Ответом на слова Пайки было громкое бульканье. Тевежнер всегда лежал неподвижно и только бульканьем давал о себе знать. Но если бы Тевежнер встал, он возвышался бы над всеми, даже над Тиб и Эйспи. Тиб все время стояла и только поэтому была выше всех.
“Может, и я был бы выше ее, если бы встал”, — подумал Снорг.
— Пайки, заткнись!.. Не слышишь — я пою… — крикнула Музи, — потом ему расскажешь…
Руки ничего не чувствовали, как деревянные колоды, но двигались, повинуясь голове. Снорг сорвал с себя путаницу проводов и трубок. Сильно ущипнул себя за руку. Ничего не почувствовал. “Хоть двигается”, — подумал он и внимательно осмотрел раны и ссадины на теле. Большая их часть уже заживала. Однако прибавились две новые царапины: это тогда, когда падал с постели. Увечья преследовали Снорга. Стоило отвлечься на секунду, неловко повернуться, задеть за мебель, и он распарывал себе кожу, даже не замечая этого. Снорг подполз к визору. Рядом неподвижно стояла Тиб, а один из Дэгсов пытался снизу стащить с нее рубашку.
“Кто ее одевает?..” — подумал Снорг. Ежедневно Дэгсы делали то же самое, и каждый день с утра она вновь оказывалась одетой.
В конце концов серая рубашка соскользнула с Тиб на пол, и Дэгс начал карабкаться по ее ноге вверх.
Снорг наблюдал за происходящим. Все шло как обычно: малыша постигла неудача. Когда он был уже достаточно высоко, Тиб попросту заложила ногу за ногу. Дэгс, смирившись, приклеился к экрану визора.
Тиб — настоящая женщина, Снорг уяснил себе это именно сейчас. Она выглядела точно так, как показывал экран визора на любой из лекций.
Может, только бедра узковаты и чересчур высока, а так все сходится… До сих пор он смотрел на нее как на мебель, как на неподвижную декорацию в Комнате. Она всегда казалась ему очень высокой, особенно если смотреть снизу. Снорг очень хотел бы поговорить когда-нибудь с Тиб. Она была единственной в Комнате, с кем не удавалось войти в контакт. Даже Тевежнер, который лежал неподвижно, куском мяса, и не способен был ни единого слова вымолвить, и тот мог рассказать немало интересного. Надо только уметь с ним разговаривать: “да” — одно бульканье, “нет” — два. Тевежнер заполнял собой почти половину Комнаты, и очень долго все думали, что он такой же, как Тиб. И только Пайки догадался, как надо с ним разговаривать. Сначала Дэгсы, любившие сидеть на его широком, теплом и мягком теле, открыли, что Тевежнер реагирует на тумаки. Потом Пайки, который вообще был еще очень умен, придумал, чтобы Тевежнер булькал “да” на нужную букву алфавита, а когда хотел закончить слово, булькал дважды дополнительно. Они все собрались тогда вокруг него. Снорг принес коробку с Пайки, а Дэгсы притащили Музи. Сообща они складывали букву За буквой. “Я Тевежнер”, — сказал тогда Тевежнер. Потом он сказал еще много чего другого. Он говорил, что любит Дэгсов, благодарил Пайки и просил, чтобы его немного передвинули, потому что он плохо видит экраны. В последнее время, однако, Тевежнер ленится: предпочитает, чтобы ему задавали вопросы, а он только булькает “да” или “нет”. Снорг придвинулся к Пайки.
— Пайки, ты мужчина или женщина? — спросил он и стал разворачивать простынку.
— Отцепись, Снорг… иди к черту… Я просто Пайки… — Маленькое тельце рванулось из рук Снорга. Тот наконец полностью развернул простынку и тут же стал заворачивать снова.
— Ты действительно просто Пайки, — сказал он.
— Я же тебе, дурень, давно это толкую, — Пайки презрительно скривил губы. — Дэгсы давно бы уже докопались, будь это по-другому.
У Пайки была великолепная голова: больше, чем у Снорга, и необыкновенно правильной формы, красивее даже, чем у тех, кого он видел на экране.
— У тебя замечательная голова, Пайки, — сказал Снорг, чтобы немного его умилостивить. Пайки покраснел.
