На столе лежали уже пять сотенных бумажек, а Маша сняла только одну сережку. Я начал беситься, карты с моей подачи скользили по лакированной поверхности и падали на пол. На тело певицы я чихал с высокой колокольни, голых баб я повидал на своем веку достаточно. Дело было в принципе.
— Зачем так нервничать? — игриво подняв бровь, осведомилась Желтых.
— Не люблю проигрывать, — ответил я, пытаясь просветить взглядом карту.
— Может, я сразу разденусь, и все будут довольны? — предложила Мария.
— На счет тебя не скажу — не знаю, но я доволен не буду точно, — возразил я.
— Это почему? — удивилась девушка.
— Как почему? Должен же быть азарт, накал страстей и все такое, — пояснил я. — Разденешься ты, и что? Как это будет смотреться?
— Пошло, — догадалась Маша.
— Точно, — ткнул я пальцем в стол. — Твоя сдача.
И тут карта поперла. У меня, что ни кон, выпадала обязательно картинка и туз, у девушки перебор шел за перебором. Того не лучше. Не люблю, когда меня за малого ребенка держат. Очко — это очко, а не поддавки. Скоро, очень скоро, на девушке остались лишь крошечные стринги, как и следовало ожидать — цвета листьев подсолнуха. Я же не достал ни одной новой купюры. Оставался последний раунд.
Два пластиковых прямоугольника, с тихим шелестом прокатившись по столу, врезались в мой локоть. Согнув посередине, я посмотрел карты. Десять и два, итого — двенадцать. Или Маша сплоховала, или ей надоело поддаваться, и девушка решила меня немного помучить. Следующую карту в колоде, со следом ногтя на уголке, я уже успел запомнить. Король. Перебор. Или жестокий недобор. В любом случае раунд остается за певицей.
— Себе, — буркнул я.
Желтых положила перед собой, рядом с восьмеркой, короля. А счастье было так близко, так возможно. Я потянулся за следующей банкнотой, но Мария, опередив меня, извлекла еще одну карту. Дама. Конечно, это перебор, и, конечно, не случайно.
— Поздравляю победителя, — улыбнулась девушка, сбрасывая с себя последний предмет.
— Угу, — кивнул я.
— Теперь-то чем ты недоволен?
Маша перегнулась через стол, ее полные влажные губы очутились в считанных сантиметрах от моих. Запах женщины, близость ее горячего, обнаженного тела, приятно будоражили меня. Не люблю, когда мне поддаются, но месть, начавшись, должна дойти до конца, до логического завершения.
— Думаю, выражу общее мнение… — прошептал я на ушко певицы, сдвигая к краю стола бумажки и пустые бутылки.
Листы бумаги и банкноты, кружась в воздухе, полетели на пол. За ними, несколько мгновений пробалансировав на краю, последовала бутылка, а за ней — рамка с фотографией Татьяны на фоне Эйфелевой башни. Таре повезло больше, а, может, она просто была крепче, но ее приземление, в отличие от фото, было более удачным. Рамка же, врезавшись в ламинат углом, раскололась на две части, стекло выпало, и, упав с высоты в два-три миллиметра, разбилось на мелкие осколки.
Мария, уже почти легшая на стол, поспешно соскочила. Тихо шевеля губами, словно читая молитву, она смотрела на осколки, покрывшие фотокарточку.
— Ну, иди сюда, — я потянулся к девушке.
— Нет! — отшатнулась Желтых. — Нельзя. Это знак.
— Что? Какой знак? — отмахнулся я. — Не говори глупостей!
Дверь в кабинет внезапно распахнулась и в помещение вошел Саша, Евгений и его альтер-эго. Их разговор, как и наш, оборвался на полуслове. Певица попыталась скрыть свои прелести, но очень скоро поняла, что двух рук здесь мало и бросила это бесполезное занятие, гордо выпрямив спину и сложив руки на груди. Пчелкин, приподняв бровь, мгновенно оценил обстановку.
— Вот как мы горюем, да? — издевательским тоном произнес тезка. — Развлекаемся с совершенно голой девицей.
— Она не совершенно голая, — я бросил взгляд на Машу. — На ней туфли.
— Чья бы корова мычала, — хохотнул Федоров. — Некоторые для своей любовницы сняли квартиру, купили машину, — загибал пальцы байкер. — И собираются в круиз по Европе.
— Ты-то откуда знаешь? — буркнул Саша.
— Я, может, и слепой, но никак не тупой, — оповестил его Евгений.
