– Очень сообразительный молодой человек. Удивительно дисциплинированный. Для современной молодежи это скорее исключение, – неторопливо ответил Михаил.
– Садитесь, – сухо бросил Содегберг и развернулся к окну. Михаил подчинился. – Мне кажется, в школе юнкеров их всех учат дисциплине.
– Возможно. Но не так, как в свое время. Когда военное положение было скорей нормой, чем исключением.
– Вы скучаете по романтике тех дней? – усмехнулся Содегберг.
– Скорее по романтическим очкам моей юности, господин Генеральный Консул.
– Юности, – вздохнул Содегберг. – Привлекательнейшего украшения, за которым так легко не увидеть алчности, злопамятности, лени, корыстолюбия, да просто бесхребетности. Юность прекрасна, мой дорогой Михаил, и сколько существует людей, для которых юность самоценна… – Он внезапно развернулся к нему. – Но Фабиан производит иное впечатление? Я общался с ним спорадически и должен признать, он производит двоякое впечатление. С одной стороны, он юн, романтичен, его голова полна всех этих бредней… – Содегберг помахал рукой в странном жесте. – С другой стороны…
– Он заслуживает той характеристики, которую составил ему в прошлом году мой коллега из Магистрата, – подхватил Михаил. – И он готов подтвердить все, что сказал тогда.
– А ему точно наплевать на возраст характеризуемого. Так вы довольны вашим помощником?
– Всецело.
По истечении двух недель Содегберг вызвал Фабиана и коротко приказал ему садиться. Он сам стоял у окна и задумчиво изучал площадь, которая была накрыта мелким дождем и все равно наполнена людьми.
– Что им всем дома не сидится, – угрюмо бормотал он. – По такой погоде собака на улицу лишний раз носу не кажет, а эти глазелки ползают, глазеют. На что глазеть-то?
Фабиан поднял брови. Очевидно, госканцлер развлекал скорее себя, чем его, зачем-то изображая ворчливого старика.
– М-да, – резко бросил Содегберг, разворачиваясь. – Ах, Михаил, спасибо. Кофе. Как раз к месту. Угощайтесь, – приказал он Фабиану и сел.
Он сплел пальцы и пригнул голову. Пауза затянулась. Казалось, что Содегберг изучает ногти. Может, он дремал с раскрытыми глазами, кто его знает. Фабиан взял чашку.
– Да, – обреченно произнес Содегберг. – Так вот. Вы должны были провести следующие шесть недель практики в Консулате. Не так ли?
– Да. В отделе внешне-экономических связей, – ответил Фабиан, напрягшись.
– Решение, конечно, похвальное, – желчно произнес Содегберг. – Хотя что вам понадобилось в этом болоте? Там же уже который год одни жабы сидят. Я бы еще понял, если бы в Магистрате. В конце концов реальная власть в этой сфере у них.
– Важность отдела внешнеэкономических связей в Консулате трудно переоценить. Его сотрудники имеют возможность активно сотрудничать с дипломатами, не оглядываясь на сложности сотрудничества между конкурирующими учреждениями.
– Так уж и конкурирующими, – словно проснувшись, возразил Содегберг. – В Консулате подписывают контракты, а в Магистрате их исполняют. Следят за исполнением. Исполнять эти жабы не способны что там, что там. Даже брачные танцы у них похожи на барахтания. Как только детей делают, идиоты.
– Для этого достаточно барахтаний, я подозреваю. Или мне позвать господина Томазина для экспертного заключения? У него должен быть опыт в этой сфере.
Содегберг засмеялся. Сухим отрывистым смехом, который вполне мог напугать неподготовленного человека, как камнем по стеклу водил. Фабиан отказывался поддаваться его веселью и ждал продолжения странных рассуждений Содегберга. Хотя почему странных – Михаил обмолвился как бы невзначай, что Консулат начинает вести себя слишком агрессивно.
– Не надо Михаила. Он наверняка был эффективен и ни в коем случае не барахтался. Как все, что он делает. Итак, вы подавали прошение о практике в Консулате. Это очень хороший задел для вашей будущей карьеры, насчет которой вы уже определились. Окончательно, кстати, определились? Ваш аттестат позволяет вам выбирать среди всего. Всего, дорогой Фабиан. – Содегберг склонил голову и уцепился своими глазками за Фабиана. – Любой факультет. Разумеется, в Высшей Академии. Вы же именно в нее собираетесь поступать?
