- Эзра, - окликнула хозяйка, когда ложки заскребли по дну. - Проводи леди в светлицу.
Девчушка вскочила со скамьи, но Нэльвё жестом остановил ее.
- Не сейчас. Мы бы хотели переговорить... одни.
Старшие покинули комнату молча и степенно, ребятня - с галдежом, когда их за уши потянули за порог. Дочки-ровесницы Камелии любопытно сверкали темными глазенками и прожигали матрону, выталкивающую их за дверь, обиженными взглядами.
Когда дверь все-таки захлопнулась (не переставая, впрочем, многозначительно подрагивать, как будто там усиленно делили места для подслушивания), я, кашлянув, полюбопытствовал:
- Ты всерьез думаешь, что мы остались наедине?
Нэльвё молча вскинул руку - и заклинание сорвалось с его пальцев золотой взвесью; прокатилось по комнатке дуновением теплого ветра, нежно огладив кожу.
- Теперь - остались, - в его голосе звенел металл.
Я напрягся. Благодушие и сонливость как рукой сняло. В интонациях Нэльвё сквозила тщательно сдерживаемая злость. Я решительно не понимал, чем она вызвана... и что он собирается делать.
Долго удерживать интригу Нэльвё не стал, разразившись гневной тирадой:
- С какой такой радости ты - пожри тебя Тьма! - разбрасываешься чужими деньгами, да еще и в таком количестве?! Посчитай-ка, л-леди, сколько нам еще трат предстоит! Лошади, упряжь, телепорты, ночлеги, завтраки, ужины и обеды... этого, по-твоему, мало?! Захотела поиграть в благородную - так швыряй медяки в толпу, мне не жалко! Медяки, а не златы!
Камелия бледнела, краснела; сжатые в кулачки руки дрожали. Взгляд пылал какой-то отчаянной смесью злости, ненависти... и стыда.
- Это... мои деньги, - едва слышно прошептала она.
- Да неужели? Почему, в таком случае, они были в моем кошельке?
Камелия резко, болезненно выпрямилась, словно под плетью. В голосе, еще мгновение назад слабом и дрожащем, прорезались угрожающе-спокойные нотки.
- Я взяла деньги с собой. Если Вы изволите пройти в отведенную мне комнату, я с удовольствием верну Вам злат.
- Глупая девчонка! - рявкнул Нэльвё. К чести леди, она не дрогнула. - Злат! Злат, разорви тебя дракон! На него можно припеваючи жить две недели! Даже я, будучи одним из лучших торлисских лекарей, горбачусь за него десять дней кряду! Десять! А ты разбрасываешься, даже не зная им цену!
В чем-то Нэльвё был прав. Мелкому служащему за злат нужно работать месяц-полтора, крестьянину и того больше. Избалованной богатой аристократке, платья которой порою стоят и по полсотни золотых, конечно, не понять этого. Но осуждать ее просто смешно.
- Да и с чего бы тебе знать? Сколько тебе на развлечения выдают, леди? Пять златов в месяц? Десять? Двадцать? - едко продолжил бессмертный.
- Один.
- Что? - переспросил Нэльвё, точно ослышался.
- Один злат, - отчеканила Камелия.
- Тогда почему?.. - воскликнул я.
- Потому что, - негромко, но решительно сказала она, поворачиваясь ко мне, - каждый должен платить за свои ошибки. И это - моя плата.
Камелия развернулась, гордо расправив плечи. Ее шаги срывались в тишину раннего утра, в зыбкий рассветный час.
Дверь закрылась неслышно, беззвучно, неощутимо, но недвижимость, оцепенение и безвременье развеялись в тот же миг.
- Ну и что это было?
- Что? - ощетинился Нэльвё, и я ожегся о его пылающий взгляд.
Пока я подбирал слова, в приоткрывшуюся дверь сунула любопытный нос хозяйка.
- Благородные господа, вы закончили? Можно прибирать стол?
Мы переглянулись. На секунду мне показалось, что он и сам уже не рад своей вспышке, но вслух этого ни за что не признает... Но лишь показалось.
Продолжать разговор в любом случае было бессмысленно. Я отвернулся.
Нэльвё приглашающе взмахнул рукой, и заклинание, дикой лозой обвивающей комнату, истаяло. Хозяйка несмело сделала несколько шагов - и замерла, когда Нэльвё легко поклонился:
- Спасибо за хлеб и кров, хозяйка.
