– Сохранение, – приказал Паша.
И картинка вокруг посерела и затем резко свернулась в размытую воронку, куда, точно в слив в душевой, утекло раскуроченное поле, мертвые люди, горящая техника, срубленные снарядами деревья и, в довершении, все бесконечно синее небо, которое на поверку оказалось не таким уж и бесконечным.
– Выход! – выдавил он. В горле саднило, пить хотелось неимоверно.
– Время! – не голос, а хрип. Ничего удивительного – всплывшие перед глазами цифры показали, что он провел в Игре, без малого семь часов.
– Закрыть приложение, – прокаркал Пашка. Для него это был обязательный ритуал. Как-то раз он с родителями на две недели уехал на море. Игра еще только-только появилась в его жизни и жизни миллионов людей по всему миру. Тогда он первый и последний раз не закрыл приложение, а поставил персонаж на автоматические действия. Вернувшись из отпуска, он вошел в Игру… и тут же покинул ее. Павел вошел в своего персонажа аккурат в тот момент, когда он вместе с другими красноармейцами из своего подразделения собирал павших на поле боя товарищей, чтобы на скорую руку похоронить их в братской могиле.
Даже точно зная, что Игра, несмотря на всю свою запредельную реалистичность, не способна передавать запахи, Паша почувствовал, как в ноздри ему врывается, ввинчиваясь в самый мозг, тяжелый, сладковатый запах человеческого мяса – разорванного, сожженного, выпотрошенного и бог его весть каким еще образом лишенного жизни. Проклиная разработчиков игры, которые с маниакальным упорством переносили в оцифрованный мир даже самые мелкие детали, он отводил взгляд от толстых, отожравшихся ворон, которые, словно понимая, что с мертвых фрицев их никто сгонять не станет, монотонно выклевывали им мягкие глазные яблоки. После того случая не было еще дня, чтобы Павел не закрыл приложение. Максимум, что он мог себе позволить, – это ускоренная прокрутка времени, от боя до боя. Рутина военной жизни казалась ему унылой и начисто лишенной героизма.
Путаясь в застежках, Паша выбрался из черного комбинезона и стянул с головы тяжелый шлем. Немилосердно ломило виски, с глаза едва не сыпался песок, во рту по-прежнему была засуха. Спать хотелось даже больше, чем пить, но до уроков оставалось всего полтора часа – на сон точно не хватит. Можно было бы пропустить, но на этой неделе он и так прогулял уже дважды. Мать расстраи-вать не хотелось. Волков осторожно понюхал подмышку и поморщился – а вот принять душ не помешает. Во время Игры он потел не сильно – комбинезон был снабжен интеллектуальным абсорбирующим материалом, который самостоятельно разбирался – где и когда нужно действовать. Но все же, всякий раз после посещения виртуальной реальности, от Пашки исходил странный, неприятный запах. На это счет у него была своя, не доказуемая теория. Ему казалось, что таким образом тело реагирует на многочисленные, пусть не реальные, но все же смерти.
Впрочем, сейчас у него были проблемы поважнее доказательства теорий. Времени до занятий оставалось все меньше, и, стянув, наконец, комбинезон, Пашка босиком прошлепал в душевую. Надо было смыть с себя запах трупа. И позавтракать. И, в конце концов, попить.
– Замечательная презентация, Таня. Грамотно поданный материал, интересные факты… Немного подсократить объем, и будет пять. Предлагаю тебе доработать и завтра, во время перемены, подойти ко мне. Пока что – твердая четверка…
Таня Адамова очень серьезно кивнула и, поколдовав с настройками своего медиабраслета, в две секунды свернула презентацию. Растянутая за ее спиной панорама битвы за Берлин, знакомая Паше по Игре, эффектно скрутилась в свиток и с шуршащим звуком исчезла. Адамова прошла на свое место, по пути незаметно подмигнув Волкову.
Пашка ее прекрасно понимал – получить «твердую четверку» у Валентины Робертовны мог далеко не каждый. А еще и без замечаний практически – есть чем гордиться!
– Адамова – четыре… пока что. Болугоцкий. Не готов, двойка…
– Ну Лентинробертна-а-а-а! – заканючил Димка Болугоцкий. – Я же говорю – в нашем районе вчера авария была – весь день без энергии сидели!
