Мы оба видели таких полу-мертвецов - когда-то раньше, когда добыча была в избытке, а за неугомонными волчатами омеги не успевали смотреть, дети часто забирались на лед многочисленных лесных озер - слишком тонкий, чтобы выдержать их вес, и падали в воду. Большинство выбирались сами, все же мой род со времен Первых Песен жил на этой земле и в нас текла горячая волчья кровь. Некоторых вытаскивали подоспевшие альфы - жизнь волчат ценилась так же неукоснительно, как жизнь и здоровье омег. А некоторые тонули.
В ту весну, когда я впервые увидел обреченного волчонка, мы проходили со стаей мимо маленького лесного озерца, рядом с городом. Я тогда еще ходил по следам лап отца Салтара, но были славные времена и вожак мог себе позволить брать на охоту не всех волков. Поэтому я отошел: хотелось искупаться, а вода, покрытая тонким слоем льда, приятно охлаждала разгоряченное тело. Салтар увязался за мной и мы услышали крики, когда подходили к озеру. Инстинкты альфы мгновенно швырнули нас в холодную воду, но мы опоздали. Вытащенный волчонок был еще жив, но он уже вдохнул в легкие воду вместо воздуха и мучительно долгие четыре минуты я наблюдал, как он умирает. Омега, породивший его, безмолвно сидел рядом с волчонком, гладил дрожащей рукой его волосы и, когда он умер, безропотно поднялся. Я до сих пор помню его безликое "Спасибо за помощь, братья", которое набатом билось у меня в ушах, пока я оттаскивал труп ребенка в лес.
"И все же, что он делает?" - поинтересовался я, надеясь, что находчивому Салтару придет в голову какая-нибудь идея.
"Может, у их вида принято так провожать своих умерших?" - не оригинально предположил он.
Мы замолчали, наблюдая за двуногим, и тут произошло нечто, что я принял тогда за чудо, да и сейчас не изменил своего мнения: двуногое существо, над которым нависал парень, неожиданно задергалось, а потом закашлялось, отторгая из легких воду. Парень помог ему перевернуться на живот и хлопал по спине, видимо, помогая отплевываться. Это было очень, просто очень странно, и я услышал, как встревоженно засвистел носом Салтар. Мертвецы не должны оживать, это не правильно, не естественно и противоречит воле Духов.
"Виктор..." - ошарашенно пробормотал Салтар.
Я вытянул морду параллельно земле, прижал уши и поставил трубой хвост, обозначая, что нам необходимо лечь в засаду. Салтар подчинился, прижимаясь брюхом к земле и кладя крупную голову на скрещенные лапы. Я знал, что он не любит прятаться - его сверкающая шкура была хороша только зимой, когда толстый слой снега укрывал наши земли, но это было необходимо: двуногое, так далеко отбежавшее от нас, пока мы с Салтаром дрались за мясо, вроде забыло, что мы еще здесь, а существо вообще не знало о нашем присутствии. Животные, что с них взять.
Парень обнял существо за плечи, отводя его мокрые волосы за спину и удерживая от падения.
Я изумленно фыркнул. Этот двуногий обращался с существом так аккуратно, будто это его омега. У меня скользнула какая-то странная мысль в голове, но я потерял ее, когда парень поднялся и помог встать судорожно дышащему созданию.
"Это самка!" - неожиданно воскликнул Салтар, от напряжения приподнимаясь на ноги.
Я ударил его клыками, беззвучно ощерившись, и он снова лег.
"Что значит 'самка'?"
"Как у животных, Виктор! - он возбужденно клацнул пастью и повернул ко мне ухо, не отрывая взгляда от двуногих. - Он выглядит как мы, да, но пахнет иначе. У его вида, наверное, нет тела для боев, охоты и вынашивания потомства, поэтому логично, что их омеги выглядят не так, как их альфы! Они же животные, Виктор, и организация у них как у животных: два разных пола, а не два тела, не как у нас, ты понимаешь?"
Я понял, о чем он говорит, но это все еще казалось мне диким.
Мой вид развивался в суровых заснеженных лесах и великие Духи позаботились о нашем благополучии: два разных тела, три разных предназначения. Одно из тел - двуногое и слабое, созданное для мира, для работы, для воспитания детей, для торговли. Для любви, конечно же, для любви. Этими телами ни беты, ни альфы, ни омеги не отличались друг от друга: мы были разными, кто-то высокий, кто-то низкий, кто-то красивый, кто-то не очень, мы были разными, но похожими друг на друга.
