— Верно, — согласился Дженкинс. — Я не хочу, чтобы меня нашли, и те, кто пользуются моими услугами, тоже не хотят, чтоб меня нашли. И нам удалось устроить так, что я могу избегать всех, кого не хочу видеть.
— Значит, ты хотел меня видеть, — осторожно произнес Даль.
— Если быть точным, это ты хотел меня увидеть, а я хотел позволить себе быть увиденным.
— Почему именно я? — спросил Даль.
— Тебя только что перевели на мостик.
— Да. А ты, помнится, отдельно советовал мне держаться от мостика подальше.
— И именно поэтому ты стал искать меня, — сказал Дженкинс. — Хоть это и означало порушить ваш план.
— Да, — согласился Даль.
— Почему? — спросил Дженкинс.
— Не знаю. Не подумал.
— Неправда. Еще как подумал. Просо бессознательно. А теперь подумай сознательно, и скажи мне, почему. Только давай быстрее, я здесь себя небезопасно чувствую.
— Ты сам знаешь. Все на «Бесстрашном» знают, что на этом корабле творится какая-то хрень. У всех есть способы избегать ее. Но никто не знает, что почему она творится. Кроме тебя.
— Может быть. А какая разница?
— Если ты не знаешь, почему что-то происходит, ты ничего не можешь с этим сделать, — сказал Даль. — Все трюки и суеверия ни черта тебе не помогут, если ты не знаешь их причины. Условия изменятся, и тогда тебе хана.
— Все это прелесть как логично, — сказал Дженкинс. — Но не объясняет, почему ты решил выслеживать меня именно сейчас.
— Потому что прямо сейчас кое-кто активно пытается меня убить, — ответил Даль. — Коллинз перевела меня на мостик, потому что решила, что не хочет видеть меня в живых.
— Угу, убийство с помощью высадки. Очень эффективно на этом корабле, — кивнул Дженкинс.
— Я завтра заступаю на мостик, — сказал Даль. — Вопрос не в том, убьют ли меня. Вопрос — когда. Мое время истекает. Мне нужно знать все сейчас.
— Чтобы спастись от смерти.
— Было бы неплохо.
— Коллинз хочет спастись от смерти, и ты назвал ее за это трусихой.
— Она трус не поэтому.
— Да, наверно, — согласился Дженкинс.
— Если я смогу понять, в чем причина, тогда, может быть, я смогу спастись от гибели и, может быть, спасти других тоже, — сказал Даль. — Здесь есть люди, которые мне дороги. Я хочу видеть их живыми.
— Ну ладно, — ответил Дженкинс. — Позволь мне задать тебе еще один вопрос, Даль. Если я скажу тебе, то, что думаю, и это прозвучит безумно?
— Так вот что произошло? — спросил Даль. — Коллинз и Трин. Ты работал с ними. Ты сказал, что у тебя есть теория. Они услышали ее и не поверили.
Дженкинс издал смешок:
— Я сказал, что моя теория звучит безумно, а не что в нее невозможно поверить. И Коллинз-то, думается, как раз поверила.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что из-за нее она стала трусом, — Дженкинс смерил Даля взглядом. — Но, может, ты не станешь. И твои друзья не станут. Так что собирайте их, энсин Даль. Встречаемся в моей норке сегодня ночью. В то же самое время, когда вы планировали вторжение. Увидимся, — он повернулся, чтобы уйти.
— Можно задать вопрос? — спросил Даль.
— Ты имеешь в виду, кроме только что заданного?
— Собственно, два вопроса. Кассавэй сказал, что они оказались в отряде, потому что ты не предупредил их о приходе К'инга. И что это месть за то, что я пытался тебя найти. Это так?
— Нет, — ответил Дженкинс. — Я не сказал им про К'инга вовремя, потому что на горшке сидел. Я не могу постоянно за всем следить. Второй вопрос?
— Ты посоветовал мне держаться подальше от мостика. Мне и Финну. Почему ты это сделал?
— Ну, Финну я сказал, потому что он просто оказался рядом, и я подумал, что вреда не будет, хоть он и болван. А что касается тебя… ну… скажем так, у меня особый интерес в Ксенобиологической. Назовем это сентиментальностью. А еще допустим, я угадал, что твоя реакция на то, что творится на «Бесстрашном» выйдет за рамки обычной паники. Так что я посчитал, что предупреждение и совет не повредят.