— Погоди-ка, — я подал Марии ее одежду и загородил спиной, позволяя одеться. — Это, случайно, не та особа с тату на сиське?
Пчелкин от комментариев отказался. Желтых же оделась гораздо быстрее, чем раздевалась до этого, и теперь старалась прикинуться торшером, что не ей не очень удавалось. Саша, уязвленный до глубины души наблюдательностью своих друзей, бухнулся в кресло, Евгений, уставившись на меня черными стеклами очков, изобретал очередную остроту. Обстановка в кабинете накалялась, воздух наэлектризовывался, как перед грозой. Если вчера мы не почесали кулаки друг об друга, то сейчас было самое время.
В дверь робко постучали. Кого там еще черт принес? Устроили проходной двор. Однако посетитель мог быть нашим всеобщим спасением, отсрочкой от взаимного истребления.
— Открыто, — крикнул я. — Входите.
И гость вошел. Это оказался невзрачный парень среднего роста с кудрявой шевелюрой, в клетчатой рубашке, белых спортивных штанах, сандалиях на босу ногу и свернутым трубочкой журналом в руке.
— Тебе чего? — недовольно поинтересовался Пчелкин.
— Электрик…
Гость успел произнести только это.
— Элек…кто? — перебил его Федоров. — Серега, разберись.
Долго упрашивать телохранителя не пришлось. Он с размаху залепил электрику такую оплеуху, что тот, прокатившись кубарем по полу, остановился лишь встретившись со стеной.
Первые секунды я не понимал причину столь жестокого обращения с представителем коммунальных служб. Пока в голову не ударило: электрик! Тот самый таинственный электрик, приходивший вчера!
Когда плюс с минусов в моем мозгу, наконец, встретились, Сергей уже приматывал посетителя скотчем к стулу, опережая все его возражения сильными тычками в ребра. Своя шкура была электрику все же дорога, и он предпочел заткнуться, пока не спросят.
— Давай, говори, — предложил Евгений, оседлав стул задом наперед. — Зачем вчера приходил?
— Я? Вчера? Приходил? — попытался осмыслить вопрос пленник. — Я вчера не приходил.
— Жаль, — покачал головой байкер. — Очень жаль. Сергей?
Водитель с ленивым видом выдал жертве еще одну затрещину, от которой голова парня дернулась вперед, а зубы клацнули с костяным звуком.
— Повторяю вопрос, — повысил голос Федоров. — Зачем ты вчера приходил?
Лже-электрик не смог бы ответить, даже если бы очень захотел. Сила удара поводыря была такова, что гость еще считал звезды, сыплющиеся из глаз. Евгений, конечно, не видел, в каком состоянии был пленник, и спокойно продолжал допрос.
— Хорошо, — кивнул он. — Не хочешь по-хорошему — убираем вазелин. Сергей, говорят, электриков током не бьет… всегда хотел проверить.
Телохранитель радостно оскалился, выдернул из настольной лампы шнур, проверил, вставлена ли вилка в розетку, и подошел к парню. Расширившиеся от ужаса глаза парня медленно поползли на лоб.
Все происходящее мне нравилось все меньше и меньше. Если вначале это походило на игру в "плохих ребят", то сейчас эти плохие ребята собирались замочить пленника прямо у меня в кабинете. Одна мокруха на мне уже висела, и я не понаслышке знал, что вывести человека в расход — удовольствие сомнительное. Маша, про которую все забыли, похоже, думала точно так же.
— Вам не кажется, что это уже слишком? — произнесла певица.
— Убивать людей — это плохо, — заметил я.
Сергей задорно подмигнул мне, поднес оголенные провода к носу парня, и гаркнул прямо ему на ухо:
— Говори, падла, кто тебя заслал, или зажарю суку!
По комнате разнесся запах мочи. Желтых зажала нос двумя пальцами, тезка болезненно скривился. Да, стул придется выбросить.
— Журнал "Электрик-сити", — прохныкала жертва. — Я из журнала "Электрик-сити", от главреда…
— Чего? — насторожился байкер.
Только теперь мы догадались посмотреть журнал, принесенный гостем. На первом же развороте я обнаружил то, что ничуть не улучшило моего настроения. С фото над заголовком "колонка главного редактора" смотрел седой тип с козлиной бородкой, которого мы с Сашей вчера неплохо приложили.
— Вот ни хрена себе, — присвистнул тезка, выглядывая из-за моего плеча.
