Не получится.
— Кай, малыш. Хочешь пойти с нами? — Палец Джулс продвигался на юг, пока она не обхватила мой обтянутый джинсами член рукой.
Сбросив ее руку, я сказал:
— Проваливай, Джулс. Иди трахни Вика, раз так отчаянно нуждаешься в члене.
Джулс сощурила глаза и отступила.
— Ах… слишком занят со своим маленьким питомцем, Кай? Бросаешь нас ради девственной киски... снова?
Лила вдохнула, и я сделал шаг вперед, негодуя из-за шлюхи. Тифф оттащила Джулс, видя мое яростное выражение лица.
— Давай, Джулс, пойдем, — сказала она, одергивая Джулс.
Рука Лилы начала расслабляться в моей.
Тупые бл*дские шлюхи. Сучки приносят только гребаные проблемы. Тогда я и решил вышвырнуть их задницы, перед тем как отправлюсь в поездку. В любом случае они уже были потрепаны.
Я ворвался через двери кухни. Хаш и Ковбой сидели за столом. Они подняли свои бутылки пива «Бад» в знак приветствия, увидев Лилу.
— Лила, — сказал Ковбой, постучав по своей ковбойской шляпе. — Очень приятно видеть тебя, дорогуша.
Лила склонила голову и покраснела. Она, вероятно, не могла говорить, когда они находились здесь, и так как только что столкнулась с сучками близняшками. Но я работал в гараже весь день и был готов сожрать корову, поэтому мне нужно было, чтобы это дерьмо закончилось прямо сейчас.
Повернувшись к Лиле, я сказал:
— Ладно, сладкие щечки, это кухня. — Я огляделся вокруг, уперев руки в бедра, и просто указывал на предметы. — Стол. Стулья. Посуда. Раковина... эм-м-м — Ее взгляд следовал каждому моему движению. Наклонившись, я открыл ящик и вытащил какой-то круглый плоский предмет с ручкой. Я поднял его в воздухе и уставился на долбаную хрень.
— А это, — сказал я, снова уставившись на предмет. — Этим можно стукнуть того, кто готовит твой стейк недостаточно быстро.
Бросив железное, что бы это ни было, на стол, я повернулся и увидел, что Хаш и Ковбой уставились на меня, будто я тупой, затем поймал взгляд Лилы, ее губа дрожала, и прежде чем я понял, она, бл*дь, начала смеяться.
— Черт, Кай! Ты вообще готовил хоть когда-нибудь в своей жизни? — спросил Ковбой.
— Никогда, поэтому заткнись, бл*дь! — огрызнулся я. Затем я снова поднял тяжелую железную штуку. — И что это за хрень?
Маленькая рука обернулась вокруг моей на ручке этой хренотени, и я опустил взгляд, увидев, что Лила улыбается мне.
— Чугунная сковородка.
— Ты знаешь всю эту херню? Готовка и все такое?
Она кивнула с восторгом.
— Я очень хорошо готовлю.
— Да?
Она снова рассмеялась.
— Да. Обязанность женщины — готовить еду. Меня с детства обучали удовлетворять любые мужские потребности.
— Черт. Идеальная гребаная сучка, — я услышал, как пробормотал Хаш себе под нос. Он снова сел на свой стул, наблюдая за Лилой, ожидая увидеть, что она будет делать дальше. Лила услышала комментарий Хаша, и поняв его внимание, снова опустила голову.
Хаш поднял руку, увидев мой сердитый взгляд.
— Никаких посягательств, просто сказал, что она хорошая сучка, поэтому, бл*дь, утихомирься, брат.
Пораженный прикосновением к своей руке, я опустил взгляд и увидел, что Лила прижимает сковородку к груди.
— У вас есть свежие ингредиенты?
— Эм... — Я повернулся к Хаш и Ковбою. Ковбой указал на холодильник.
Лила захлопала ресницами, и я понял, что она нервничала. Я зажал ее подбородок между своими большим и указательным пальцем, вынуждая ее посмотреть на меня.
Переведя дыхание, она спросила:
— Могу я приготовить для тебя?
— Ты хочешь готовить для меня? — спросил я удивленно.
Она кивнула.
— Да, очень сильно. Я наслаждаюсь готовкой. Мой лучший навык.
Она покраснела, и я не мог понять почему.
