— Книжки читаю.
Меркулов донжуански усмехнулся.
— Да-а, Санек, потерял ты былую хватку, потерял. А помнится, таким орлом раньше был, в былые-то времена.
«Опять былые времена, — с неудовольствием подумал Турецкий. — И чего это в последние дни все вокруг кинулись сбрасывать меня со счетов? Рожа у меня, что ли, такая?»
— Да на себя посмотри, — парировал Турецкий. — Совсем старик. Седых волос уже больше, чем снега на Казбеке.
— А ты слыхал такую поговорку: седина в бороду — бес в ребро?
— Слыхал, Костя. Только ведь это не про тебя. Примерней семьянина, чем ты, в мире не найдешь.
Мужчины переглянулись и вздохнули.
— Ладно, — закрыл тему Меркулов. — Не будем больше о грустном. Давай к делу.
Через пять минут страсти в кабинете Меркулова разбушевались не на шутку.
— Я понимаю, — возмущался Турецкий, — понимаю, что дело важное, но, Константин Дмитриевич, пойми и ты меня! На мне и так висят два тухляка. Что прикажешь с ними делать?
Меркулов мягко улыбнулся и сказал негромким, доброжелательным голосом:
— Тише, Саня, не горячись. Что-нибудь придумаем.
— Да уж, — хмыкнул Турецкий, — придумаешь ты. После твоих придумок у меня бессонница начинается. Так что давай уж без фантазий. Черт, нет бы послать меня в командировку, куда-нибудь в теплые, благодатные края. Нервы подлечить, морским воздухом подышать. Но нет! Такие предложения от тебя не поступают. А вот носиться, высунув язык, по пыльной, знойной Москве — это пожалуйста. На это у нас Александр Борисович Турецкий большой мастер!
Меркулов добродушно улыбнулся:
— Да, Саня, я вижу, холостяцкая жизнь действует на тебя не лучшим образом. Посмотри на себя со стороны — дерганый, нервный, недовольный жизнью. А ты попробуй относиться к этому иначе.
— Это как же? — криво усмехнулся Турецкий.
— Ну… — Меркулов пожал плечами. — Считай, что я подкидываю тебе это дельце по дружбе.
— Не подкидываешь, а навешиваешь, — поправил начальника Турецкий. — Хороша дружба. Я с твоими тухляками на шее скоро на дно пойду. Как «Титаник».
Меркулов весело прищурился:
— Не пойдешь. Ты у нас мужик крепкий. И спеца лучше тебя мне не найти.
Турецкий неодобрительно покосился на Меркулова и устало вздохнул.
— Правду говорят, что лесть открывает все двери, — резюмировал он. — Ну ладно, все равно мне от этого дела не отвертеться, так что хватит лирики. Так, говоришь, кроме дежурной оперативно-следственной группы там и фээсбэшники побывали?
— Побывали, Саня, побывали. Да только толку от них было мало. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Судя по тому, как чисто все было сделано, убийца — профи. И ведь место-то выбрал какое людное! Самое интересное, что выстрела никто не слышал.
По лицу Турецкого пробежала тень.
— Это странно, — раздумчиво сказал он. — Даже если на стволе имелся глушитель, хлопок должен был быть довольно сильным.
— Вот и я о том же, — согласился Меркулов, радуясь в душе, что сумел зацепить важняка фактами. — Впрочем, музыка вполне могла заглушить хлопок. Нужно было только дождаться громкого аккорда.
— А что там шло?
— «Похождения повесы».
— Судя по названию, вещь веселая? — спросил Турецкий.
Меркулов взъерошил ладонью волосы.
— Угу, — прогудел он. — Про одного парня, который решил в корне изменить свою жизнь. Совершил сделку с сатаной, а когда пришло время платить, у парня вдруг проснулась совесть.
— Знакомый сюжет.
— И главное, очень жизненный, — усмехнулся Меркулов. — Когда доходит дело до расплаты, у этих парней всегда просыпается совесть. В общем, Саша, дело обстоит так…
Но тут дверь кабинета отворилась, и Клавдия Сергеевна внесла поднос, на котором красовалась чашка с кофе для Турецкого и стеклянный стакан с темнокрасным чаем — для Меркулова. В блюдечке лежали две чайные ложки и несколько кубиков сахара. Клавдия Сергеевна аккуратно поставила поднос на стол.