Второе тело, дарованное нам Духами, было волчьим, предназначенным для боя, для охоты, для защиты. Для вынашивания потомства. Все это не могло быть совмещено в одном существе и поэтому нас создали разными. Альфы были неизменно больше всех остальных: даже я, не самый крупный из вожаков, в лучшие времена своей жизни состоял из шестисот килограммов железных мышц и костей, умещенных в волчье сильное, мощное, двухметровое тело. Альфы задумывались как бойцы и защитники, как носители горячейшей волчьей крови, и замысел удался.
Омеги - полная наша противоположность, были легкими и хрупкими, со слабыми клыками, поджарыми телами, предназначенными для вынашивания наших детей. Они были сосредоточием нашей жизни и, хотя стаи водили альфы, именно они, дающие жизнь волчатам, вертели нами, как хотели.
Но альфы слишком тяжелы и массивны для быстрой и точной охоты, а омеги, напротив, легки и хрупки, и поэтому беты - поджарые и быстрые, достаточно легкие, но крепко сбитые - именно беты были лучшими охотниками, костяком наших стай.
Мой мир был прост и понятен: мы сражались, охотились, растили детей, и в мой мир не вписывалось тревожное знание о существовании чего-то столь же непонятного, как этот двуногий и его... самка.
Они вели себя странно: парень обнимал самку за плечи, а она вырывалась и явно сопротивлялась. Я не понимал, почему он ее удерживает, ведь, если Салтар прав, она кто-то вроде омеги и ей не нравится такое обращение, а он не мог этого не заметить. Хотя я не раз видел, что некоторые самцы животных агрессивны к своим самкам. Это было для меня дикостью, но всех нас учили с уважением относиться к привычкам других обитателей леса, поэтому я подумал, что, быть может, неуважение к тем, кто производит детей (у них же это самки делают, да?), это норма для его вида.
Неожиданно двуногие кинулись к чему-то, что заметили на каменистой почве у самого Рамна, и Салтар напрягся, осторожно ползя вперед. Я не стал его одергивать, и сам двинулся за ним, сгорая от любопытства.
Пока мы незаметно ползли на брюхе, осторожно пробираясь к двуногим, парень, видимо, совершил такие же действия, как и с самкой, с другим самцом. Мы как раз замерли за огромным бревном, которое сильные воды Рамна выбросили на берег, когда они поднялись и самка бросилась на шею второму парню.
И, Великие Духи, я почувствовал, как вся шерсть на моем теле встает дыбом от ужаса, он, его кожа, волосы - все было абсолютно черным!
"Забавно, - смешливо засвистел носом невозмутимый Салтар, пока я старался справиться со сковавшим тело страхом. - Этот двуногий похож на Люциана, когда тот свалился в смолу, помнишь? Только детского подшерстка на нем не хватает."
Я сразу же расслабился, фыркая от смеха и вспоминая черного и злого, как Духи Северных ветров, Люциана, с прилипшим к заднице пухом светлого волчонка. Эка невидаль, черная кожа, да по сравнению со всеми сегодняшними открытиями - это полная обыденность.
Двуногие сгрудились вместе, как стадо чернохвостых оленей, и я с удивлением заметил, что светловолосый парень шевелит ртом, будто... будто говорит.
"Как думаешь, они разумны?" - неуверенно спросил я, наблюдая за двуногими.
Салтар изумленно покосился на меня и ткнулся носом мне в шею, чтобы я понял всю глубину его удивления.
"Ты смеешься, Виктор? Они разумны не более, чем лось, которого мы сегодня завалили".
"Но они разговаривают".
"Почему ты уверен, что разговаривают?" - скептически ответил он, подталкивая мою голову вверх.
Я не был уверен. Рамн шумел водами так сильно, что я даже не слышал биение сердца рядом лежащего Салтара, не то что речь или наполненные однообразным смыслом звуки, которые производят животные. Мы тоже умели общаться как звери: вой служил не только средством для создания Песен, но и прекрасным способом переговариваться на больших расстояниях, когда не были слышны ни мысленная, ни устная речь, но мы были разумны и могли вкладывать в звуки новый смысл.
И все же мне казалось, что эти двуногие не так глупы, как думал Салтар. Слишком осмысленны были их движения, слишком спокойно они стояли, явно обмениваясь информацией, и слишком взбудоражен был парень с глазами цвета вод Рамна.
Я допускал, что они были разумны, и собирался это доказать.
Я взял морду Салтара в пасть, привлекая его внимание, и движением ушей велел следовать за мной.
Глава 4. Двуногий.
Я поднялся в полный рост и, не скрываясь, потрусил к двуногим. Неодобрительно зарычавший Салтар двинулся вбок, отрезая им пути к отступлению, и в его желтых глазах я видел недоумение пополам с интересом.