Фабиан кивнул, отказываясь распространяться далее. Содегберг подождал, но не получив ответа, продолжил:
– Консулат – это очень хорошее место для прохождения практики. – Он помолчал немного. Затем продолжил: – Вы, наверное, знаете, что мы сотрудничаем с отделом образования таким образом, что в Консулате, Магистрате и Канцелярии ежегодно выделяются места для практикантов. И их комплектация может производиться и по иерархическому принципу тоже. Что это значит, Фабиан?
– Что распределение практикантов начинается сверху и продолжается по остаточному принципу до достижения низших уровней иерархии? – осторожно предположил Фабиан.
– Да, что-то в этом роде. Данная программа сотрудничества существует достаточно эффективно уже который год. Который десяток лет, должен сказать, – поправил себя Содегберг. – И я рад отметить, что Консулы очень серьезно относятся к тезису об обеспечении практического опыта нашим будущим специалистам. Образование не может и не должно существовать в отрыве от потребностей общества. Поэтому мы и стремимся к постоянному заполнению всех практикантских мест. Многие из наших практикантов возвращались к нам снова и снова, и даже в качестве специалистов. Вы наверняка познакомились с некоторыми. На тех вечеринках, например, на которых побывали. Не так ли?
Фабиан с трудом не усмехнулся.
– Разумеется, господин Государственный Канцлер. Я даже пообщался с человеком, проходившим практику непосредственно под руководством господина Томазина. Дирк Кайльберг.
– Этот идиот, – буркнул Содегберг. – Кофе хоть научился делать? Или так и вещает о своем высшем предназначении?
– Скорее второе. В первом я не имел возможности убедиться.
– Радуйтесь, – ядовито отозвался Содегберг. – Если его высшее предназначение такое же отвратительное, как и кофе, что он делал в свое время, то я просто диву даюсь, как его маменька умудрилась протянуть его до заместителя начальника реферата.
– Это уже может быть высшим предназначением.
Содегберг снова засмеялся своим крякающим смехом.
– Пусть будет так, – ухмыляясь, признал он. – Но вернемся к нашим баранам. К иерархическому принципу. Консулы принимают активное участие в надзоре за этой программой. К сожалению, и к моему сожалению в том числе, ввиду некоторых обстоятельств кругозор Консулов несколько ограничен в этом плане. Они делают выводы на основании того, что видят. А видят они, например, наличие или отсутствие практиканта. И на этом обстоятельстве они могут сделать самые различные выводы. Видите ли, Фабиан, кандидат, который должен был проходить практику в службе Первого Консула, находится в данный момент… в терапии. У него были выявлены некоторые девиации в поведении. И в его отношениях с нелегальными веществами. Что, как вы понимаете, ликвидирует саму возможность практики в самом верху власти. Я, признаюсь, удивлен, что это не было установлено значительно ранее. Но тут уж мы серьезно задумаемся над системой безопасности нашего аппарата. Беда в том, что место пустует. И поэтому я обращаюсь к вам с вопросом: не хотите ли вы пройти практику в службе Первого Консула вместо этого типа?
Фабиан приоткрыл рот от изумления. Ему никогда в голову не приходило, хочет ли он этого. Нет, конечно, он знал о Консулах все в пределах официальных биографий и допустимых, а иногда и не очень допустимых слухов, но никогда не задумывался о людях, стоявших за этими постами и биографиями. Он интересовался этими людьми по мере необходимости, но Консулы Первой Республики были куда более привлекательными персонажами – они стояли у истоков нового государства, они возводили его, утверждали, формировали, они были теми личностями, сотворившими Республику, в которой рос Фабиан. Консулы, находившиеся у власти сейчас, вызывали любопытство, уважение, но не то жаркое, пристрастное восхищение, как первые герои: нынешним Консулам не приходилось стоять насмерть, воевать с бесчисленными внешними и внутренними врагами, идти вперед практически на ощупь к цели, в которую верили только они. Но в любом случае, простой человек не мог пройти весь путь с низов до Первого Консула, и это не могло не привлечь Фабиана. Предложение Содегберга было отчаянно несвоевременным – и невероятно заманчивым. Потому что это значило не только знакомство со зданием власти, с его разными этажами, но и с духом, с неофициальной ее идеологией, которая определяет официальную. И вообще – Первый Консул был Первым. И это давало ответ на все вопросы.
