынет, думаешь, это больше понравится?
Остывать я не собиралась, но вот чувство голода начала испытывать совершенно некстати, да к тому же довольно сильно. «Вот незадача!» — огорчилась я и чуть слышно вздохнула.
— О, глянь, проснулась! — обрадовался первый и принялся трясти меня за плечо. — Хорош валяться, вставай давай!
Я глухо застонала, не открывая глаз, и замерла.
— Чей-то она? — испуганно спросил хрипатый. — Может, позвать кого?
— Кого ты звать собрался, урод? Тебе сказали, за ней смотреть, вот и смотри!
— А че мне на нее смотреть-то? Баб я, что ль, не видел? Ты у нее это, пульс пощупай!
— Себе пощупай! — зло огрызнулся напарник. — Доктор хренов!
Но за руку меня взял и даже попробовал найти пульс. Я бы ему с удовольствием помогла, для меня это раз плюнуть, но не сейчас. Однако медицинское обследование затягивалось, не собрались ли мои сиделки лечить меня голоданием? В то же время страшно не хотелось живого общения. Кто знает, что они собираются мне сказать, когда я очнусь? Ясно, что ничего хорошего. Из всей этой истории с самого начала не могло выйти ничего путного. Размышляя, что же для меня сейчас наиболее благоприятно: ожить или лежать в беспамятстве, я поняла, что, сколько ни пролежи, последствия вряд ли изменишь.
«Летать так летать!» — ободрила я себя, крякнула от боли, развернулась и села. По характерному звуку я определила, что склонившиеся надо мной резво шарахнулись в стороны, хотя вроде ничего экстравагантного я не сделала. Проморгавшись как следует, я разглядела двоих совершенно обычных с виду ребят. Одного из них, если бы меня спросили, я бы назвала дохлым: майка без рукавов висела на нем как на вешалке, зато голову украшала потрепанная черная бандана с красным черепом. Второй был поменьше ростом, но потолще, круглые щечки окрашены здоровым румянцем. Его мамаша явно беспокоилась о сыночке. Оба они замерли, уставясь на меня и открыв рот. Это мне не очень понравилось, в подобных ситуациях сразу начинаю подозревать, что чем-то испачкала лицо или стала всемирно известной знаменитостью, которой об этом забыли сообщить.
— Чей-то с ней, блин? — изрек толстый, и я таким образом вычислила хрипатого.
— А хрен разберет! — логично предположил дохлый и пожал плечами.
Я аккуратно, чтобы их не нервировать, кашлянула в кулак и просипела:
— Вообще-то я умею разговаривать.
— Ага, блин! — последовало в ответ.
Так мы и разглядывали друг друга некоторое время. Я покашляла еще немного и попросила:
— Извините, пожалуйста, не могли бы вы принести мне воды?
Полностью озвучить свою просьбу мне, к сожалению, не удалось в силу некоторых особенностей моего горла: в самые нужные моменты оно вело себя по-свински. Поэтому еще некоторое время мы потратили впустую, но вот дохлый созрел и хмыкнул:
— Ну и рожа! Ни хрена себе!
После этого он небрежно бросил толстому, которого я про себя уже окрестила Блином:
— Пригляди за ней! — развернулся и вышел из комнаты.
По звуку шагов было похоже, что он поднимается вверх по лестнице. Вероятно, я находилась где-то в подвале. Приглядывать за мной Блину уже явно надоело, он демонстративно сунул руки в карманы и, привалившись к стенке, принялся свистеть и разглядывать электрическую лампочку.
— Денег не будет! — выдала вдруг я и сама удивилась.
Блин удивился еще больше, свистеть перестал и переспросил:
— Чего?
— Примета плохая, — принялась я торопливо объяснять, видя, что парень настроен довольно благодушно. — Когда в доме свистят, деньги на ветер высвистывают!
Он вдруг засмеялся, шлепнув себя по пухлым ляжкам, и даже закрутил головой от удовольствия:
— Да из этого дома, хоть усвистись, всех денег не высвистишь! Дыхалки не хватит!
Намек на несметное богатство относился явно не к комнате, в которой мы сейчас находились. Видно, он имел в виду помещения, скрытые от моих глаз. Не могло не paсcrpoить такое жмотство со стороны богатых хозяев, во-первых, а во-вторых, это явно указывало на небольшую ценность моей персоны в этих местах.
— А где это мы? — Я робко улыбнулась Блину, решив внушить ему некоторую общность наших интересов.
Но он просто пропустил это мимо ушей, задав мне встречный вопрос:
— Че у тебя с мордой-то?
Излишне говорить, что я здорово на него обиделась. Это просто черт знает что такое! Но момент и место для амбиций были явно неподходящие, поэтому я молча дернула плечом и отвернулась.
В это время дверь снова открылась, появился наконец Дохлый со стаканом воды в руке, а следом за ним неторопливо и неслышно возник невысокий мужчина средних лет. Он разительно отличался от моих новых знакомцев. Аккуратно отутюженные брюки, чистая рубашка благородного серого цвета в тон элегантному вязаному джемперу. Но совершенно сногсшибательно выглядел его темно-синий шелковый шейный платок. Не отрывая от него глаз, я сделала большой глоток воды. Глубоко уважаю мужчин, умеющих носить шелковые шейные платки. Но в моей жизни это был всего лишь третий случай.
Мужчина тем временем молча и внимательно меня разглядывал. Я выпила всю воду, поискала глазами, куда бы поставить стакан, но, чтобы достать до тумбочки, нужно было встать, поэтому я поставила стакан на пол, чуть вздохнула и осторожно легла, свернувшись калачиком.