— Значит, бд*дь, занимайся ею, сладкие щечки, — сказал я, обожая этот взгляд на ее красивом лице.
Она нервно посмотрела в сторону Хаш и Ковбоя, которые наблюдали за нами, как будто мы были каким-то долбаным реалити-шоу.
— Вы... вы хотите есть? Я... я привыкла готовить для множества людей. Я не знаю рецептов маленьких порций.
Хаш и Ковбой украдкой посмотрели на меня, и я дернул подбородком, показывая им остаться. Это был первый раз, когда она заговорила с кем-то, кроме меня. Для нее будет полезным привыкать к моим братьям.
Ковбой улыбнулся с благодарностью.
— Конечно, дорогуша, я люблю покушать.
Хаш наклонил свое пиво в знак благодарности.
Лила поставила сковородку на стальную столешницу и принялась упорно работать. Хаш бросил мне бутылку пиво, и я присоединился к братьям за столом. Они пытались разговаривать со мной, но я не слышал их, наблюдая за лицом Лилы. Она любила это дерьмо. Впервые она не теребила руки, не натягивала свой чепец или проводила языком по губам.
Час спустя мы сидели со стейком, картофелем, подливкой — и всем остальным, — а Лила сидела с пустой тарелкой.
— Где твоя еда? — спросил я.
Голова Лилы дернулась.
— Я не могу есть с вами.
Хаш и Ковбой перестали набивать свои рты и уставились на нее. Она снова опустила глаза.
— Почему ты не можешь есть, дорогуша? В этом нет смысла, когда ты провела все это время за готовкой, — сказал Ковбой.
— Женщины не едят с мужчинами. Я поем позже, в одиночестве. Мэй приготовит еду для нас с Мэдди. Тем временем, я должна убедиться, что у вас есть все, что нужно.
— Ты ела в закусочной со мной пару недель назад, — сказал я, сконфуженно.
— Нет, я пробовала. Я боялась, что буду наказана, если не послушаюсь. Мне не положено присоединяться к тебе.
Грохот моих столовых приборов отразился эхом по кухне, и Лила заерзала на месте и закрыла глаза, бормоча молитву.
— Лила? — сказал я натянуто, мой голос был острым, как лезвие.
Она вздрогнула, и я почти вышел из себя. Я ненавидел, когда она делала это.
— Лила!
Лила медленно повернула голову, чтобы встретиться со мной взглядом.
— Наполни свою тарелку.
— Но...
— Лила! Наполни свою гребаную тарелку!
Лила немедленно соскользнула с места и взяла немного гребаный еды. Крошечное долбаное количество, но, по крайней мере, хоть что-то. Когда она села, ее взгляд был сфокусирован на тарелке. Руки сцеплены вместе, и голова склонена, она пробормотала молитву себе под нос и быстро начала есть.
Я чувствовал себя последним дерьмом, наблюдая за тем, какой маленькой она была, но каждый раз, когда я думал, что справился с тем, откуда она появилась и с этим морщинистым мудаком Пророком, она делала что-то, из-за чего я бесился, выходил из себя и чертовски пугал ее.
Мне казалось, что мы не двигались вперед. Этот культ, самое настоящее промывание мозгов — утягивали ее обратно.
Тишина за столом была оглушительной. Ковбой прочистил горло и сказал:
— Лила, это чертовски невероятно. Твоей миленькой заднице лучше скоро снова что-нибудь приготовить.
Лила дернула голову вверх, как будто была шокирована.
— Да, женщина, лучший стейк, который я когда-либо пробовал, — добавил Хаш.
Слезы скапливались в глазах Лилы, а ее нижняя губа начала дрожать.
— Сладкие щечки? — Лила наконец подняла взгляд на меня, а я поднял вилку с нанизанной едой. — Ты хочешь снова готовить для Хаш и Ковбоя?
— Да, — прошептала она.
— Хорошо, но ты, бл*дь, будешь есть с нами тоже, — сказал я, и увидел, как слеза все-таки скатилась по ее щеке.
— Спасибо, — сказала она так быстро, что я чуть не пропустил это. Мой желудок сжался, и я хотел поднять ее тощую задницу и отнести в свою кровать.
