Аурелиус ваан Содегберг в некотором удивлении признался себе, что был рад видеть Фабиана. И со старческим смирением он признался себе: время летит. Жалкие три месяца назад в его приемной сидел мальчишка. Умный, сообразительный, норовистый, но мальчишка. В этом же борделе, который вопреки логике, здравому смыслу и честности назывался Магистратом, к нему подошел молодой мужчина Фальк ваан Равенсбург. Содегбергу на несколько секунд показалось, что ему снова пятнадцать лет, и к нему подходит капитан волейбольной команды, тот еще ослепительный негодяй, и просит написать за него реферат, а он, слизняк, вроде и понимает, что это нехорошо, что ему, Аурелиусу, выгоды с этого просто никакой не будет, но и отказаться он не в силах, пребывая в упоении от этого незаслуженного внимания. Этот же Равенсбург был вежлив и, с неожиданным тщеславием признался себе Содегберг, был искренен, говоря, что рад его видеть.
Крайне любопытный Второй Консул не удержался и присоединился к Содегбергу и Фабиану. Он улыбался своей ненавязчивой кошачьей улыбкой, делал комплименты амбициозности Фабиана, которые слишком походили на ядовитые стрелы, и уголки его рта обиженно обмякали, когда Фабиан отказывался злиться в ответ на них. Содегберг помалкивал и довольно улыбался. Фабиан оглядывал зал: он уже насчитал четырех консулов, но все не тех.
Второй Консул не преминул поинтересоваться, что или точней кого высматривает Равенсбург.
– Высматриваю? – снисходительно улыбнулся Фабиан. – Мне кажется, вы ошиблись флексией. «Осматриваю» будет точней. Это очень представительный прием. Не так ли, господин Государственный Консул? Здесь собраны практически все члены Магистрата и, насколько я могу судить, ряд депутатов Собрания.
– Ну еще бы, – фыркнул Второй Консул, глядя на Содегберга. – Чтобы вы знали, дорогой Равенсбург, лучше Магистратских приемов только приемы в Консулате. Особенно если за них ответственна служба Первого Консула.
Фабиана обдало жаром. Он вздрогнул, рефлекторно подавил дрожь, оглядел зал еще раз.
– Охотно верю вам, господин Второй Консул. Не думаю, что мне в ближайшее время выпадет честь побывать там, чтобы убедиться в этом лично, – через несколько секунд ответил он.
– Вы неоправданно скромны, милейший Равенсбург. Полгода назад едва ли вы могли рассчитывать на личное знакомство с Консулами, но это изменилось, – промурлыкал второй. – Будущее непредсказуемо, – насмешливо добавил он.
Фабиан замер. Он знал, что второй обладает способностью превращать самые немудреные слова в оружие – имел удовольствие убедиться на собственной шкуре, и это помимо шепотков о втором, которых он наслушался немало. Непонятным оставалось одно: вел ли себя второй так, как обычно – или все-таки его остроты были направлены лично против Фабиана. Ответ мог дать только второй. Если сам его знал.
На счастье Фабиана, к ним подошел Армушат. Чтобы лично поздороваться с одним из лучших слушателей своего простенького курса, чтобы посетовать на пару с Содегбергом о том, что молодежь нынче пошла не та, малоинициативная, лишенная оригинальности мышления, инертная. Преисполненный теплых чувств по отношению к Фабиану, он даже похлопал его по спине и задержал на плече руку. Он же и сообщил Второму Консулу, что Фабиан интересуется мегапроектами. Вроде космического городка или города-амфибии. «Вот как?» – промурлыкал второй, и его взгляд стал странно жестоким. Фабиан согласно кивнул.
– А почему? – склонив голову к плечу, спросил второй. Он улыбался, и Фабиан не верил этой улыбке, и при этом не мог не быть очарованным его противоречивостью. Поэтому он попытался объяснить. На что второй желчно отозвался: – У вас похвальное знание официальных доктрин и хорошая память, Равенсбург, но именно это вызывает серьезные сомнения в вашей способности мыслить самостоятельно. М?
– Ты слишком опрометчиво судишь, Эрик, – вмешался Содегберг. – Тем более как еще говорить о возможной будущей доктрине, как не языком доктрин? Зачем изобретать велосипед?
Второй неожиданно успокоился, улыбнулся, снизошел до объяснений. Он был невероятно интересным собеседником, когда хотел. И отвратительным, когда мог. После неожиданного выпада второй пытался казаться благодушным, рассказывал о футурологических исследованиях, о материалах будущего – о многом, что казалось невероятным, если бы не звучало из уст консула, тем самым приобретая иной модус – почти сбывшегося, и при этом Фабиан тяготился разговором. Рядом с ним было тем более тяжело находиться, что Фабиан почувствовал: где-то за спиной стоит первый и смотрит на него. На его спину, по которой его только что похлопал Армушат за неожиданно остроумный ответ.