— Идиоты! — рявкнул вдруг во всю глотку мистер Шейный Платок. Я подскочила, ребята шарахнулись в стороны. — Вам козла и то нельзя доверить! Почему до сих пор молчали?! Закопаю обоих! Недоноски!
Я к тому времени почти размазалась по серой стенке, испуганно хлопая глазами и тряся нижней челюстью. Хотя я уже начала соображать, что к чему, но выставлять свою сообразительность напоказ посчитала излишним, поэтому, зарывшись лицом в подстилку, завыла, всхлипывая и дрожа всем телом.
— Алевтина Георгиевна, успокойтесь! — Шейный Платок сел на краешек лежанки и попробовал погладить меня по плечу.
Я, конечно, расстаралась, как следует причитая и охая, жалась к стене и трясла головой.
— Врача, быстро! Петровича сюда! Чтоб через минуту... Убью... Бегом!.. — Выдав все это скороговоркой совершенно деморализованным мальчикам, Шейный Платок прибавил еще пару фраз, передавать которые я вам не буду, но без которых те явно не могли сдвинуться с места.
Он снова развернулся ко мне и принялся успокаивать, но прикасаться уже боялся. Стараясь не заглушать его голос своим ревом, я внимательно прислушивалась, силясь понять, что же происходит и что меня ждет в дальнейшем. Но выражался он как-то туманно, ничего определенного не говорил, ясно было лишь, что все будет в порядке, что я очень умная женщина и все понимаю. Чем-то он напомнил моего партнера Семена Абрамовича: полчаса его рассуждений легко можно было бы сформулировать одной фразой, но при этом такой, из которой все равно ничего не поймешь.
Над партнером я иногда посмеивалась, но поскольку сейчас обстановка к хихиканью совершенно не располагала, то и вела я себя соответственно. Завывала, правда, все тише и тише: долго голосить с такой головной болью — не сахар. Наконец за дверью послышался грохот, словно кто-то скатился по лестнице на заду, последовали соответствующие выражения, дверь распахнулась, и в комнату ввалились Дохлый и Блин. Они вытянулись возле двери, пропуская вперед полного немолодого человечка с чемоданчиком в руке. Я была готова поклясться, что это и есть доктор Петрович. Обреченно завздыхав, я потерла хорошенько глаза, потупилась и затихла окончательно. Доктор бодро подошел, вежливо сказал: «Здравствуйте!» — и схватил меня за запястье. Шейный Платок сделал нетерпеливый жест в сторону замерших парней, и те с видимой неохотой, но тем не менее быстро удалились. Видно, они рассчитывали лицезреть процедуру «Дышите, не дышите!».
— М-да! — сказал Петрович и поджал губы на манер жареной куриной попки. — Интересно!
Мне это тоже было интересно, но я молчала, а вот Шейный Платок очень озабоченно спросил:
— Что такое?
— Вот и говорите после этого, что женщины любопытнее, чем мужчины.
— Что у нее с лицом, Юрий Данилыч? — ответил вопросом Петрович и посмотрел на того сурово.
Всеобщее переживание о моем лице в конце концов озаботило и меня. Оно у меня одно и раньше вполне устраивало, никаких изменений в него я вносить не собиралась, Xoтя, если все лицо выглядит подобно глазам, которые удалось разглядеть в зеркальце, тогда удивляться особенно нечему.
— Хм! — сказал Юрий Данилыч, недоуменно выпятив нижнюю губу. — Может, в машине перестарались... Брыкалась,
сказали, шибко. Пришлось ребятам тряпочку накинуть.
— Это же явный ожог. Плюс аллергический отек. Тряпочку-то чем смочили, а? Впятером одну телку не могли успокоить?
Последняя фраза прилично одетого доктора меня потрясла, а Юрий Данилыч скромно потупился:
— Да нет, втроем... она ж не одна была...
Когда смысл его ответа до меня дошел, я едва не вскрикнула. А как же Юлька с Антуаном? Тут я вспомнила выскочившего из-за машины парня. То, что он приложил со всего маха Юльку, я видела, а что дальше? Я непроизвольно замычала от волнения, мужчины прекратили обсуждение моих повреждений и с удивлением уставились на меня.
— У вас есть вопросы? — скорчил удивленную мину Юрий Данилович, глядя на меня так, словно в первый раз увидел.
«Ах, ты, сволочь!» — разозлилась я, скрипнула зубами и выдохнула:
— Да у меня вопросов больше, чем у тебя волос на плешивой голове!
Ради справедливости надо отметить, что волос у него было вполне достаточно, но сейчас это к делу не относилось. Петрович челюсть отвалил, Данилыч, наоборот, захлопнул.
— Э-э! — выдавил последний и умолк.
Мы несколько секунд сверлили друг друга взглядами, затем доктор Петрович поднялся, несколько суетливо упаковал свой чемодан и, обращаясь к Юрию Даниловичу, сказал:
— Не считая синяков и царапин, ничего страшного. Это от аллергии. — Он положил на тумбочку упаковку таблеток. — Мазь от ожога позже пришлю. И у нее повышено давление, неплохо бы на воздух... Впрочем, все...
Он развернулся, не глянув на меня, и вышел. Юрий Данилыч почесал задумчиво подбородок, рассматривая меня вроде как с сожалением, и вздохнул.
Его явно что-то печалило, и выглядел он так, словно раздумывал, сказать ли мне что-то или не стоит. Решив все же, что не стоит, встал, прошелся пару раз туда-сюда и удалился, хлопнув дверью. Я уселась на лежанке, поджав под себя ноги, и принялась думать. То, что доктор пообещал мазь от ожогa, наводило на мысль, что в ближайшие дни голову мне