Выбрал не тебя.
И эта чертова мысль лазерным лучом оставляет отпечаток на внутренней стороне ребер.
Только бы дышать, боже, пожалуйста, только бы дышать… Пока лезвие не перерубит позвоночник.
Игнорирует вопрос, и тогда решаю, что тянуть больше не стоит.
К чему?
Минутой раньше…
Прыжок, явно неудачный выпад, искры, высекаемые столкнувшимися лезвиями, и цепкая пятерня, пережавшая мне глотку.
По-настоящему в этот раз.
Тут же роняю нож, двумя своими ладонями пытаюсь разжать его хватку и вижу только холодный исследовательски интерес в его глазах.
Как сильно надо сжать, чтобы мышка перестала дергаться?
Так?
Выгибаюсь, всем телом ощущая, как вдруг опора уходит из-под ног, и пола касаются только носки кроссовок.
Или же, может, так?
Пальцы чуть смещаются вниз и сжимаются под кадыком.
Перед глазами плывет, чувствую, как медленно теряю сознание, и вдруг… Дышу!
Дышу, бесполезным кулем свалившись на пол, унизительно брякнувшись на зад, как нашкодивший котенок, прижимаю ладонь к шее и дышу.
Жадно, глоток за глотком, буквально готовлюсь зубами вгрызаться в такой сладкий воздух и понимаю: пощадил.
Кое-как фокусируюсь, наблюдаю за тем, как разворачивается к привставшему на локтях Рину и вмиг вскидывает голову к потолку, а в следующую секунду арену сотрясает дрожь, сравнимая разве что с восьмибалльным землетрясением.
Древняя труха и бетонное крошево осыпаются с потолка, протяжным лязгом вторит мудреная металлическая конструкция, закрепленная под самым куполом, и что-то быстрое проносится прямо над белым домом.
Звуки знакомые… Реактивная тяга.
Еще раз! Второй!
Перед глазами слишком плывет, пытаюсь подняться на ноги, но слишком уж пятнами все, слишком реальность ползет.
Скрежет все отчетливее, улавливаю обеспокоенные крики Арбитро, кажется, даже слышу суетливый топот ног наверху и… Снова протяжный гул.
Низкий, страшный, сопровождаемый парализующим нервные окончания, глухим треском.
Столкновение!
Что-то массивное рушится сверху, падает на крышу, и в следующее мгновение мне застилает глаза.
Скрежетом накрывает.
Слишком поздно понимаю, что происходит, и только лишь бестолково вскидываю руки в попытке прикрыть голову.
Жмурюсь, ожидая боли, и она приходит, только вот совсем не та, которую ожидал.
Боль причиняют железные пальцы, вздернувшие вверх мое предплечье, колено, от души приложившее между лопатками, и на этом… все?
Оба под падающими обломками.
Осознание ударяет под дых не хуже добротного сапога.
Инстинктивно тянусь вперед, ладонями цепляясь за чужую плотную футболку, и под пальцы попадает еще и холодная металлическая цепочка, на которой всего один крест.
Росчерк катаны со свистом рассекает не только воздух, но и еще что-то куда более плотное, падающее прямо на мою голову. Распадается на две части, отскакивает в стороны.
Кашляю, подтягиваюсь повыше и лбом касаюсь лацкана плаща.
Не верю.
Все еще живой?
Кажется, весь адов дом стонет. Стонет, стенами сотрясаясь под начавшейся бомбежкой.
Пыль забивает ноздри, на губах отчетливый меловой привкус, а глаза нестерпимо щиплет. Размыкаю кое-как веки и первое, что вижу, - это обломок старой, рыжей от времени арматуры прямо перед лицом.
Мерно вздымается вверх и тут же идет назад, вторя глубоким надсадным вздохам.
Давлюсь осевшим на языке мелким мусором и, не в силах больше удерживать собственный вес, заваливаюсь назад.
Ладонь на плече, локоть под затылком.
Глаза расширяются против воли, слизистую жжет, и тут же щекам мокро. Не моргаю.
Не верю.
Перевожу взгляд, буквально на силу уговариваю себя сделать это, и лицо, склонившееся над моим, куда более бледное.
Невесело хмыкает, поймав мой взгляд, улыбается, и все, что я могу сейчас сделать, - это снова уставиться на кусок стального прута, разворотившего его грудину.
Насквозь.
И словно время оттаяло, по ржавому стержню, неторопливо капая, начинает струиться кровь.
Кап-кап.
Замирает.
Кап-кап-кап-кап…
Но это только в моей голове.
Капли беззвучно впитываются в футболку, добираясь до кожи и расползаясь еще и по моей груди.
Выдохнуть только бы…
На языке одно-единственное, глупое «почему?» вертится, но слишком парализован, чтобы даже его произнести.
Только смотрю, жадно, во все глаза, буквально силой в подсознании оттискивая выражение его лица, и, как утопающий, продолжаю хвататься, неловко шарю пальцами по груди, и цепочка оказывается обернутой вокруг моего запястья. Давит, но разве заметишь ли?
Продолжает удерживать, выдыхает вдруг, отмерев, стискивает за плечи свободной рукой и на одно, одно тягучее, невозможно долгое, бесконечное мгновение притягивает к себе.
Раз, и словно не было, только скулы больше печет.
Отпускает, и, чтобы не упасть, пытаюсь подставить руки.
Необычайно звонкий в царящей разрухе лязг, и цепочка, лопнув, безвольно повисает, обмотавшись вокруг моей руки.
Замечает это, качает головой и, опустившись на колени, берется за край штыря.
Кривится от боли и тащит его вперед.
Не выходит.
Прикрываю ладонью рот.