Он действительно находился в зале. Чтобы убедиться, что он не ошибается и кожу действительно прожигает взгляд первого, Фабиан посмотрел на огромные окна во всю стену – в противоположную сторону. Первый был не самого высокого роста, но просто по тому, как вокруг него толпятся люди, было легко определить, где он. На счастье Фабиана, второй постепенно утрачивал интерес к разговору, и ни Армушат, ни Содегберг его не поддерживали.
Первый подошел к ним, ослепительно улыбаясь, и словно сделав одолжение, задержал взгляд на Фабиане.
– Равенсбург, – словно глыбой привалив, произнес он. – Я почти не удивлен, видя вас здесь. Мне следует сказать, что я рад вас видеть?
– Можешь побыть честным для разнообразия и объяснить государственному сиротке, в каком гробу ты хочешь его видеть, – сказал второй.
Фабиан сжал кулаки.
– Это звучит как обвинение во лжи, – скрипнул зубами первый.
– Разве? – невинно поднял брови второй. – Ну хорошо, можешь побыть искренним и возрыдать на его груди, причитая, как ты счастлив видеть государственного сиротку.
Первый не сдержался и засмеялся.
– Ты не хочешь убраться во-он в ту компанию и пооскорблять господ судей? Сегодня ты как раз в ударе, с тобой не справятся даже они. Велойч иногда бывает просто невыносим, – повернувшись к Фабиану, пояснил он.
– Иногда? Вы думаете о господине Втором Консуле или слишком хорошо, или слишком плохо, – не сдержался Фабиан.
– Вы даже не представляете, насколько плохо, Фабиан, – ухмыльнулся второй. – Ну-с, откланиваюсь. Стефан, ты остаешься?
Первый изучающе смотрел на Фабиана.
– Я почти не удивлен видеть вас здесь… Фабиан, – тихо повторил он. – Но я рад. Я очень рад. Как поживает Академия?
Фабиана бросило в жар. Он приоткрыл рот, облизал губы. Попытался улыбнуться, пожал плечами и наконец сказал:
– Отлично, господин Альбрих.
========== Часть 9 ==========
Прием в Магистрате был бесконечно долгим; Фабиан решил не утомлять себя чрезмерно и ушел сразу после полуночи. Все-таки в школе в них основательно вбили все эти правила этикета, и отдельное спасибо преподавателям и особенно Эрдману, как бы невзначай вовлекавшим в занятия незначительные детали, непримечательные тонкости, не бросавшиеся в глаза нюансы. В пятнадцать лет легко стоять на вершине мира и решать глобальные проблемы, но строить беседу с незнакомым человеком так, чтобы не показаться идиотом, да еще и выгоду из легкомысленной болтовни поиметь, и все за счет деталек, намеков, – на это подростки неспособны в принципе. И хорош был бы Фабиан без той изнурительной, казавшейся бессмысленной муштры, которую предпочитал Эрдман вместо бесконечных увещеваний, объяснений, воззваний к далеким и прекрасным целям, стоя рядом с личным помощником четвертого консула и разглагольствуя о полетах к звездам вместо обмена сальными шутками. Хорош был бы он, вещая о семейной политике Республики в обществе унылого куратора одного из отделов Банка Республики вместо обсуждения клубов, в которые тот мог бы сводить свою оч-чень молодую племянницу. Племянницу, бесспорно. Хорош был бы Фабиан, не имевший опыта в обмене двусмысленностями с Аластером, не распознав, что за племянницу имел в виду унылый куратор с усами, похожими на клешни лобстеров и такими же унылыми, как он сам. Фабиан был доволен собой и приемом; он был возбужден незнакомым возбуждением, не имевшим ничего общего ни с чем, испытанным им раньше. Он выпрыгнул из вагона и усилием воли заставил себя идти. Если не степенно, так по крайней мере не слишком быстро. А сердце возбужденно билось в груди, а кровь бурлила, а в венах гулял адреналин, и хотелось подпрыгнуть и дотянуться до самого неба, или раскинуть руки и заорать луне что-нибудь неприличное, или что-нибудь этакое, невероятное, потому что Фабиану казалось, что он может все, способен на все, что весь мир лежит у его ног и подчиняется тишайшей его мысли. И особенно здорово было знать, что впереди еще один прием в том же Магистрате, что Содегберг предложил подумать о месте стажера и что Первый был настолько удовлетворен тем, как Фабиан прошел практику, что хотел снова заполучить его.