– На выполнение задания было дано две недели, Дмитрий, – сухо отрезала учительница. – Надо было озаботиться раньше.
Валентина Робертовна проворно пробежала пальцами по клавишам старенького «эппловского» ноутбука. На установку единой сенсорной системы классных журналов в каждом кабинете в школьном бюджете, как обычно, не было денег. Зато старых, громоздких, размером с книгу компьютеров, которые даже в карман положить нельзя, на складе было хоть отбавляй.
– Болугоцкий – двойка… Болотнова… болеет… значит, следующим по списку идет… Волков!? – Валентина Робертовна демонстративно поправила изящные очки, стилизованные под конец двадцатого века. Зрение у нее было идеальное – спасибо лазерной хирургии, но стиль историчка ценила. – Готов?
Медленно встав, Павел вышел к кафедре и повернулся к аудитории лицом. Преподаватель смотрела на него со смесью удивления и недоверия.
– Ну на-до же! – растягивая слоги, протянула Валентина Робертовна и изумленно покачала головой. – Волков, неужто подготовился!? Может, у меня день рождения сегодня – а я и забыла? В честь чего такой подарок?
Упрек был справедливым. Последние три месяца Пашка совершенно забросил учебу, полностью уйдя в Игру. Когда мать пригрозила отобрать у него доступ, он в ответ пригрозил ей, что выбросится из окна. В этом случае его не смогла бы собрать даже продвинутая медицина конца двадцать первого века. Он бы, вероятно, и в школу бы не ходил, но не хотел расстраивать мать еще больше, и потому четыре раза в неделю он, будто на каторгу, приходил на восемь часов уроков. Впрочем, даже при этом посещения были нерегулярными и носили скорее стихийный характер.
В общем, слова Валентины Робертовны были по делу. И потому Паша молча нажал сенсор, выводя за своей спиной трехмерную картинку. Ощущение было такое, точно открылось окошко в другой мир, пробилась дыра в чужую реальность. Кусок аудитории вдруг провалился, а на его месте оказался бескрайний, со своим собственным горизонтом, светло-синий лоскут неба, по которому, бесшумно вращая нелепыми винтами, летели неуклюжие, похожие на перекормленных голубей, древние самолеты. Медиабраслет работал на пределе мощности, и картинка слегка подергивалась, будто железные птицы иногда зависали во времени, а потом стремительно нагоняли его.
– Ну что ж, эффектно, – одобрила преподаватель. – И даже с временным промежутком не промахнулся – это действительно самолеты гитлеровских люфтваффе. Только не пойму, что за источник… Такие качественные съемки! Какой-то художественный фильм?
– Да это из «Войны»! – поспешил выслужиться Димка Болугоцкий. – Кадры из начальной заставки! Пахен совсем на этой игрушке двинулся – все знают!
– Болугоцкий, когда мне понадобится узнать ваше мнение, я попрошу вас его высказать, – холодно одернула его Валентина Робертовна. – Павел, продолжайте… В смысле – начинайте! Как называется ваш доклад?
Шумно прочистив горло, Пашка украдкой вытер потеющие ладони о брюки.
– Без названия, – все еще сипло ответил он.
– Ладно, – примирительно склонила голову историчка, – без названия так без названия.
Ощущая, как противно подрагивают пальцы, Волков подал команду, и усеянное черными оспинами самолетов небо сменилось картинкой более спокойной – окруженной стройными зелеными березами поляной. Мысленно подбадривая себя, он послал еще один импульс, и из глубины редкого леса вдруг выкатилась утоптанная тропка, по которой прямо в класс вышел высокий, широкоплечий мужчина, в форме солдата Красной Армии – присыпанные пылью сапоги, застиранная до бесцветного состояния форма, выгоревшая на солнце пилотка. Через плечо – скрученная в скатку шинель и лямки вещмешка. На ремне – фляга и саперная лопатка. В руках винтовка.
Виртуальный фантом встал рядом с Пашкой и устремил взгляд синих глаз куда-то сквозь стену аудитории. Класс молчал. Молчала и Валентина Робертовна. Набрав в грудь побольше воздуха, Волков тихонько выдохнул и спокойным, почти не дрожащим голосом сказал:
– Это мой прадедушка, Павел Волков.