— Сам знаю, а у тебя мерзкая рожа, хотя тоже довольно-таки правильная, если — б только не эти уши… — ответил он. — Я значительно умнее вас, — продолжал Пайки, — и буду еще долго жить после того, как вас ликвидируют…
— Что ты говоришь? — переспросил Снорг.
— Ничего. Подай мне присоску.
Снорг вытащил из стены трубу для удаления отходов, нацепил ее на Пайки и отодвинулся. Визор показывал деревья, много красивых и разноцветных деревьев. Снорг никогда не видел настоящего дерева и всегда мечтал полежать на нем. Он представил себе, как ветки укладываются вокруг него в мягкую теплую постель. Все, что показывал визор, было очень красивым: обширные ландшафты, правильно сложенные люди; визор учил их также многим полезным вещам. Снорг ощутил в себе грусть и вину. Он сожалел, что не так красив, как люди на экране, совершавшие разные сложные движения и действия. Он был уверен, что это его вина в том, что он такой, какой есть, а не такой, как люди с красивых картинок на экране. Хотя в чем его вина, Снорг не знал. Глядя на экран, он забывал обо всем. Визор многому его научил и показал вещи, которых никогда не было в Комнате.
На экране появилась женщина. Она стояла неподвижно, и на ее примере демонстрировались правильные пропорции женского тела. Рядом с экраном торчала Тиб и смотрела прямо перед собой стеклянными глазами. Он сравнил ее с той, на экране. Тиб была лысой, абсолютно лысой, и этим ее голова сильно отличалась от головы той женщины, но Снорг попытался представить себе волосы на голове Тиб, и результат оказался не таким уж плохим, У нее были нежные ушные раковины, слегка отстающие от черепа и почти прозрачные на свету. Эти уши были предметом особой зависти Снорга. На экране появились линии, очерчивающие правильные пропорции тела, и Снорг подполз к Тиб, чтобы измерить шнурком ее пропорции. Мало того, что ее руки и ноги были одинаковыми по длине, притом, что руки были короче, чем ноги, но ее телосложение вообще в мельчайших деталях совпадало с эталонным. Чтобы еще раз сравнить размеры ее головы и остального тела, он стал на колени и вытянул руки вверх. Все совпадает — отметил с удивлением.
“Ее тело безупречно”, — подумал он, внезапно поняв, что стоит на коленях, и тут же упал.
В ушах стоял долгий тягучий шум. Вероятно, падая, он потерял сознание. Затем он услышал, как Пайки громко кричит Музи:
— Успокойся! Не сопротивляйся… он закончит и пойдет к себе…
Музи громко всхлипывала: “Я не вынесу… это гадкое животное… перестань!.. Оставь меня, наконец!”
Снорг поднял голову — это один из Дэгсов забрался в ящик с Музи. “Это становится невыносимым, — подумал он, — им уже и отпора не дашь… с ними уже не справишься…”
Дэгс перестал громко сопеть и соскочил на пол.
II
Пайки собирался рассказывать сказку. Дэгсы прицепили ему руку, которой он мог выполнять только весьма ограниченный набор движений. Сейчас он беспрестанно чесался.
— Это замечательно… это прекрасно… — повторял Пайки, — вы не умеете пользоваться своими телами…
Дэгсы парой тумаков привели его в порядок, и он начал рассказывать.
— Это был прекрасный сон… — Пайки закрыл глаза. — Я парил в воздухе… было чудесно… у меня были черные плоские крылья по бокам, как иногда показывают по визору… воздух двигался вместе со мной… было прохладно… — он говорил все тише, как будто сам себе, — рядом летела Музи… ее крылья были ярко-зелеными… они так трепетали, что мне стало жаль, что я всего лишь Пайки…
Из угла донеслось громкое бульканье.
— Тевежнер просит, чтобы ты говорил громче, — сказал Снорг, и последовавшее бульканье подтвердило его слова.
— Хорошо… буду говорить громче, — Пайки как бы встряхнулся. — Комната все уменьшалась и уменьшалась, — продолжал он, — и все вокруг становилось зеленым. А внизу летели оба Дэгса, летели туда же, куда и мы… и было чудесно, потому что небо, к которому мы летели, было огромным экраном визора и все отчетливее были видны зернышки… Я мог лететь, куда хотел…
Из угла, где стоял ящик с Музи, послышались тихие всхлипывания.
Снорг подполз к ней.
— Тебе чего-нибудь нужно?