Дженкинс сделал жест рукой, будто говоря: «Видишь?»:
— И вот мы где. В конце концов, ты еще жив. Пока что. — Он дотянулся до панели доступа, шлепком открыл Далю дверь на «Бесстрашный» и ушел прочь.
Глава 9
— Давай, включайся, — пробормотал Дженкинс и треснул по голографическому столу. Голограмма над столом мигнула и погасла. Дженкинс треснул по столу снова. Даль покосился на Дюваль, вместе с Хансоном, Финном и Хестером едва втиснувшуюся в крошечную конуру Дженкинса. Дюваль закатила глаза.
— Простите, — Дженкинса в такой тесноте было отлично слышно, хоть он и ворчал себе под нос. — Я получаю оборудование, когда его кто-нибудь выбрасывает — тележки его привозят, а потом я его чиню. Глючит временами.
— Все нормально, — заверил его Даль. Он успел осмотреться. Кроме Дженкинса и их пятерых в кладовке для тележек было не повернуться от дженкинсова хозяйства — большого голографического стола, стоящего между Дженкинсом и гостями, узкой койки, тумбочкой, на которой громоздились коробки с влажными гигиеническими салфетками, поднос с Вэ-Эсовскими походными рационами и портативный туалет. Даль задумался о том, как туалет опорожняется и обслуживается, и решил, что, кажется, не хочет об этом знать.
— Скоро начнется уже? — спросил Хестер. — Я думал, мы к этому времени уже закончим, и мне как бы отлить надо.
Дженкинс щедрым жестом указал на туалет:
— Ни в чем себе не отказывай!
— Спасибо, воздержусь, — ответил Хестер.
— Ты же можешь просто все рассказать, — предложил Даль. — Нам не нужна презентация со слайдами.
— Нужна-нужна, — возразил Дженкинс. — Если я вам просто все расскажу, оно прозвучит безумно. А с графиками и картинками… ну… не так безумно все-таки.
— Восхитительно, — буркнул Финн и бросил взгляд на Даля, будто говоря «Ну, спасибо, что втянул нас в это». Даль пожал плечами.
Дженкинс еще раз треснул по столу, и голограмма, наконец, стабилизировалась.
— Ха! — воскликнул Дженкинс. — Ну вот, все готово.
— Слава Богу, — выдохнул Хестер.
Дженкинс помахал руками над столом, вызывав на поверхности стола ряд плоских изображений. Нашел нужное и выудил его пальцем на рассмотрение остальным.
— Это «Бесстрашный», — сказал Дженкинс, указывая на вращающуюся картинку, которая теперь висела над голографическим столом. — Флагман Звездного Флота Вселенского Союза и один крупнейших кораблей во флоте. Но кроме этого — просто один из тысяч кораблей. За первые девять лет существования, не считая назначения флагманом, в нем не было совершенно ничего необычного со статистической точки зрения.
«Бесстрашный» уменьшился и сменился графиком с двумя близко расположенными кривыми, изображающими изменение показателей во времени; одна представляла корабль, другая — флот в целом.
— «Бесстрашный» в основном занимался исследованиями и время от времени принимал участие в военных действиях. В обоих случаях потери среди экипажа держались на среднем уровне Вэ-Эс или слегка ниже, поскольку, Вэ-Эс использует флагман как символ и, следовательно, обычно посылает его на менее рискованные задания. Но пять лет назад — вот. — Он перемотал график на последние пять лет. Кривая «Бесстрашного» резко взмыла вверх и выровнялась на уровне, значительно превышающем общефлотский.
— Ух ты, — сказал Хансон.
— И правда, ух ты, — согласился Дженкинс.
— Что случилось? — спросил Даль.
— Капитан Абернати случился, вот что, — ответила Дюваль. — Он принял командование «Бесстрашным» пять лет назад.
— Близко, но неверно, — сказал Дженкинс и простер руки над столом, роясь в картинках, чтобы добыть нужную. — Абернати действительно принял командование пять лет назад. До этого он четыре года командовал «Грифоном», где заработал репутацию не скованного условностями и склонного к риску, но эффективного лидера.
— «Склонный к риску» могло бы быть эвфемизмом для «гробящий команду», — сказал Хестер.
— Могло, но не было, — сказал Дженкинс и выудил на обозрение изображение боевого крейсера. — Это «Грифон». — Над ним, как раньше над «Бесстрашным», показался график. — И, как вы можете видеть, несмотря на репутацию Абернати, смертность среди экипажа в среднем не выше, чем по любому другому кораблю. Это впечатляет, учитывая, что «Грифон» — боевой крейсер Вэ-Эс. Только после того, как Абернати попадает на «Бесстрашный», смертность экипажа под его командой так резко возрастает.