Я знал, почему он не может понять, зачем я поступаю так. Я и сам не особо понимал. Эти существа пахли как добыча, а значит на них надо было охотится, но делать то, что делаю я, было бесчестно по отношению к добыче. Напуганное животное, переживающее мучительный страх за мгновение до смерти, имело не только невкусное мясо, но и оставляло в душе привкус чего-то мерзкого, будто ты съел болотную лягушку, а потом не можешь избавиться от запаха тины из пасти.
Альф воспитывали как бойцов, защитников, а не как охотников, но во всех нас изначально закладывалось уважение ко всем живым существам: да, мы были охотниками, мы убивали добычу, поедали ее, но и она поедала нас, когда наши души сливались с Духами предков. И хотя альфы были неизменно агрессивнее, чем беты или, тем более, омеги, даже мы не поступали с добычей бесчестно, и убивали ее сразу, чтобы она не испытала ужаса перед смертью. Большинство из нас, вспоминая Люциана, подумал я.
Поэтому то, что делал я, в открытую надвигаясь на двуногих, было чистейшей воды авантюрой, безумным способ и, возможно, надеждой, понять, что они... разумны? Это было интересно, я был впервые за много недель сыт, и волчонок, давно заснувший во мне, поднял свою черноволосую голову.
Двуногие пока не видели меня - серая шкура прекрасно сливалась с камнями берегов Рамна, и, несмотря на мощное, хоть и худое тело, я умел двигаться незаметно, так, что взгляд не цеплялся, не воспринимал единое волчье тело. Даже Салтар, со своей белой пышной шубой, выглядел как россыпь белоснежных камней или птиц, сидящих на берегу, пока нечто раздробленное не сливалось в огромный силуэт волка.
Я замедлился, перешел на шаг, когда до двуногих остался всего десяток метров. Они все еще стояли у Рамна, самка и чернокожий самец спиной ко мне, и я имел полное право кинуться на них и одним укусом раздробить голову, как клест раскалывает кедровый орех, а третий, светловолосый самец с голубыми пасмурными глазами, стоял лицом ко мне, говоря что-то другим, и не замечая ни меня, ни Салтара, стоящего сбоку, в двадцати метрах от них.
Я не мог общаться с Салтаром на таком расстоянии, но надеялся, что он понимает, что я хочу сделать, и не станет охотиться. Он в любом случае не имел право объявлять о начале охоты в присутствии своего вожака, но вполне мог напугать двуногих, а они, особенно светловолосый самец, стояли слишком близко от Рамна. Но Салтар покорно замер, низко опустив голову и глядя на них исподлобья, и я тоже остановился, поднимая хвост вверх.
Я не понял, что именно сделал светловолосый самец, как он передал своим соплеменникам информацию, но он неожиданно скользнул взглядом по берегу и застыл, расширившимися глазами глядя на Салтара, а затем резко обернулись другие самка и самец.
По нюху резанул отчетливый запах адреналина, жуткого страха, который испытывает неправильно загнанная добыча, и самка открыла рот и издала ужасно громкий, пронзительный звук, заглушивший рев реки. Даже я вздрогнул, а Салтар, на которого и смотрели двуногие, изумленно подпрыгнул, отрывая все четыре лапы от земли, а потом чуть присел на задние ноги, инстинктивно поджимая хвост. Я видел, как он изумленно пофыркивает и чуть заметно пятится, прижимая большие округлые уши к лобастой голове, и я его понимал: трудно остаться равнодушным, когда существо, похожее на знакомое с первого превращения тело, издает такие звуки.
Самка прекратила кричать, судорожно вцепилась в руку черного парня. Самцы откинули ее назад, за спины, и встали живой стеной на пути у Салтара: большой, высокий черный двуногий, макушкой он чуть возвышался бы над моей холкой - поистине впечатляющий рост, угрожающе сжимал кулаки, а более низкий, крепко сбитый, худощавый и светловолосый, стоял в напряженной позе, но, похоже, не испытывал того всепоглощающего страха, который овладел самкой.
Этим он меня и заинтересовал.
Самка всхлипывала, и, по-видимому, кричала, по лицу у нее катились слезы, будто она была омегой, только что потерявшим волчат, и такое поведение все больше подталкивало меня к мысли о том, что мои предположения об их разуме были ошибочны. Я видел не раз, как в ужасе бессмысленно бьется травоядное, когда его окружают юные еще волчата, и эти метания напоминали мне сейчас поведение самки. Чернокожий самец был похож на маралов, защищающих матерей с детенышами - столь же бессмысленна и наивна была его угрожающая поза - я мог бы перекусить его пополам двумя движениями челюстей.