Фабиан обошел здание общежития, вдохнул холодный воздух, задрал голову и посмотрел на звезды. То ли возбуждение от невероятного события растворялось в ночи, то ли он просто трезвел, но ночная прохлада забиралась под сюртук, вынуждая ежиться. И мир вокруг казался тусклым, особенно на фоне свежей, снова и снова переживаемой памяти о приеме. Фабиан огляделся, словно убеждаясь, что вокруг действительно никого нет, и направился в свою комнату. Его сил хватило ровно на то, чтобы дойти до нее и рухнуть на кровать.
Он встал в привычное для себя время, без малого шесть утра, перевернулся на спину и уставился в потолок. Ни на секунду сомневаясь, что вчерашний вечер действительно имел место и что Фабиан действительно был активным действующим лицом, он пытался вслушаться в себя самого: действительно ли это было так здорово, как казалось. Внутри властвовала удручающая, депрессивная пустота. Фабиану показалось на мгновение, что все его внутренности припорошены пеплом, седым пеплом от дешевой бумаги. Он встал и оглядел себя, разозлился, что не смог уделить две минуты банальным правилам, сорвал костюм и швырнул его на стул. В комнате было прохладно, в ванной – еще и сыро. Фабиан стоял, подняв лицо к потолку, подставляя под ласки прохладного воздуха жаркую кожу, и жадно вдыхал его. И кожа вибрировала в предвкушении, в вожделении чего-то нового, чему Фабиан еще не знал имени, но чего он ждал и к чему готовился. Фабиан упрямо покачал головой и шагнул в душевую кабину. И снова ему приходилось сдерживаться, потому что дерзкое тело воспринимало струи воды как поощряющую ласку, дразнившую и возбуждавшую его, и самое неприятное – охотно реагировало.
Аластер спал, дрянь такая. У Фабиана был ключ от его квартиры с правом полного доступа, которым тот предпочитал пользоваться как можно реже, помня, как ничтожно мало было их личное пространство в школе, как ему самому недоставало его личной территории, и стараясь не лишать ее Аластера. Это казалось излишней щепетильностью, особенно по отношению к Аластеру, который с маниакальным удовольствием вторгался в чужое пространство. Это же было и причиной, по которой Фабиан предпочитал предупреждать о своем приходе, звонить в дверь и ждать, что лентяй Аластер ее откроет, вместо того, чтобы по-свойски ввалиться в квартиру и рухнуть на диван, кресло, кровать, куда угодно, главное, чтобы поближе к нему. Аластер злился, топал ногами, дулся, когда ему приходилось открывать дверь, и Фабиан злорадно ухмылялся, свысока поглядывая на него. Обычным был именно такой сценарий с небольшими отклонениями, за исключением тех случаев, когда Аластер приходил в себя от очередного пиршества. Последствия которого и созерцал Фабиан, стоя в гостиной и брезгливо морщась. Это было счастьем – иметь доступ к бездонной папенькиной мошне и быть в состоянии хоть каждую неделю заказывать генеральную уборку квартиры. Что нужно было сделать, и желательно немедленно. Что Фабиан и сделал. Затем он пошел в спальню, чтобы растормошить Аластера.
После пары оплеух и нескольких минут под ледяным душем Аластер завопил истошным голосом, кляня Фабиана на чем свет стоит, и вырвавшись из его рук, на непослушных ногах побежал к шкафу за халатом.
– Ты садюга! Урод гребаный, извращенец, – орал он. Фабиан стоял около душевой кабины и следил за тем, как Аластер заворачивается в халат, трясясь от холода. Он потянулся за полотенцем, вытерся, бросил его на короб с бельем. Аластер обиженно смотрел на него и ежился.
– Да будет тебе мимозу из себя корчить. Как будто и не было душевых залов и сквозняков в них, – ухмыльнулся Фабиан, упираясь бедром в раковину.
– Равенсбург, освежуй тебя мясник, я счастлив, что это в прошлом и я могу наслаждаться обжигающе горячим душем, – хмуро огрызнулся Аластер. – И вообще, пошел вон отсюда! Раз ты заставляешь меня принимать душ, я настаиваю на том, чтобы сделать это с чувством, с удовольствием, обстоятельно.
– Ты собираешься дрочить в душе? – невозмутимо поинтересовался Фабиан. – Или твое с удовольствием относится к каким-нибудь штукам, дилдо, кольцам, чему там еще? Дай посмотреть!