— Спасибо, Клавочка, — улыбнулся Меркулов. Перевел взгляд на Турецкого и добавил: — А ты брось ухмыляться.
— Ого! — весело воскликнул Турецкий. — Какое внимание!
— Это входит в мои служебные обязанности, — весело парировала Клавдия Сергеевна. Затем одарила Турецкого торжествующей улыбкой и покинула кабинет, гордо подняв голову.
— Ну что, отбрила она тебя? — заметил Меркулов, как только дверь за секретаршей закрылась. — Будешь знать, как воображать. Но — к делу. Сегодня утром мне звонил один важный человек.
— Насколько важный?
— Очень важный. Так вот, кое-кто там, наверху, — Меркулов поднял палец к потолку, — заинтересован в том, чтобы убийца Кожухова был найден быстро и без излишней огласки.
Меркулов взял со стола чашку с чаем, поднес ее ко рту и сделал большой глоток. Турецкий следил за его движениями задумчивым, слегка рассеянным взглядом.
— Ну насчет быстро — это я и сам бы хотел, — сказал Турецкий. — А что значит — без огласки?
Меркулов поставил чашку на стол и пристально посмотрел на Александра Борисовича:
— Это значит, что до поры до времени нам лучше не беседовать об этом с журналистами. Никакой шумихи. Кроме той, что уже поднялась.
— Думаешь, это поможет? — с сомнением спросил Турецкий. — Кожухов был главным редактором крупнейшей газеты. А у журналистов дух корпоративности почище нашего. Для них узнать детали этого дела — вопрос чести.
— Со временем узнают, — сказал Меркулов. — Но не сейчас.
— Откуда такая конспирация?
— А откуда такое любопытство?
Турецкий пожал плечами:
— Моя профессия — задавать вопросы.
— Это верно, — кивнул Меркулов. — А их профессия — уклоняться от расспросов. Налицо конфликт интересов, правда? — Он улыбнулся. — Ладно, Александр Борисыч, давай к делу. Съезди на Новокузнецкую и ознакомься с протоколами осмотра места происшествия и с заключением судмедэксперта. Больших горизонтов, судя по всему, эта поездка перед тобой не откроет, но все-таки… С сегодняшнего дня ты официально возглавляешь оперативно-следственную бригаду. И не надо мученических гримас. На это дело тебя посылаю не я, на это дело тебя посылает родина.
— Главное, чтобы она не послала меня слишком далеко, а то можно и не вернуться, — меланхолически заметил Турецкий.
3
— Здравствуйте! — Невысокий крепкий мужчина протянул Турецкому руку. — Следователь Звягинцев.
— Александр Борисович Турецкий, следователь Генпрокуратуры, — отрекомендовался Турецкий, пожимая Звягинцеву руку.
У Звягинцева было усталое, желтоватое лицо. Он достал сигарету и закурил.
— Я читал материалы дела, — начал Турецкий. — Но мне хотелось бы услышать ваше личное мнение.
— Никто ничего не видел. Никто ничего не знает, — ответил следователь.
Турецкий пристально на него посмотрел. Следователь смутился.
— Ладно, — сказал он. — Если хотите узнать мое мнение, тут происходит что-то странное.
— Из чего вы это заключили?
— Из фактов, Александр Борисович. — Звягинцев глубоко затянулся. Он держал сигарету не на отлет, а в пригоршне, как старые, опытные солдаты, которые прячут мерцание огонька от неприятеля.
— Так почему вам кажется, что это дело странное? — повторил Турецкий.
Звягинцев прищурился и усмехнулся:
— Ну, судите сами. Все билеты на спектакль были проданы, так? Смотритель увидел, что дверь ложи приоткрыта, постучался и вошел. Кожухов был мертв.
Но два места в ложе, рядом с ним, пустовали. Спрашивается — почему?
— И почему же?
— Да потому, что там сидели убийцы!
— Ну, — Турецкий пожал плечами, — может, людям не понравился спектакль и они ушли пораньше.
— Эта версия тоже приходила мне в голову, — не обращая внимания на иронию в голосе Турецкого, продолжил Звягинцев. — Но есть у меня и еще одно предположение.
— Излагайте.
— Охрана, — тихо произнес Звягинцев. — Там могла сидеть охрана Кожухова. Вы ведь читали в деле, что в последние дни Кожухова никто не видел. Считалось, что он заболел. Но разве больной человек пойдет в театр? И потом, в последний день, когда Кожухов был на службе, его секретарша видела двух высоких мужчин, которые поджидали Кожухова в приемной, а когда он вышел, тут же пристроились к нему. Причем один вышел из приемной первым, а второй пристроился за Кожуховым, замыкая шествие.