В устах thas-Elv'inor это простая и искренняя фраза отчетливо отдавала иронией, но женщина все равно зарделась, а вошедший следом хозяин помрачнел и сухо бросил:
- Вход на чердак в сенях. Тюфяки найдете в углу. Больше предложить нечего.
Сделав мысленную зарубку особенно не рассчитывать на хозяина и его помощь, я толкнул дверь в прихожую и покрутил головой. Нэльвё первым заприметил прислоненную к стене лесенку и, перехватив ее, бросил:
- Ты первый.
Я прищурился:
- Не доверяешь?
В повисшей между нами паузе отчетливо слышались стук убираемой посуды, тихие переругивания и детский писк.
- Нет, - пожал он плечами. - Просто не люблю, когда у меня стоят за спиной. Привычка.
Я мог бы всласть попрепираться еще пару минут, но после долгожданного ужина меня разморило, и единственное, чего мне хотелось сейчас: спать. Махнув на причуды Отрекшихся, я сноровисто поднялся по любезно придержанной Нэльвё лестнице.
...Прогретый за день чердак еще хранил ласку солнца, но от стен уже веяло рассветной прохладой. Я зябко повел плечами - и тут же сдавленно выругался, стукнувшись о низкий потолок.
"Очень низкий, - мрачно заключил я, задрав голову и почти упершись в него. - Не пройти, даже пригнувшись".
- Что ты там копаешься? - сварливо пробурчал Нэльвё внизу. Я встрепенулся и, заприметив груду тюфяков в углу, пополз в их направлении на четвереньках.
Лестница почти сразу деловито запружинила. Шур-шур-шурх... Стук! Неразборчивое (и отчетливо непечатное) шипение сменились шуршанием и мрачным сопением. Я имел глупость обернуться и напоролся на исполненный ненависти взгляд Нэльвё. Если бы им можно было убить, я бы... а, впрочем, ничего бы не изменилось.
Тюфяки поделили быстро; подушек и одеял гостям не полагалось. Я, привычный и не к такому, тихо радовался отсутствию клопов и возможности наконец-то поспать. Избалованный не меньше Камелии бессмертный кривился, морщился, но молчал - только мрачнел.
Маленькое чердачное окошко благоразумно заслонили последним, третьим, ничейным тюфяком.
Я улегся, поджав ноги к груди, и почти сразу уснул, убаюканный нежным шепотом ночи.
***
Мне снилась какая-то вязкая, липкая муть. Я ворочался, стискивал зубы, сжимал в бессильной злобе кулаки. Секунды тянулись часами, минуты - вечностями, и время на зыбкой грани сна и яви обернулось жесточайшей пыткой.
А потом все закончилось. Я неожиданно понял, что меня мучит. Осознал это просто и ясно, в один миг - и проснулся.
За мной следили.
Я резко сел и прислушался к себе. Кто-то и впрямь настойчиво пытался найти меня. Защита, выстроенная в бытность еще магом, держалась стойко и достойно, но, не возобновляемая почти сотню лет, была уже на пределе. Ей осталось в лучшем случае минут десять - и тонкая грань, отделяющая меня от ищущего лопнет, как мыльный пузырь. А поставить новую я не успею.
Что же делать? Разбудить Нэльвё? Thas-Elv'inor - мастера ментальной магии... Но успеет ли он выстроить защиту? И выдержит ли она напор любопытствующего? Обычно для такого рода поисков и нанимают Отрекшихся, а справиться с защитой коллеги труда не составит. Камелию? Нет, чушь. Девочка слишком неопытна, чтобы доверить ей мою... нашу безопасность.
Я осекся на полуслове.
Творить заклинание ей, конечно, доверить нельзя... а вот дать подпитать энергией уже существующую структуру - можно.
Впрочем, даже на этот счет у меня были некоторые сомнения.
Я задумчиво поглядел на Нэльвё и почти сразу отверг эту мысль. Нет, он слишком умен, чтобы легко согласиться помочь. Начнутся вопросы, препирательства, взаимные недоговорки и уступки, а драгоценное время будет уходить сквозь пальцы.