– Пшел нахрен, – буркнул Аластер. – Я буду принимать ванну.
– Аластер, – зашипел Фабиан, подбираясь, вытягиваясь в струну, поднимаясь на носках, готовясь атаковать. Аластер вздрогнул и попятился. – Ты будешь принимать душ и энергично. Если через двадцать минут тебя не будет на кухне, я эту ванную нахрен разнесу.
– Придурок, – проскрипел Аластер, вцепившись в пояс халата. – Какого хрена тебе от меня надо?
– Иди в душ. Я делаю кофе с бутербродами и жду тебя. И не забывай, двадцать минут.
Фабиан стоял у окна и изучал дома вдалеке. Он повернул голову, заслышав шаги Аластера, но не обернулся.
Аластер вошел, смачно зевнул, плюхнулся на стул. Фабиан покосился на него через плечо.
– Я так понимаю, на той вечеринке тебе нифига не перепало, так ты и мечешься, как лось по лесу, – желчно произнес Аластер и потянулся за кофейником. Фабиан повернулся к нему и сложил на груди руки. Аластер вдохнул аромат кофе и счастливо вздохнул. Затем пригубил кофе, поднял тусклые глаза с красноватыми белками на Фабиана, скривился. – Ты внушительно смотришься, я просто трепещу в ужасе от твоей стати и этих, рельефных мышц, – скучно протянул он. – Каких там, дельтовидных, клиновидных, трубовидных, ай, неважно. Боюсь-боюсь-боюсь. Ты уже завтракал?
– Я даже пообедал. Скоро буду ужинать, – снисходительно бросил Фабиан.
Аластер поднял голову, прищурился, прикрыл один глаз и попытался разглядеть время на часах.
– М-да. Нифига себе, – вяло ужаснулся он и жадно выпил кофе, затем налил еще. Фабиан стоял все там же. Аластер поднял на него глаза. – Ну, как прошла попойка?
Фабиан криво усмехнулся и сел за стол.
– Ты что-то путаешь. Я был не на твоей пьянке, – ответил он. – Я был на приеме в Магистрате.
– То есть все было скучно и ты никого не трахнул?
– Говнюк, – дружелюбно огрызнулся Фабиан.
Аластер закатил глаза.
– Какой есть, – отозвался он, глядя на сандвичи.
– Скажи мне, пройдоха, что из себя представляет Второй Консул?
Аластер оторопело уставился на Фабиана.
– Второй? – неуверенно переспросил он. – Велойч? Не первый?
Фабиан улыбался и не мигая глядел на него.
Аластер откинулся на спинку стула.
– Фальк, – после звенящей паузы осторожно сказал он, – тебя действительно интересует второй?
– Пройдоха, – очень точно имитируя Аластера, отозвался Фабиан. – Я разве признавал это?
– Э-э-э, а разве нет?
– Когда? – ледяным тоном поинтересовался Фабиан.
– Ну, только что! – возмутился Аластер. Фабиан поднял брови. Аластер резко отодвинул тарелку с сандвичем. – Ты спросил, что из себя представляет второй. Как по-твоему следует понимать этот вопрос?
– Армониа, при всех моих теплых чувствах к тебе. Если я захочу узнать о человеке Первом Консуле, о человеке Втором Консуле, о чиновнике Втором Консуле, я обращусь к официальным или полуофициальным источникам. Даже биографию можно при желании восстановить из официальной до приблизительно соответствующей реальной, если уметь. Для этого ты мне не нужен. Мне нужно знать, что из себя представляет Велойч вне своего консульства. Понимаешь? – Фабиан подался вперед, прищурился, уставился на Аластера. Тот сжался на стуле под его тяжелым взглядом, съехал вперед, приоткрыл рот, словно собираясь оправдываться. – Понимаешь? – жестко спросил Фабиан.
Аластер перевел дух.
– Тебя сплетни, что ли, интересуют? – сипло уточнил он.
Фабиан пожал плечами, откинулся назад.
– Пусть будет так.
Аластер нервно засмеялся.
– Зачем тебе? – непонимающе произнес он. – Ты оттрубил шесть недель у первого за пазухой, не был бы таким чистоплюйкой, устроился бы у него в спальне и был в шоколаде. – Он пожал плечами. – Да черт побери, ты все еще можешь, он тебя недаром на практику требует, подмигнул бы там, за шампанским сбегал, и был бы окей, – недоуменно пожал плечами Аластер, глядя перед собой. Фабиан сжал кулаки, сцепил зубы; на скулах у него проступили красные пятна. Он молчал. Аластер поднял на него глаза. – Какого хрена тебе нужны сплетни о втором?