Звягинцев снова, еще глубже прежнего, затянулся сигаретой и посмотрел на Турецкого, словно спрашивал, оценил ли важняк всю неоспоримость его версии.
— Давайте дальше, — коротко сказал Турецкий.
— Хорошо. Дальше так дальше. Я думаю, что Кожухов не ходил на работу, потому что ему угрожали. И кто-то знал, что ему угрожает опасность, и приставил к нему людей для охраны. Вот в этом-то и заключается основная загадка. На кой черт нужно было приставлять к журналисту охрану?
— Ну, журналистов тоже иногда убивают, — пожал плечами Турецкий. — Вспомните Дмитрия Холодова…
Звягинцев махнул сигаретой.
— Дело не в этом, Александр Борисович. Тем более что ничего сенсационного Кожухов не написал, никого не разоблачал.
— Похоже, у вас есть собственная версия всего происшедшего?
— Есть, — кивнул Звягинцев. — Но, думаю, она не слишком отличается от вашей.
— В таком случае озвучьте ее поскорей, и мы сравним.
— Озвучить? Пожалуйста. Бизнес! Кто-то захотел прибрать газету к своим рукам. Кожухов узнал об этом и нанял охранников. А они его шлепнули.
Звягинцев отбросил окурок, достал из кармана новую пачку сигарет, вытряхнул одну, вставил ее в рот и, чиркнув зажигалкой, посмотрел на Турецкого с хищным прищуром.
— Что ж, может быть, может быть… — задумчиво произнес Турецкий.
— Да не может быть, а факт! Хотя… это, конечно, всего лишь мое мнение.
В кармане у Турецкого зажужжал мобильник.
— Александр Борисович, ты еще там? — пробасил в трубку Меркулов.
— Да.
— Тогда жди у входа. Сейчас тебя подберет машина.
— А что случилось?
— Сейчас расскажу…
4
Погода была чудесная. Вечернее солнце пекло уже умеренно, ветерок, легкий и прохладный, тихонько ворошил тонкие ветви лип.
Тощий человечек с маленькой плешивой головой сидел в летнем кафе и пил пиво. Он пил маленькими глотками, блаженно прикрывая слезящиеся глазки и причмокивая губами. Напротив плешивого расположился другой мужчина. Он был невысок, но коренаст, одет в добротный пиджак и, в противоположность плешивому, имел лицо хмурое, хладнокровное и уверенное.
— Ну, — сказал (а вернее, даже приказал) хмурый, — рассказывай!
На лице плешивого появилась гнусная улыбочка.
— А как насчет оплаты? — протянул он.
— Как всегда, — ответил хмурый. — Деньги ты получишь, но лишь в том случае, если информация будет действительно ценной.
Плешивый подозрительно прищурился:
— Имейте в виду, если вы мне не заплатите, я положу нашему сотрудничеству конец. А для вас это будет не меньший удар, чем для меня.
— Это как сказать, — с ухмылкой произнес хмурый и, в свою очередь, положил на стол увесистый кулак. — Рассказывай. А уж мы тебя не обидим.
Лицо плешивого осветилось улыбкой. Казалось, что странный и грубоватый ответ хмурого удовлетворил его целиком и полностью.
— В общем, дело было так, — начал плешивый. — Сижу я, значит, на лавочке перед Большим, щурюсь на солнышко. Погода хорошая, птички поют…
— Ближе к делу, Борисов, — сурово сказал хмурый, впервые называя собеседника по фамилии. Похоже, тому такое вежливое обращение понравилось. По крайней мере, он затараторил с еще большей быстротой и готовностью:
— Ну вот я и говорю: вечер — самое оно! Ни ветерка, ни дождинки, далеко видать. И вот вижу я, как из дверей Большого театра выходит мужик. По походке сразу понимаю, что он не в себе…
— Вот как? И в чем же это выражалось?
— Если не будете перебивать, то скоро узнаете, — сострил плешивый и сам улыбнулся своей шутке.
Поскольку хмурый ничего не ответил на это замечание, плешивый продолжил: — Вот, значит, вышел он из театра, этот мужик-то, быстренько оглянулся по сторонам, вот этак вот… — Плешивый пару раз крутанул головой, демонстрируя странное поведение незнакомца. — …А потом сунул руку в карман, быстренько вынул эту штуковину и швырнул ее в урну.