И не для секса. Гребаный шок. Я просто хотел, чтобы она чувствовала, будто чего-то стоит. Я имею в виду, бл*дь, она была бесценна, — ослепительна, чертовски мила и умела готовить как Паула Дин (прим.перев.знаменитая шеф-повар, телеведущая, владелец ресторана, кулинарный писатель.)
Хаш встал со своего места и направился к холодильнику, вытаскивая «Бад». Он открыл крышку, затем поставил его перед Лилой. Лила уставилась на бутылку в очевидном замешательстве.
— Пиво, — сказал Хаш. — Чертовски идеально со стейком.
Она посмотрела на меня, и я сказал:
— Хватай за яйца, Ли. Хватай жизнь за яйца.
Она робко улыбнулась, медленно подняла бутылку к губам, попробовала пиво, выплюнула, рассмеялась над этим и почти разбила мое блудное сердце.
Она попыталась.
Возненавидела это.
Но, черт побери, схватила жизнь за яйца.
***
Лила вытерла последнюю столешницу «Лизолом», затем повернулась ко мне. Она была очень тихая весь вечер, но отвечала Хаш и Ковбою, когда они обращались к ней, слушала и смеялась над тем, что они говорили. Это было одно из самых нормальных времяпровождений с тех пор, как я начал учить ее жизни во внешнем мире.
— Пойдешь на боковую? — спросил я, понимая, что уже поздно.
— Могу я сначала отправиться к реке, помолиться? — спросила она с надеждой. Я кивнул, следуя к выходу, а Лила шла за мной.
К реке, чтобы, бл*дь, помолиться. Так было каждый вечер. Она ходила туда каждый вечер, падала на землю, говоря на непонятных языках, и каждый вечер я наблюдал за ней с берега, когда она входила в воду — полностью одетая, и когда она выходила, то была спокойней, счастливее... становилась очищенной, как она сама говорила. Вера была всем для этой сучки. И ничего не могло изменить это.
Мы пошли к реке в тишине. Я сел, прислонившись спиной к скале, и вытащил сигарету. Я указа на участок грязи, на котором она всегда молилась:
— Иди, сладкие щечки. Я подожду здесь.
Обычно Лила сразу направлялась туда, но сегодня колебалась. Подняв сигарету, я посмотрел на нее, приподняв брови.
— Могу я сесть? — спросила Лила и указала на место рядом со мной.
Я кивнул. Подобрав платье сзади, она села рядом со мной, ее ванильный аромат пробрался через дым и достиг моих ноздрей.
Какого черта она всегда пахла ванилью?
— Все хорошо, Ли? — спросил я, когда она просто сидела и наблюдала за потоком реки, подняв голову только, чтобы взглянуть на звезды.
— Ты позволил мне есть с вами, — прошептала она тоненьким голоском.
Затянувшись сигаретой, чтобы остановить ком, нарастающий в горле, я медленно выдохнул, пытаясь сдержать себя в руках.
— Ты готовишь — ты сидишь с нами и ешь с нами. Все просто.
— Но ты позволил мне есть с тобой, — подчеркнула она, и я увидел, что еще больше слез стекало по ее щеке. Она смотрела на меня так, будто не видела прежде. Как будто я был кем-то особенным, а не мужчиной, которого заставили следить за ней. — Кай... — продолжила она. — Ни один мужчина не делал этого прежде.
Когда моя хватка на сигарете усилилась, я стряхнул гребаную хрень и бросил на землю.
— Ли, ты больше не в том месте. Ты можешь делать все, что, бл*дь, хочешь.
Ее внимание опустилось к ногам.
— Вы хвалили мою еду. Вы... вы поблагодарили меня за готовку.
— Иисус, Лила...
Ее рука накрыла мою на траве, и наши взгляды вперились друг в друга, чувствуя гребаное электричество, которое почти гудело между нами.
— Сегодня, я почувствовала себя равной, благодаря тебе, Кай. Как будто я была достойной женщиной.
— Лила... — сказал я раздраженно. — Что эти ублюдки сделали с тобой? Как, черт побери, они сделали тебя Окаянной? Потому что тяжело принять все это самоуничижительное дерьмо.
Лила уставилась на траву и сказала:
— У меня была семья... много лет назад...
Мои брови взлетели вверх.
— Да?
Она кивнула, но больше ничего не сказала:
— Тогда расскажи мне, — подтолкнул я, и обеспокоенный взгляд Лилы встретился с моим.