– Предложение заманчивое? – меланхолично поинтересовался Содегберг. – Или подозрительно заманчивое?
– Я планировал несколько иное прохождение практики, – осторожно сказал Фабиан. – И я никогда не задумывался о том, чтобы замахиваться на самую вершину. – Он не удержался и издал нервный смешок. – Подумать только, Первый Консул… Я и не знал, что и там тоже можно проходить практику.
– Тот горемыка был студентом четвертого курса и ждал своего часа чуть ли не с начала учебы. А может, и ранее. Разумеется, Консулы предпочитают видеть практикантами выпускников Академии или… – Содегберг сделал неопределенный жест. – Иными словами, не детский сад. Но. – Он устроился в кресле поудобней. – Изо всех кандидатур, которые были бы достойны проходить практику в непосредственной близости от Первого Консула, именно ваша кандидатура кажется наиболее подходящей мне, руководителю кадровой службы консулата, руководителю ее же службы безопасности и методисту отдела по сотрудничеству с учреждениями образования. Вы можете быть молоды, Фабиан, но никто не назовет вас юным или ребенком. Вы, насколько я могу судить из личного опыта, уже вполне взрослый человек. Именно поэтому мы и ведем этот разговор. Я не удивлюсь, если вам нужно будет время подумать. Мы сейчас находимся в двух часах от завершения рабочего дня и вашего времени здесь. Я предлагаю вам взять час свободного времени, прогуляться, покормить лебедей в центральном парке, – и Содегберг указал рукой в сторону центра правительственного комплекса – в противоположную от города, – тем более ваш код позволяет вам доступ к нему. А затем вернуться ко мне для окончательной беседы об итогах практики и ваших планах на ближайшие шесть недель. Я очень надеюсь, что вы не подведете нас и примете правильное решение.
И в обычный понедельник Фабиан прошел часть знакомого маршрута и ступил на незнакомый, который должен был привести его в новый корпус – службу Первого Консула. Правительственный комплекс был тем еще термитником. Хорошо хоть Магистрат отказался от сомнительной чести быть включенным все в тот же всеохватывающий правительственный комплекс. Первый Консул, судя по корпусу, был настроен на долгую и продуктивную жизнь на благо Республики. Корпус был куда внушительней, чем та же Госканцелярия, и отделан иначе. И он был отчетливо, явно и бесспорно принадлежащим Первому Консулу и соответствующим его личности, с каковой Фабиан был ознакомлен посредством инфоканалов.
– Фабиан Фальк ваан Равенсбург, – коротко представился Фабиан, зайдя в приемную. Личный секретарь Первого Консула повернул к нему голову от внушительного экрана информационного центра, установленного на его столе.
– Эраст ваан Ардентен. Выпускник школы юнкеров сорок восьмого года, – представился он, встал и улыбнулся. Фабиан сделал три шага ко столу и застыл. Улыбка этого Ардентена пришлась ему не по вкусу – она была снисходительной, покровительственной, искусственно-любезной. И обратись к нему Томазин с такой улыбкой, он бы проглотил ее без проблем – в нем было что-то располагающее, и не позволил бы себе Михаил так рьяно подчеркивать свой статус. – Как поживает директор Брускер?
– Страдает бессонницей, я полагаю.
– От старости или от кадетов? – широко улыбнулся ваан Ардентен.
Фабиан пожал плечами и сделал еще два шага к столу.
– Кто был вашим куратором, Фабиан? – снисходительно поинтересовался этот ваан Ардентен, усаживаясь. – Не Эрдман, случайно.
– Не случайно. Эрдман.
– Забавный человечек. Все время на своей волне. С ним непросто, если говорить на человеческом языке. А если на языке формуляров – понимает без колебаний, – насмешливо продолжил ваан Ардентен. Зачем-то, словно Фабиану могли быть интересны его воспоминания.
– Я могу узнать о моих обязанностях? – спросил он.
– Вы стремитесь работать? Похвальное рвение. Начните со знакомства с автоповаром. Кухонный блок расположен за дальней панелью. Кстати, можете сделать кофе себе и мне.
Фабиан огляделся. За одной из панелей должен был располагаться и гардероб. Ваан Ардентен следил за ним и не скрывал этого. Он откинулся на спинку кресла и склонил голову к плечу.