— Может, он с катушек съехал? — предположил Финн.
— При психологических осмотрах за пять лет — все чисто, — ответил Дженкинс.
— Откуда ты зна… — начал было Финн, но оборвал себя на полуслове и махнул рукой. — Знаешь, и ладно. Глупый вопрос.
— Он не сошел с ума, и он не заставляет команду рисковать нарочно, вот что ты хочешь сказать, — произнес Даль. — Но я помню, как лейтенант Коллинз сказала мне, что, когда люди пожаловались на высокий уровень смертей на «Бесстрашном», им ответили, что флагман участвует в более рискованных заданиях. — Он указал на экран. — А ты нам говоришь, что это неправда.
— Правда, что высадки сейчас оборачиваются большим количеством смертей, — сказал Дженкинс. — Но это не потому, что сами задания по сути более рискованные. — Он вызвал еще несколько изображений кораблей. — Вот несколько боевых и разведывательных звездолетов, — сказал он. — Они регулярно участвуют в заданиях с высокой степенью риска. Вот их средний уровень потерь, — над изображениями взвились кривые. — Видите, уровень смертности выше, чем в среднем по Вэ-Эс. Но… — Дженкинс выцепил «Бесстрашный», — но он все равно значительно меньше, чем по «Бесстрашному», чьи задания в целом классифицируются как гораздо менее рискованные.
— Так почему люди продолжают погибать? — спросил Даль.
— Задания сами по себе в целом не рискованные, — ответил Дженкинс. — Просто каждый раз что-то идет наперекосяк.
— Значит, дело в компетентности, — сказал Даль.
Дженкинс подбросил вверх изображение со списком офицеров и глав отделов «Бесстрашного», а также их разнообразных наград и поощрений:
— Это флагман Вэ-ЭС, — сказал он. — Если ты некомпетентен, ты на него не попадешь.
— Тогда это все невезение, — сказал Финн. — У «Бесстрашного» самая ужасная карма во вселенной.
— Про карму, может, и правда, — согласился Дженкинс. — А вот удача или неудача, я думаю, тут ни при чем.
Даль моргнул и вспомнил, как произнес то же самое, втащив Керенского в шаттл.
— Что-то с офицерами, — сказал он.
— С пятью из них — да, — кивнул Дженкинс. — Абернати, К'инг, Керенский, Уэст и Хартнелл. С точки зрения статистики с ними творится что-то совершенно аномальное. Когда они участвуют в высадке, шанс, что во время задания случится критический отказ, возрастает. Если в высадке участвуют двое или больше из них, шансы возрастают в геометрической прогрессии. Если на задание отправляются трое или больше, практически со стопроцентной вероятностью кто-то погибнет.
— Но только не один из них, — сказал Хансон.
— Верно, — согласился Дженкинс. — Конечно, Керенский регулярно оказывается при смерти. И даже остальным четверым время от времени достается. Но гибель? Это не для них. Никогда ни для кого из них.
— И все это ненормально, — подытожил Даль.
— Конечно, нет! — воскликнул Дженкинс. Он подбросил вверх изображения пяти офицеров с графиками за ними. — Каждый из них пережил больше несчастных случаев, чем любой другой офицер на таком же посту. И это считая весь флот, и даже всю историю существования флота, до самого основания Вэ-Эс двести лет назад. Приходится вернуться к кораблям, которые плавали по воде, чтобы найти сходный уровень смертности. Но даже тогда офицеры не были бессмертны. Капитаны и старшие офицеры все время гибли.
— Все цинга и чума, наверно, — предположил Хестер.
— Да тут не просто цинга, — сказал Дженкинс. — Сегодня офицеры тоже помирают, знаешь ли. Высокое звание уменьшает риск, но не сводит на нет. С точки зрения статистики эти пятеро должны были бы быть мертвы два или три раза. Ну, может один или двое пережили бы все эти передряги, в которые они вечно попадают. Но все пять? Да шанс на то, что в кого-нибудь из них попадет молния — и то выше!
— Которую, кстати, они бы тоже пережили, — сказал Финн.
— В отличие от оказавшихся рядом, — добавила Дюваль.
— Во, теперь до вас доходит, — сказал Дженкинс.
— Итак, ты говоришь, что все это просто невозможно, — произнес Даль.