Опустив плечи, она сказала, но ее едва было слышно:
— Все случилось, когда мне было шесть...
9 глава
Восемнадцать лет назад
Община ордена
Неизвестное местоположение
Лила
— Ребенок, иди поиграй с Микой в дальней комнате. Мне нужно кое-что обсудить с братом Лукой.
Я кивнула, беспрекословно повинуясь отцу, и прошмыгнула в коридор, теребя длинную голубую юбку по дороге. На улице было жарко, но поскольку я была ребенком, я носила голубое длинное платье, обозначающее чистоту и скромность женщины. Я любила свои платья. Чувствовала себя в них красивой.
Напевая приятную мелодию про себя, я отвлеклась. Как только я собиралась пройти уборную слева, дверь отворилась. Я мгновенно перестала напевать, мгновенно перестала теребить юбку платья и опустила голову в покорном послушании.
Я услышала знакомый глухой звук шагов по деревянному полу и, держа глаза опущенными, увидела, как черные потертые ботинки остановились передо мной. Я в панике выдохнула, и мои руки начали дрожать. Я ощущала, как сердце дико билось в груди, и прикусила язык. Пророк Давид проповедовал, что девушка не должна проявлять радости, она должна быть сдержана от греховного поведения, чтобы все время показывать дисциплинированность от всех удовольствий. Я сразу поняла, что подвела Пророка тем, что танцевала, напевала и наслаждалась днем. Но хуже всего, меня поймали.
Заметив поднятую руку краем глаза, я приготовилась к удару, которые часто следовали. Но этого не произошло. Вместо этого рука нежно сняла с моей головы белый чепец, освободила мои светлые локоны и провела по длинным волосам, лаская меня. Затем палец с грубой кожей провел по моим губам.
— Рапунцель, Рапунцель, Рапунцель, — певуче проговорил глубокий голос, пока рука неоднократно погладила меня по волосам, лицу снова и снова, и снова. — Такая красивая и такая юная. — Глубокий голос был напряженным, звуча почти... болезненно?
Конечно же, я мгновенно узнала голос брата Луки. Он был одним из старейшин Ордена. Одним из самых доверенных последователей пророка Давида. Он возглавлял общину, в которой мы проживали.
Позже мой отец начал работать с братом Лукой, что казалось мне большим успехом. Мой отец был писателем и художником, одним из самых восхитительных рассказчиков, и сейчас он помогал пророку Давиду записывать его откровения Господа, чтобы все люди Пророка могли читать их и следовать за ним. Вместе мой отец и пророк Давид написали книгу, посвященную святому делу Ордена, нашу собственную Библию, которая содержала окончательное, неискаженное и безошибочное слово Божье.
Было настоящей честью записывать наиболее святые слова Господа. Мой отец настоял, раз эта честь была дарована ему, все его сыновья и дочери должны быть живым примером для всех людей в общине. Мы были идеальными последователи пророка Давида. Поэтому мы никогда не должны были пойти по нечистому или греховному пути.
Каждый день я стремилась быть дочерью, которой мой отец гордился бы.
Брат Лука убрал пальцы от моих волос и внезапно присел передо мной на корточки. Теми же самыми пальцами он медленно провел по моей щеке и остановился под подбородком. На краткое мгновение мой взгляд встретился с его, который пылал чем-то, что я не могла расшифровать. Я немедленно опустила глаза. Брат Лука созерцал меня, как мой брат Пётр смотрел на шоколадные угощения.
— Подними свои хорошенькие голубые глазки, моя маленькая Рапунцель.
Брат Лука все равно называл меня «маленькая Рапунцель». Я понятия не имела, кем или чем была Рапунцель, но каждый раз, когда он говорил это, казалось, это его возбуждало. Его голос понижался на тон, и он начинал тяжело дышать. С братом Лукой я чувствовала себя очень-очень тревожно. Мой желудок всегда сжимался, когда он находился рядом, но предполагала, это потому что он был таким особенным человеком. В моих глазах Господь признавал его Апостолом.
— Делай, как я говорю, моя маленькая Рапунцель. Подними головку, чтобы я смог рассмотреть твое красивое личико, эти сверкающие глазки.
Я не была уверена, была ли это проверка, поэтому держала голову опущенной, демонстрируя свою кротость, как должна каждая девочка по отношению к старейшине Ордена.