— Я хотела позвать тебя, потому что если бы пришел кто-то из Дэгсов, то опять сделал бы со мной то, что я ненавижу… Положи меня рядом с Пайки, хорошо?
— Тебя так тронул его рассказ? — с, просил Снорг, приглядываясь к Музи. В отличие от Пайки у нее были все конечности, хотя недоразвитые и хилые.
— Это не Пайки, это Тевежнер, — сказала она сквозь слезы. — Когда Пайки рассказывал, Тевежнер попросил, чтобы я складывала по буквам… и знаешь, что он сказал?..
Снорг покачал головой.
— Он сказал, что хочет пойти на перемол вместо Пайки…
— На перемол? — не понял Снорг.
— Пайки давно уже это открыл, — сказал Музи, — он внимательно анализирует все, что говорят в визорах. Из нас выберут только несколько лучших… правильнее сложенных, а остальных на перемол.
— Это так, как показывают на экранах и говорят, что это война? — удостоверился он.
Музи кивнула.
— Положи меня рядом с Пайки, — сказала она, — ему всегда, когда он кончает рассказывать свой чудесный сон, становится так тоскливо.
С большим трудом он вытащил Музи из ящика и подтащил к кровати, на которой лежал Пайки, и тут же был вынужден вновь соскользнуть на пол, потому что Тиб начала испражняться. Он подсунул ей присоску. Когда Тиб закончила, он изо всех сил ухватился за ее бедра и поднялся на колени.
— Не делай этого так, хорошо?.. — сказал он, глядя на нее. Тиб наклонила голову и посмотрела на его искаженное усилием лицо. Ее ушные раковины сильно торчали в стороны, и как раз сейчас через них просвечивал солнечный луч. Они показались ему необыкновенно красивыми. Он стиснул непослушные челюсти и схватил Тиб за плечи. Снорг чувствовал, что она помогает ему, старается стоять ровно, как опора. Она по-прежнему смотрела ему в лицо. За ее полураскрытыми губами видны были зубы. Снорг ощутил себя великаном, гигантом… он стоял, впервые стоял на своих парализованных ногах. Он смотрел теперь на нее даже немного сверху… на высокую до небес Тиб.
Все прервали разговор. Снорг решил сделать шаг. Он чувствовал в себе силу… и вдруг увидел, как одна из его ступней движется к Тиб.
— Тиб!.. Я иду… — Он хотел крикнуть, а получился то ли стон, то ли плач. Все вокруг заколыхалось, и Снорг рухнул навзничь.
III
В Комнате были еще два постоянных обитателя, с которыми Снорг вообще-то не сталкивался, потому что оба они использовали ту же аппаратуру, что и он. Во время его активности они спали. Это были Эйспи и Дальф. Эйспи по своему виду напоминала Тевежнера, хотя уступала ему по размерам. Пайки говорил, что она очень умна и склонна к проказам. Эйспи никогда не снимала искусственных рук и с их помощью устраивала всякие каверзы Пайки или Тевежнеру. Сноргу очень хотелось поговорить с нею или с Дальфом, который лежал неподвижно, свернувшись, как эмбрион. Его необыкновенно сморщенная кожа наводила на мысль о глубокой старости, хотя он был их ровесником и, как и все они, только-только вступил в зрелый возраст.
Тиб больше не пачкала Комнату и научилась подходить к Сноргу, когда чувствовала нужду. Снорг, заметив это, обычно успевал помочь с присоской. Случалось, что она переходила на ту сторону Комнаты, где он лежал в этот момент, и Уставившись на него, останавливалась поблизости. Активность ее значительно возросла.
— Я тебя недооценивал, Снорг, — сказал как-то Пайки, — ты молодец… сумел войти в контакт с этой худышкой… — он никогда не говорил о Тиб иначе чем “эта худышка”… — Мне это не удалось, хотя я очень старался…
— Ты изменился, Снорг, — продолжал он дальше, — раньше ты напоминал окровавленное мятущееся животное… теперь же на твоем лице отражаются мысли…
Животное — означало что-то грубое, безмозглое и чудовищно сильное… Снорга обрадовали слова Пайки. С этого момента он стал тренировать свою силу воли. С тех пор, как он усилием воли заставил безжизненные ноги сделать первый шаг, это стало для него важным делом. Теперь он мог уже ходить, хотя частенько все заканчивалось рискованным падением. Он поднимался на ноги, опираясь на тело Тиб, но дальше шел самостоятельно, она лишь поддерживала его рукой. Проснувшись, он иногда мог теперь даже без помощи Дэгсов и аппаратуры заставить руки слушаться.