...Да и контроль над его сознанием, в случае опасности, не взять. И за Грань увести не получится. А просить обновить заклинание того, кто не видит его структуры, почти безнадежно.
Слишком умен, слишком рассудителен. Слишком.
Окончательно утвердив Камелию на роль невольной помощницы, я скользнул за Грань. И сразу же почувствовал, как протянувшаяся между нами нить рвется со струнным вздохом.
Неразличимый в реальности я, не таясь, спустился по лестнице. И, уйдя глубже, за дальние Грани, прошел сквозь истаявшую дверь.
Камелия спала. Сквозь плотно закрытые резные ставни не пробивалось ни лучика восходящего солнца. Смешная, с трогательно натянутой до самого подбородка простыней, с руками, раскинутыми, точно крылья, и смягчившимися во сне чертами лица, она сейчас казалось ребенком.
- Камелия, - тихо позвал я, шагнув в реальность у изголовья кровати. - Камелия!
- Отец... - едва слышно прошептала она. В голосе дрожали слезы. - Отец!
- Камелия! - позвал я громче, менее всего желая прикасаться к чужим тайнам.
От моего окрика она вздрогнула - и распахнула глаза. В темноте, опутавшей комнату, они казались двумя сгустками мрака.
- Мне нужна Ваша помощь, - сухо бросил я, не давая ей утонуть в догадках и высыпать на меня нелепые обвинения, которые почему-то всегда приходят женщинам в голову в первую очередь.
- Я Вас слушаю, - подчеркнуто вежливо сказала она, гордо вздернув подбородок. Мягкие после сна черты еще не успели ожесточиться, и она по-прежнему выглядела ребенком.
Только ли выглядела?
И я сказал совсем не то, что планировал.
- Я вновь покажу Вам тот мир, - без ложной мягкости и вкрадчивости сказал я. - Мир настоящего волшебства. А Вы, - я присел на корточки у изголовья так, чтобы наши глаза находились на одном уровне. - Напоите силой заклинание, которое покажу.
Совершенно безумное, глупое предложение. Предложение, на которое может согласиться только ребенок. Взрослым недостаточно просто смотреть - у них нет на этого времени. Им непременно нужно обладать. И неважно, что, получив в свою власть нечто, они почти наверняка забросят его, как сломанную игрушку.
Она согласилась.
- Что случилось? - также коротко спросила она, садясь на кровати и придерживая простынь. Подобная "стыдливость" показалась мне кокетством и манерностью: на том конце кровати простынь сползла, оголила узенькую щиколотку девушки, тонущую в ворохе кружев и рюшек ночной рубашки.
- За мной следят, - лаконично ответил я. - Быстрее, леди, у нас так мало времени.
Она поколебалась секунду и, чуть подвинувшись, чтобы мне было, куда присесть, протянула руку.
- В этот раз будет проще, - пообещал я. По дрогнувшим векам и волне мурашек, пробежавшей по ее рукам, я понял, что она не поверила.
И правильно сделала.
- Успокойтесь, леди. Закройте глаза, - терпеливо повторил я то, что она уже знала.
Камелия подчинилась беспрекословно.
В прошлый раз я вел ее за руку по дороге, одергивая при любой попытке сойти с нее и остановиться даже на секунду. А в этот - шел рядом, благородно поделившись тем, что видел сам. Это создавало некоторый риск, но выбора не было: попробуй я взять полный контроль над ее телом, меня сразу бы обнаружили. Мне ничего не оставалось кроме как надеяться, что девушка не подведет.
Ее восторг вновь захлестнул меня, расцветил алыми отсветами молочную дымку. Но сейчас любоваться красотами Грани, ее нежностью и отзывчивостью, было решительно некогда, и я продолжил бесстрастно и отрывисто:
- То заклинание - словно сиреневая паутинка. Видите? Да, правильно. Протяните к ней руку. Нет, не получается? Жаль. Я не могу помочь: стоит нарушить структуру, как заклинание перестанет действовать.
"А если я напитаю все?" - тихо шепнула дымка голосом Камелии: она отчего-то боялась говорить вслух. За Гранью слова вспыхивали зарницами, гремели громом, рябью пробегали по туманному озеру. Но сейчас это пугало ее меньше звуков реального мира.
Я не колебался. Да, долго, да, расточительно, но кропотливый поиск нужной структуры грозил затянуться, а времени у нас нет.