Я же поспешно листал страницы в поисках обзора ночных клубов города. "Четверти мили" была посвящена целая полоса, хотя эпитеты оставляли желать лучшего: "отстойник нашего города", "малолетние проститутки", "притон для геев", "бандитская малина" — это самые безобидные тезисы данной статьи. Кого-то, конечно, подобное заведение заинтересует, но явно не ту аудиторию, на которую мы рассчитывали. К тому же не совсем понятно, как сочетаются друг с другом "притон для геев" и "бандитская малина". Еще более непонятно — как материал успел оказаться в номере?
— Чего? — возмутился тезка. — "…зверски избили два пьяных официанта…"? Ему мало было?
— Что там? — заинтересовался Евгений. — Ну, что?
— На, почитай, — Пчелкин бросил журнал ему на колени.
— Спасибо, — мрачно поблагодарил слепой байкер.
— Это что за хрень? — навис я над пленником.
— Это альфа-релиз нового номера "Электро-сити", — пояснил сквозь слезы пленник.
— То есть в печати этого не будет? — уточнил я.
— Не будет, — поспешно согласился гонец. — Если…
— Если что? — нахмурился Евгений.
— Если Юрий Иванович, главред, получит тех двух девочек на ночь и пятьдесят тысяч рублей компенсации морального ущерба, — ответил гость.
— Морального вреда, — поправил я. — Терминологию учи. Ты, вообще, подумал, прежде чем говорить это?
— Отпустите, а? — взмолился пленник. — Я-то вам что сделал? Мое дело маленькое, мне сказали, я — передал…
— Передаст, значит? — усмехнулся тезка. — Да хрен с тобой, иди. Передай этому вреду… в общем, расскажи, что с тобой было.
Сергей, обесточив предварительно кабель, перерезал скотч, удерживающий гонца. Парень в белых с темным расплывом штанах встал на негнущиеся ноги и направился к выходу.
— Погодь, — тормознул его водитель, протянув шнур. — Возьми, на память.
Гость оценил сувенир, побледнев еще больше, хотя, я думал что такое в принципе невозможно, и, еле переставляя ноги, удалился. Даже спасибо не сказал, сволочь!
— Вот козлина, — в сердцах хлопнул себя по колену Саша.
— Меня другое беспокоит, — изрек я, прикурив сигарету. — Где Таня? Ты Аллу давно видел?
Пчелкин, уставившись в потолок, надолго задумался. Не дожидаясь, когда друг сделает какие-либо умозаключения, я извлек из кармана сотку и набрал Танин номер.
— Абонент просит его не беспокоить, — лишенным эмоций голосом произнес автоответчик. — Надеемся на ваше понимание.
Это они зря. Надеяться на мое понимание можно было с тем же успехом, с каким аллигатор может надеяться на понимание антилопы, спустившейся к водопою, но встретившей лишь разомкнутые челюсти голодной амфибии. Я набрал номер еще раз, еще и еще, но результат был тот же — надежда на мое понимание. Не дождетесь.
Тезка, глядя на меня, тоже забеспокоился, и, достав свой мобильник, бросился в атаку. Судя по выражению Сашиного лица, автоответчик повторил ему слово в слово то же, что и мне.
— Так, — я убрал телефон в карман. — Я поехал.
— Куда? — усмехнулся Федоров. — От тебя перегаром разит, как от пивной бочки.
— А от всего этого, — я обвел кабинет рукой. — Керосином.
Заставив ноги вспомнить, откуда они растут, и что голова, как-никак — главенствующий орган, я заковылял к выходу. Поначалу — медленно, неуверенно перенося вес тела с одной подкашивающийся конечности на другую, затем — все быстрее и увереннее. На подходе к парковке я уже чувствовал себя вполне прилично, от хмеля осталась только сухость во рту да звон в голове.
На стоянке, залитой нестерпимо ярким солнечным светом, кроме моей малышки и японца, блестела темно-зеленая Octavia Мешкова с открытым багажником. Не понимаю. Хоть убей — не понимаю, как можно ездить на полностью штатном автомобиле. Кирилл, к всеобщему удивлению, чувствовал себя в этой Skoda вполне комфортно. Каждому свое. Я, например, не пережил бы такого унижения — ездить на незатюненом авто! Кошмар…
Хозяин бюргера, сверкая фингалом, пытался засунуть в багажник устрашающих размеров чемодан. Завидев меня, хореограф моментально переменился в лице и попытался закрыть багаж спиной. Попытался безо всякого успеха, и, видимо, не очень на него надеясь.