— Штуковину? — сдвинул брови хмурый.
Плешивый радостно кивнул:
— Ну да! Штуковину!
— Какую штуковину? — спокойно, без всякого раздражения переспросил хмурый.
— Вот те на! А я откуда знаю? Между нами метров двадцать было!
— Ты же говорил, что «далеко было видать».
— Ну да, говорил. Но я тогда не касался подробностей. А как коснулся, так оно и стало мне мешать. В смысле — солнце.
— Ладно, продолжай, — разрешил хмурый.
— Ну вот. Бросил, стало быть, в урну свою штуковину и зашагал. Я, как только он за угол свернул, хотел сразу проверить, да лень было со скамейки вставать. А потом понаехали ваши и мне вообще не было никакого резону высовываться. — Плешивый осклабил в сардонической усмешке- гниловатые зубы. — Чтобы меня, как того верблюда, к делу пришили? Благодарю покорно! Мы это уже проходили, и не раз!
Хмурый задумчиво постучал по столу пальцами.
— Так, значит, эта штуковина все еще там? — негромко спросил он.
Плешивый пожал плечами:
— А хрен ее знает. Может, и там. Только вы меня недослушали.
— Недослушал?
— Нет!
Бегающие глазки Борисова хитренько сощурились. Он лег грудью на стол и, приблизив лицо к хмурому, хрипло зашептал:
— Я ведь узнал того парня. Ну, который штуковину в урну бросил.
— Вот как? — машинально отстраняясь, удивился хмурый. — И кто же это был?
Плешивый хорошенько огляделся, затем вновь нагнулся к хмурому и сказал, сильно понизив голос:
— Один из ваших.
Хмурый прищурился.
— Кто? — коротко и жестко спросил он.
Плешивый выдержал трагическую паузу и лишь затем ответил:
— Богачев. Сергей Сергеевич. Я у него проходил пару лет назад по делу о грабеже. Слава Богу, свидетелем, иначе бы я тут перед вами не сидел.
Борисов усмехнулся и снова взялся за свое пиво, с довольной улыбкой разглядывая вытянувшееся от удивления лицо оперативника Сафонова.
5
Два молодых парня стояли в нескольких шагах от урны и с видимым интересом наблюдали за всем происходящим. От избытка впечатлений они весело подхихикивали, комментируя происходящее действо. Оперативник Сафонов повернулся к ним и по лицу его пробежала тень.
— Понятые, подойдите поближе, — строго сказал он парням.
Парни с готовностью подошли поближе.
— В вашем присутствии будет произведен осмотр урны, — строгим, официальным тоном произнес Сафонов и кивнул сержанту.
При слове «урна» парни весело хмыкнули, но оперативник строго посмотрел на них, и они мгновенно (хоть и не без усилия) придали своим лицам серьезное выражение.
Изъятие «штуковины» заняло не меньше минуты. Моложавый сержант вынул ее из урны и положил на приготовленную тряпочку.
— Ого! — воскликнул первый парень.
— Вот это да! — восхищенно ахнул второй.
Сафонов метнул на парней сердитый взгляд.
— Извините, товарищ милиционер, — жалобно произнес один из парней. — Я такие игрушки только по телевизору видел.
— А вживую все выглядит гораздо эффектней, — поддакнул второй.
— Пистолет Макарова с глушителем, а также хлопчатобумажные перчатки, — доложил сержант.
— Вижу, — отозвался Сафонов. Нахмурился и подумал: «Надо же, не соврал старикашка. Неужели и правда Богачев? Ну, Сергей Сергеевич, не сносить тебе головы».
— Товарищ милиционер, — обратился к нему один из парней. — А курить можно?
— После того, как поставите автографы.
— Тогда давайте скорей, мы на занятия опаздываем.
Сафонов пристально на них посмотрел, затем достал из кармана пачку «Петра» и протянул парням.
— Держите… дети, — беззлобно сказал он.
6
Допрос продолжался уже десять минут. Невысокий коренастый мужчина с потным лицом и рыжеватыми, аккуратно зачесанными набок волосами сидел на своем стуле сгорбившись и поглядывал на Турецкого с выражением невыносимой скуки в усталых, красных от бессонницы глазах. Выглядел он очень скверно. Глубоко запавшие глаза, осунувшееся лицо.