– Ой, его прямо как тебя зовут! – широко распахнув огромные глаза, пискнула со своего места красивая, но глупенькая Лидочка Верененко.
И, услышав эти слова, Пашка вдруг понял, о чем будет говорить дальше. Двумя плавными движениями он вывел перед собой увеличенную копию фотоснимка, который в иное время стоял в рамке у него на столе, а сегодня лежал в бумажнике. Старая, потертая черно-белая карточка, для сохранности наклеенная на плотный картон, на котором красивым, каллиграфическим почерком было выведено: «Другу Пашке от друга Мишки!» Ниже стояла витиеватая подпись и дата – восьмое июля тысяча девятьсот сорок четвертого года. Но об этом из всех присутствующих знал только сам Павел. Остальные видели лишь монохромное изображение молодого мужчины, чья точная трехмерная копия стояла сейчас рядом со своим реальным правнуком.
Мужчина на снимке сидел на отвале окопа, зажав между пальцами огромную самокрутку, и улыбался в густые усы. Пилотка была лихо заломлена набок, а ворот гимнастерки расстегнут, но в остальном сходство было просто потрясающим. По залу прокатилась волна восхищенного шепота. Пашка дернул пересохшим горлом и начал:
– Меня назвали в честь прадедушки, бойца Красной Армии, Павла Петровича Волкова…
Речь была неподготовленной, спонтанной, но слова выходили из него легко – лились целыми потоками. Точно в душе прорвало тщательно выстроенную плотину, и все мысли, все умозаключения и выводы, которые он сделал за последние три месяца, выплеснулись наружу весенним паводком. Он рассказал, как познакомился с Игрой и как полюбил этот мир, кропотливо воссозданный огромной командой лучших российских геймразработчиков. И о том, как играл ночами напролет, достигая запредельных вершин мастерства, проходя уровень за уровнем, испытав себя и в роли танкиста, и в роли летчика, побывав и в шкуре «штрафника», и в полковничьих погонах. Он рассказал даже о периоде жесткой аддикции, когда во время каникул, не имея доступа к Игре, испытывал довольно серьезные психологические «ломки».
Учительница и одноклассники слушали, не перебивая, но без интереса. Кого в конце двадцать первого века удивишь виртуальной зависимостью? Целые клиники строят, людей лечат трудотерапией, специальными препаратами и даже частичным подавлением памяти, стирающим все моменты, связанные с объектом зависимости. Но когда Пашка перешел к главному, что-то изменилось. Историчка, слушающая его, положив голову на руку, задумчиво и, видимо, неосознанно прикусила костяшку указательного пальца. В глазах мальчишек и девчонок зажглось любопытство. Павлу внимали с открытыми ртами, что было совсем уж из ряда вон!
Он рассказал, как его мать, женщина деловая и потому вечно занятая, однажды все-таки нашла минутку, чтобы посмотреть, как ее единственный сын проводит свободное время. В тот день, когда он вышел из Игры, она сидела возле его кресла, задумчиво глядя на огромный дисплей, на который была выведена картинка с мрачным и величественным зданием рейхстага, – Пашка как раз участвовал в обороне Берлина. Форма и вооружение немецких солдат ему нравились больше.
– Привет, – неуверенно улыбнулась мать. Глаза у нее были прошиты тончайшими нитями лопнувших капилляров, но тогда Паша списал это на переутомление от работы. Лишь спустя несколько дней, вспомнив этот эпизод, он понял – мама плакала.
– Что это? – она кивнула на растянутый почти вполстены монитор, на котором застыли веселые, улыбающиеся люди. Финальная заставка – празднующие победу солдаты Красной Армии. Немецкая сторона вновь потерпела поражение. Павел считал нечестными условия этого уровня, но разработчики настаивали на реалистичности, и потому победа немецкой стороны была практически невозможной. Был вариант менять ход «Войны» с самого первого уровня, но тогда вступать в Игру нужно было либо политиком, либо большим военным чином, а этого Паша не любил. Он не видел себя в штабном кабинете. Только в гуще боя, с оружием в руках, идущим сквозь огонь, страх и смерть.