- Начинайте!
По сцепленным пальцам пробежала волна тепла. Свет, нежный и ласковый свет солнца озарил меня от кончиков пальцев до пят.
Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка стала заваливаться набок и успеть ее подхватить.
- Леди! - зашипел я, отчитывая. - Что вы сделали? Нельзя пропускать сквозь себя столько энергии сразу!
- Я... я не знала, - светлая улыбка затухала, лицо бледнело; исчезал внутренний свет, заставляющий ее глаза сиять. Или, быть может, он лишь казался мне?..
Камелия потупила взгляд.
- Вас этому не учили? - неприятно удивился я. Она качнула головой. - Не учили обращению с чистой энергией? Хотя, впрочем, этого следовало ожидать от времени формул и сухого просчета... Времени магии, а не волшебства.
Спохватившись, что сказал это вслух, я попытался улыбнуться как можно теплее. Но вышла, кажется, лишь кривая усмешка.
- Спите. Мы не торопимся, часов пять еще есть. Спасибо, что помогли.
Она хотела было что-то возразить, но почти сразу, точно околдованная, закрыла глаза и уснула.
Я поправил сбившуюся простынь и тихо ушел, больше не тревожа ее сон.
***
Меня разбудили шорох, приглушенный стук и злое, но тихое шипение. Я приподнялся, замотал головой, едва соображая, где я и что происходит - и не смог разлепить глаз. Сквозь сцепленные ресницы получалось разглядеть лишь тонущий в радужных бликах силуэт.
Я вздрогнул, мотнул головой, часто-часто заморгал, протер глаза - и с облегчением выдохнул, опознав в госте Нэльвё.
Уже умывшийся, с еще влажными волосами - с темных набухших кончиков скатывалась вода, - он сидел, закинув ногу на ногу, подложив руки под голову, и легкомысленно грыз пшеничный колосок.
- О! Проснулся! - не замедлил отреагировать он на мое пробуждение. Как ни странно, сейчас голос Нэльвё был исключительно радостным. Я сел на тюфяке, взирая на него хмуро - как и положено смотреть только что проснувшемуся на отвратительно бодрого друга.
Нэльвё заговорщицки подмигнул, подбросил что-то на ладони - и перекинул мне.
В пробивающихся сквозь крышу лучах блеснуло золотом. Я, плохо соображая, что делаю, перехватил верткую вещицу налету. И, разжав кулак, с удивлением обнаружил стиснутый в нем злат.
- Вчерашний, - пояснил Нэльвё, лукаво улыбаясь. - Тот, что наша благородная кузнецу пожаловала.
- Отобрал? - мрачнея на глазах, спросил я.
Он расхохотался:
- Обижаешь! Проку ему с того злата, да еще после того, как он узнал, кого отчихвостил! - и, поняв, что я не собираюсь разделять его веселье, уже серьезно повторил: - Толку ему с того злата, когда жена уже месяц с болезнью слегла, а лечить ее некому. Выходил я его благоверную, так он мне со слезами этот злат втюхал! На, говорит, добрый человек, забирай! - со смехом процитировал Нэльвё. - Ну, я и забрал. И ведь не просил ничего, он сам предложил.
Я недоверчиво вздернул брови. Нэльвё проявлял удивительную доброту... Я бы сказал, подозрительную.
"Заразное это, что ли? Неужто отповедь Камелии его так встряхнула?" - рассеянно подумал я, безуспешно пытаясь натянуть рубашку: все никак не мог попасть в нужный рукав.
- Хозяйка пирожки печет, - меж тем сообщил Отрекшийся, продолжая мучить бедный колосок. - Нас зовет. И соню эту... благородную.
Я надивиться не мог настроению Нэльвё, гадая, в чем же причина редкого благодушия и добродетели. Слепо нащупав ботинки, я натянул их и зашнуровал, отчаянно зевая и норовя пропустить нужный крючок. В голове крутилась какая-то мысль, но я никак не мог ухватить ее за хвост.
А!
- Ты не говорил с деревенскими о лошадях? - спросил я скорее для отмашки (и слабо надеясь пролить свет на оставшиеся за утренние кадром блуждания Нэльвё). Мне в принципе не верилось, что наш thas-Elv'inor способен на общественную деятельность.