— На моем лице отражается воля, — сказал он Пайки.
Тот лежал, подняв голову, и смотрел на него.
— Это правда, — сказал он, — черты лица у тебя отвердели, кончики губ опустились… Ты должен спешить, Снорг… Я чувствую, что нам уже недолго быть здесь вместе.
Пайки сделал ставку на знания и интеллект. Он часами сидел за клавиатурой одного из визоров и, если только кто-то из Дэгсов шутки ради не лишал его искусственной руки, без устали писал что-то на дисплее. Новая информация и контакт с машиной стали его страстью. Снорг был уверен, что для того, чтобы сделать Пайки счастливым, достаточно было отнести его к клавиатуре и усадить там так, чтобы он смог продержаться в этой позе несколько часов.
IV
Снорг решил научить Тиб говорить. Пайки посоветовал ему дать ей почувствовать вибрацию голосовых связок на своем горле. Приступая к выполнению задуманного, Снорг ухватился за бедра Тиб, чтобы встать. Он сделал это, однако, слишком резко, и Тиб упала. Он впервые видел ее лежащей. Один из Дэгсов, пользуясь оказией, молниеносно втиснулся между ее беспомощно раскинутыми ногами. Снорг размахнулся изо всей силы, и получивший затрещину малыш, весь залитый кровью, покатился по полу.
— Снорг!.. — крикнул Пайки. — Перестань!.. Ты его изувечишь.
— Это моя кровь, — сказал Снорг, осматривая ладонь. — Я рассадил себе руку об него.
Тиб уже пришла в себя и села. Дэгсы держались в отдалении, зорко наблюдая за Сноргом.
— Вообще-то хорошо, что ты ему врезал, — сказал Пайки, — он получил также как бы и от меня за Музи… Они оба делают с моей Музи, что хотят… и когда хотят.
Снорг взял Тиб за руку и положил ее ладонь на свое горло.
— Тиб, — сказал он, указывая на нее пальцем. Она по-прежнему молча смотрела на него.
— Тиб, — повторил он. Она, кажется, испугалась.
Снорг провел ладонью по лицу Тиб, дотронулся до розового ушка и оторопел: ушного отверстия не было.
— Пайки! — крикнул он, не вполне владея челюстями. — Ты гений! Она совершенно глухая… только через осязание… ты был прав…
Он с новыми силами стал повторять ее имя. В конце концов ее губы шевельнулись и издали глухой и сдавленный звук: “грб…” Тиб встала и несколько раз повторила: “гырдб… гдб…” — она говорила все громче и громче, расхаживая по Комнате.
— Разбудит Дальфа, — сказал Пайки.
Снорг подозвал ее жестом. Тиб села рядом. Он снова стал повторять ее имя.
— Ты знаешь, я сегодня утром видела, как Дэгсы занимались этим друг с другом, — сказала Музи.
Утром — означало ту пору, когда на полу появлялись зайчики от солнечных лучей.
— Днем этого никогда не случается, — заметил Пайки.
— Может, они нас стесняются?
— Дэгсы?!.. — рассмеялся ок. — С такими низкими лбами? Да они же кретины…
V
Тиб училась быстро. Вскоре она уже могла произносить свое имя, имена Снорга и Пайки, а также несколько других слов. Пайки считал, что зрение у нее тоже недоразвито и основную часть информации она получает через осязание. Он признался, правда, что не знает, что это: физиологический недостаток или, быть может, мозг Тиб не справляется с соответствующей интерпретацией поставляемых зрением данных.
Все чаще стал просыпаться Дальф. Он никогда не менял своего положения на полу, хотя двигал веками и даже говорил. У него было очень забавное произношение: он заикался и с трудом подбирал слова. Снорг хотел узнать, сможет ли Дальф обойтись без помощи аппаратуры, но Дальф не понимал значения слова “воля”, и пока с ним не о чем было говорить. Дэгсы как-то пытались распрямить Дальфа на полу, но оказалось, что он такой скрюченный от природы. Пайки утверждал, что это невозможно и что единственным объяснением может быть только то, что Дальф представляет собой пару сросшихся близнецов и у него есть маленький братишка, приросший к нему в области живота.