— Куда собрался? — осведомился я.
— Никуда… — поспешно ответил Кирилл. — Домой.
— Так никуда или домой?
— Тебе то что? Ты же меня уже уволил, так что разбирайся сам. На компрометирующие вопросы я отвечать не намерен.
Вот уж не знаю, что такого компрометирующего в вопросе "куда?". При другом стечении обстоятельств я бы обязательно побеседовал с Мешковым более предметно и касаемо "куда", и касаемо чемодана, да и всего остального. Но сейчас, как назло, я очень спешил. Несмотря на чувство, что я в очередной раз упустил что-то важное, я махнул рукой и подошел к своему болиду, заботливо перегнанный кем-то с подиума из зала.
Здесь обнаружилась небольшая проблемка. Тот, кто поставил сюда мою киску (скорее всего — тезка), не потрудился отдать мне ключи, а без пульта даже открыть дверку совершенно невозможно. Возвращаться обратно не хотелось, и, вообще — примета плохая. На поиски альтернативного транспортного средства ушло не больше секунды. Конечно, это было ведро Мешкова. Творческая личность уже упрятал чемодан в салон и собирался отчаливать.
— Погодь! — закричал я, встав перед носом Октавии.
— Чего? — испуганно поинтересовался Кирилл.
— Не в службу, а в дружбу, помоги, а? Машина нужна до рези в яйцах.
— Когда это мы подружиться успели? — буркнул парень. — Когда ты мне по морде въехал?
Весомых доводов в пользу нашей дружбы у меня, разумеется, не было. Зато нашелся несколько другой аргумент, гораздо боле значимый.
— А что, мало? — участливо спросил я. — Еще хочешь?
— Куда тебя? — сдался Мешков.
— Узнаешь, — пообещал я, прыгая на водительское кресло.
— Эй, — возмутился хореограф.
Однако ключи, к моему счастью, торчали из замка зажигания. Кириллу осталось одно — прыгнуть на соседнее сиденье. Привязавшись ремнем безопасности, пассажир настороженно втянул носом воздух.
— Слышь, а перегаром не от тебя несет?
— От меня, — кивнул я, отдавая швартовы.
Теперь, с этой подводной лодки, деваться ему было некуда. И бунт на корабле до добра не доведет. Даже на скорости всего в сотню километров. Хотя турбинированный 150-сильный двигатель объемом 1,8 литра разгонял Октавию не слишком резво, Кирилл, взревев от ужаса, вцепился в поручни мертвой хваткой. Салага.
При первом же торможении, показавшем крайнюю капризность невентилируемых дисков, в спинку кресла врезалось что-то тяжелое. Мешков болезненно ойкнул. На заднем сидении лежал еще один огроменный чемодан. А, может, и тот же самый.
— Ты не знаешь, что багаж надо класть в багажник? — поучительным тоном произнес я, рисуя поворот.
— Там места нет, — пискнул пассажир, придавленный к дверце центробежной силой.
Нет места! Интересно, чем можно забить полкуба багажного отсека Шкоды? Откуда, вообще, у этого балбеса столько барахла? А главное — зачем?
Оставив выяснения на потом, я заложил еще один вираж. Ведро. С гвоздями. Валкая, шаткая машина с заторможенной реакцией на абсолютно все действия пилота требовала хорошего тюнингового вмешательства. Любое не заточенное авто, не важно, Запорожец это или Бентли, по моему скромному мнению — есть кал. К дому я подъехал совершенно мокрый от нервов. По старой водительской привычке засунув ключи в карман, я бросился в подъезд. Теперь динамика разгона была на порядок выше. Видать, природа — не дура, раз снабдила человека ногами, а не колесами.
Дома Татьяны не оказалось. Более того — можно смело утверждать, что она здесь и не ночевала. Кровать была аккуратно заправлена, моя же благоверная супруга ни разу не потрудилась даже отнести кружку в раковину, не говоря о таком сложном процессе, как застилка постели. С минуту пошевелив мозгами, я пришел к выводу, что если ее нет здесь, то, следуя элементарной логике, она где-то в другом месте. Но где? Подруг, у которых Татьяна могла провести ночь, у девушки не было — это стопудово. Друзей — тоже. Оставалась одна вероятность — ее похитили! Снова! Кто? Да те уроды, что предлагали продать "Четверть мили". По крайней мере, на это хотелось надеяться, а надежда, как известно, умирает последней.