Он нашел панель, нашел блок управления, повесил тренч, развернулся к ваан Ардентену.
– Черный кофе со сливками и мускатом, я полагаю, – с каменным лицом поинтересовался Фабиан.
– Как вы догадались? – благодушно спросил ваан Ардентен.
– Интуиция, – глубоким голосом произнес Фабиан и пошел к столу, который явно предназначался ему.
– В таком случае, что ваша интуиция говорит по поводу кофе, который предпочитает Первый?
Фабиан поставил свою сумку на полку, выпрямился и осмотрел его.
– Интуиция? Черный кофе со сливками и мускатом. Ах, да. И щепоткой соли.
– У вас очень развитая интуиция, – криво усмехнулся ваан Ардентен.
«Или Михаил до отвращения наблюдателен», – раздраженно отпарировал про себя Фабиан.
Затем началась рутина. Получить почту, рассортировать, вскрыть конверты-пакеты, внести в базы данных. Сделать ваан Ардентену еще кофе. Послушать, как он сначала говорит по коммуникатору с Первым, затем с отделом протоколов, согласовывая встречи, заказывает какие-то непонятные подарки, снова говорит с первым, снова делать кофе, бегать куда-то с поручениями, слушать, как ваан Ардентен, упорно настаивавший на этом «ваан», хотя смысла в этом практически не было, говорит с Первым, но уже на странные для неподготовленного уха Фабиана темы. Парировать его шпильки. И снова делать кофе.
И вскочить со стула и вытянуться – почти синхронно с ваан Ардентеном, когда в приемную ворвался Первый, разом наполняя ее собой.
– Эра-а-аст, кофе и тостов, и побольше. И самую важную почту, – с порога рявкнул он, окидывая взглядом помещение. Заметил Фабиана. прищурился. Подошел к Фабиану. Склонил голову, словно набычился.
– Фабиан Фальк ваан Равенсбург, практикант. – Представился Фабиан который раз за утро.
Первый повернулся к ваан Ардентену.
– В течение следующих шести недель, – подтвердил тот.
– Но должен был быть некий Антон Бригген, студент академии, а не неоперившийся юнец.
– У господина Фалька ваан Равенсбурга отменные характеристики с шести предыдущих мест практики, – ничтоже сумняшеся отрапортовал ваан Ардентен. – К сожалению, мы были поставлены службой кадров о вынужденных изменениях в практике только во второй половине пятницы, вы уже отсутствовали, господин Первый Консул. На вашем столе лежат резюме и личное дело Фалька ваан Равенсбурга.
– Сына Артемиса ваан Равенсбурга? – Первый повернул голову к Фабиану. И его темные глаза замерцали любопытством, жарким, необоримым. Которое Первый, судя по всему, и не собирался укрощать.
– Да, – спокойно ответил Фальк, стоя прямо под его тяжелым взглядом. – И Хелены Фальк.
– Я знал Артемиса. Но не знал эту Фальк. Она была хороша?
У Фабиана дрогнули ноздри.
– Она была одним из лучших специалистов по ИИ в 339-м округе.
Первый повернулся к ваан Ардентену.
– Погибла в шестьдесят девятом в результате диверсии в Центре искусственного интеллекта округа. За три недели до этого…
– …погиб Артемис. Печальный случай. Мои соболезнования. Об этой семье много говорили. – Первый перевел взгляд на Фабиана. Снова склонил голову, изучая его. И привычный к изучающим взглядам Фабиан ощутил, как резвее забилось его сердце от этого пристального, ничего не упускающего, жестокого взгляда, сканировавшего его, проникавшего до самого костного мозга и выворачивавшего наизнанку, раздавливавшего, расплющивавшего. Фабиан вспомнил старый добрый трюк, который не подводил его последние лет пять: он перевел взгляд на переносицу Первого и задышал раз в пять ударов сердца. Пять ударов – вдох, пять ударов – выдох. И смотреть на переносицу, позволяя ему сверлить себя этими алчными, черствыми любопытными глазами, которые неизвестно чего хотели от него. – Вы ведь государственный сирота? Помнится, я слышал об этом обсуждении. Но это было делом не моего департамента. – Он снова повернулся к ваан Ардентену: – Эраст, кофе и тосты подаст мне Фабиан Фальк ваан Равенсбург через десять минут. Он знает, как их делать?