– Привет, – хмуро ответил он матери. – Это «Война». Я уже с полгода в нее играю, если что. Это по Второй мировой…
– Я знаю… – мама задумчиво подперла подбородок рукой. – Твой прадедушка в ней участвовал.
И Пашка заинтересовался. Он ничего не знал о прадеде. Строго говоря – даже не стремился. Знал, что был, как звали, что воевал… Но то, что воевал его прадед в его Игре… в его «Войне»? Это было как-то дико и немыслимо. Все равно что узнать, что твой папа был в свое время эльфийским королем в «Мирах Варкрафта», а потом переехал на пээмжэ в наш мир, потому что нашел более выгодную работу по продаже офисной мебели.
В тот вечер они с матерью несколько часов рассматривали толстый, набитый под завязку, раритетный фотоальбом (бумажный, с фотокарточками, некоторые из которых даже были черно-белыми!). Там-то и нашел Паша так поразивший его снимок – прадедушка Волков на фоне недавно вырытого окопа. Молодой солдат со стариковскими глазами.
И после этого Павел пропал на три месяца. Эту фотографию он забрал из альбома, и теперь она стояла в рамке у него на столе. По ней мальчик воссоздавал своего прадедушку в виртуальном пространстве. Рост, вес, цвет волос и глаз, объем черепа и грудной клетки – все это он воспроизвел без особого труда. Что-то рассчитала специальная программа, а что-то он узнал на всемирном портале, посвященном Второй мировой, – там оказалось на удивление много информации по миллионам миллионов людей, от рядовых до генералов, от узников концлагерей до руководителей стран. Гораздо сложнее было с физическими данными: реакция, выносливость, меткость, сила. Все то, что в играх не задумываясь выставляется автоматически или же кропотливо расфасовывается в ручную – балл туда, балл сюда.
Тем не менее нашлись и такие программы, и когда через три месяца Паша показал результат своей работы матери, та неожиданно разрыдалась и убежала из комнаты. Она вернулась минут через десять, старательно делая вид, что ничего не произошло. Долго стояла перед экраном, прижав к себе сына, и, гладя его по волосам, шептала:
– Как похож, господи… Как похож.
Рассказал Пашка и о причине, что до сих пор удерживала его в воссозданной геймразработчиками реальности первой половины сороковых годов прошлого столетия. Неожиданно для самого себя, он решил… повторить дорогу своего прадеда. Зная, в какой части служил предок, Волков без труда узнал и остальное – в каких боях участвовал, по каким дорогам передвигался, какие высоты занимал и какие немецкие дивизии громил.
И неожиданно повторить этот путь оказалось невероятно сложно. Воспользовавшись опциями по созданию персонажа, Павел загрузил в Игру собранные им параметры и вошел в ее мир в теле собственного прадедушки. Он специально оставил исходные данные, сделав «виртуала» точно таким же, каким был его реальный прототип, – без сверхметкости, без завышенных силовых показателей, без развития всевозможных умений. Обычным человеком.
После этого Игра и стала запредельно сложной. Пашка погибал на самых простых этапах. Днями не мог пройти простейшие уровни. Заваливал самые легкие задания. И все же, с непонятно откуда взявшимся упрямством, он продолжал идти дорогой своего героического предка. Нет, прадедушка не получил высоких воинских званий, закончив войну простым лейтенантом. Не было у него и огромного количества наград – лишь медали да всего один орден. Но, играя своим новым персонажем, Пашка постепенно начал проникаться к прадеду странным чувством – смесью глубокого уважения и трепетного мальчишеского восхищения. Пришло понимание, что для каждого участника этого страшного театрального действа, под названием «Вторая мировая война», героизм был понятием повседневным, будничным. И от этого его восхищение только росло.
Не зная, как закончить, чтобы не скатится в глупую, пустую и ненужную патетику, Паша просто развел руками, дескать все.
– Все, – на всякий случай продублировал он голосом.
Аудитория молчала, завороженная его словами. Задумчивая Валентина Робертовна встрепенулась и тронула тачпад ноутбука, разворачивая нужный файл.