Дженкинс покачал головой:
— Не бывает невозможного. Но бывает чертовски маловероятное.
— Насколько маловероятное? — уточнил Даль.
— За все мое исследование мне удалось найти только один корабль с похожей статистикой касательно высадок. — Он опять порылся в картинках и подбросил одну вверх. Все уставились на нее.
Дюваль наморщила лоб:
— Что-то я не узнаю корабль, — сказала она. — А я думала, что все виды звездолетов знаю… Он вообще Вэ-Эсовский?
— Не совсем, — сказал Дженкинс. — Он принадлежит Объединенной Федерации Планет.
Дюваль моргнула и перевела взгляд на Дженкинса:
— Это еще кто?
— Их не существует, — сказал Дженкинс и показал на корабль. — И его тоже. Это звездолет «Энтерпрайз». Он вымышленный. Из научно-фантастического сериала. И мы тоже.
— Ладно, — через мгновение заявил Финн. — Не знаю, кто как, а я готов официально признать этого парня совсем нахрен съехавшим.
Дженкинс посмотрел на Даля:
— Я предупреждал, что это прозвучит безумно. — Он показал на дисплей. — Но вот цифры.
— Цифры показывают, что с кораблем творится какая-то хрень, — сказал Финн. — А не то, что мы звезды в каком-то гребаном шоу!
— А я никогда не утверждал, что вы звезды, — сказал Дженкинс и указал на плавающие в воздухе изображения Абернати, К'инга, Керенского, Уэста и Хартнелла. — Они — звезды. А вы — массовка.
— Великолепно, — заявил Финн и встал. — Огромнейшее спасибо за трату моего времени. Всё, я пошёл спать.
— Подожди, — сказал Даль.
— Подождать? Энди, ты серьезно? — спросил Финн. — Я знаю, тебя немножко переклинило, но это все в рамках, а бывает еще и за рамками, а наш волосатый друг уже за них так далеко зашел, что отсюда и не видно.
— Ты знаешь, что я ненавижу соглашаться с Финном, — добавил Хестер. — Но я с ним согласен. Это неправильно. Даже нельзя сказать, где именно тут ошибка.
Даль перевел взгляд на Дюваль.
— Голосую за то, что он псих, — сказала она. — Прости, Энди.
— Джимми? — Даль посмотрел на Хансона.
— Нет, он, несомненно, псих, — сказал Хансон. — Но он считает, что говорит правду.
— Конечно, считает! — воскликнул Финн. — Именно поэтому он и псих!
— Я не это имел в виду, — сказал Хансон. — Когда ты псих, твои рассуждения основываются на твоей внутренней логике, которая не имеет смысла вне твоей головы. — Он показал на Дженкинса. — А его рассуждения звучат вполне разумно.
— Кроме того куска, где мы все вымышленные, — фыркнул Финн.
— Я этого никогда не говорил, — заявил Дженкинс.
— Ахххха, — Финн ткнул пальцем в «Энтерпрайз». — «Вымышленный», придурок ты конченый.
— Он — вымышленный, — сказал Дженкинс. — Ты — настоящий. Но вымышленный телевизионный сериал влияет на нашу реальность и искажает ее.
— Погоди! — Финн недоверчиво замахал руками. — Ты сказал, телевизионный? Ты, блин, издеваешься? Никакого телевиденья уже сотни лет как нет!
— Телевиденье началось в 1928 году, — сказал Дженкинс. — Последнее использование этого средства массовой информации в качестве развлечения было в 2105 году. Где-то между этими датами существует телевизионный сериал о приключениях экипажа «Бесстрашного».
— Слушай, ты мне скажи, какую траву ты куришь, — заявил Финн. — Я на ней разбогатею.
Дженкинс повернулся к Далю:
— Я не могу работать в таких условиях.
— Все заткнулись на минутку, — сказал Даль. Финн и Дженкинс сделали усилие и успокоились. — Слушайте. Я согласен, что это звучит безумно. Даже он сам, — Даль показал на Дженкинса, — признает, что это звучит безумно. Но подумайте о том, что мы видели на этом корабле. Подумайте о том, как люди себя ведут. Проблема не в том, что этот парень говорит, что мы живем в сериале. А в том, что, насколько я могу сказать, сейчас это самое рациональное объяснение происходящего. А теперь скажите мне, что я ошибаюсь.
Даль обвел друзей глазами. Все молчали. Финн выглядел так, будто едва сдерживается.