Тогда вдруг на меня смотрит, не то оценивающе, не то задумчиво, склонив голову вбок.
- Помоги мне, - не приказывает, не скучающе ставит в известность. Просит. Приглушенно и даже ласково, словно боится напугать. Словно не его сейчас судорогой сводит от адской боли, словно не он не может разжать стиснувшие катану пальцы.
- Давай, Акира.
Хочется заорать прямо ему в лицо. Хочется отползти в ужасе, назад, как неуклюжая каракатица пятиться, только подальше бы.
Хочется… Киваю и с каким-то удовольствием даже ощущаю, как колючее крошево впивается в мои колени.
Чем больнее, тем лучше.
Ладонями хватаюсь за торчащий из раны обломок и, отведя взгляд, изо всех сил тащу на себя.
Ладони заливает тут же.
Что там ладони, локти мокнут, пропитываются резво стекающим, алым рукава.
Упрямо тащу железяку на себя, и кровь из раны смешивается с кровью из моих разодранных ладоней.
Еще больнее… Ну же!
Стараюсь делать это медленно, избегая грубых рывков, но кровотечение и без того слишком интенсивное.
Что будет дальше - понимаем оба.
И поэтому стоит только обломку полностью оказаться в моих руках, как рывком, шатаясь, поднимается на ноги.
Едва стоит, а я же могу наблюдать только за тем, как спешно напитывается темная ткань, как, просочившись ниже, густая жидкость стекает по гладкой материи брюк, утягивая за собой частички осевшей пыли.
Не поднять взгляда… Слышу не то выдох, не то отголосок болезненного хрипа.
Внутренне сжимаюсь в комок, высчитываю секунды, весь обращаюсь в слух.
Разворачивается и, ни слова не говоря, уходит.
Вижу только, как от движения взметнулись полы плаща.
Шаг за шагом, к краю арены, медленно, едва переставляя ноги и оставляя за собой яркий, безумно приметный след.
Я хотел бы не замечать.
Хотел бы, чтобы не выворачивало наизнанку, наматывая мои кишки на штырь, подобный тому, что я все еще удерживаю в руках.
- Почему?! - не выдержав, кричу в спину, и наверное, впервые в жизни мне не стыдно за то, каким жалким сейчас звучит мой голос.
Жалким, срывающимся, ломким.
Останавливается и, помедлив немного, словно пытаясь привести дыхание в порядок, оборачивается через плечо.
Именно такой отныне я буду представлять смерть.
Усмешка кривит его губы как никогда правильно и как никогда больно.
- Позволяю тебе выбрать.
Этого слишком мало и слишком много одновременно. Слишком щедро и в то же время донельзя мелочно.
Слишком великодушно и эгоистично одновременно.
Выбрать… Какие теперь у меня варианты, Шики?
Не ждет ответа, да и сказать мне нечего, не смог бы, даже если бы захотел. Связки отчего-то отказываются работать.
Уходит через ту же дверь, что и появился, напоследок тяжело привалившись к створке плечом и оставив отпечаток перепачканной ладони.
Мне бы вскочить, броситься следом, но… Не смею.
Не смею после того, как выбрал правильную, а не ту, что позволяла не захлебнуться воздухом, сторону.
Оборачиваюсь на звук и отрешенно понимаю, что совершенно забыл про раненого Рина.
Рина, что таращится во все глаза и только подрагивает, должно быть, осознает, насколько близко он сейчас к осуществлению своей цели.
А мне вдруг становится восхитительно все равно.
Легко и пусто.
Настолько, что, если пришлось выбирать сейчас, я бы, не задумываясь, сделал шаг назад, равнодушно взирая на то, как катана рассечет тело мальчишки.
Новая волна грохота обрушивается неожиданно, и я, словно только что разбуженный, непонимающе взираю на обвалившейся в каком-то метре потолок.
Кто-то кричит прямо над ухом, пальцы этого кого-то насилу отбирают окровавленную, уже присохшую к моим ладоням арматуру и, подхватив подмышки, ставят на ноги.
Не сопротивляюсь, да и зачем?
Цепочка так и болтается, зажатая в кулаке. Этот крест - больший из двух, и его острые грани давят, царапают и без того покоцанные ладони.
И когда Кеске насильно тащит меня к выходу, то и дело поглядывая на старика, подхватившего на руки раненого Рина, именно эта боль помогает мне осознать, что я все еще жив.
***
Палата самая обычная, типовая, коих дохрена и больше в этой клинике. Светлые стены, потолки, даже кровати белые, равно как и занавески на окнах.
Слишком много светлого.
Режет глаз.
Опускаю взгляд на свои пальцы, сжавшие спинку кровати, и, опомнившись, поглядываю на только что пережившего перевязку Рина, который, хоть и ворчит, вовсе не выглядит умирающим.
Кривовато улыбаюсь ему, снова смотрю на свои костяшки.
Все еще сбитые.
Надеюсь, целую вечность не заживут.
- Ты как? - спрашиваю только для того, чтобы сказать что-нибудь, и, кажется, он прекрасно понимает это.
Слишком тяжело друг с другом, слишком давит взгляд голубых, но больно знакомых глаз.
- Жить буду.
Задумчиво чешет в затылке и пятерней зачесывает лезущие на лоб волосы назад. Так он кажется куда старше, или все дело в том, что теперь он больше не пытается натянуть давящую маску на лицо?
Больше не притворяется солнечным мальчиком с широкой улыбкой, словно степлером прибитой к скулам?
А если и так, то теперь от этого что? Какой толк?
- Акира? - зовет и, подавшись вперед, пытается сжать мою руку, накрыть своей.
Делаю шаг назад, неосознанно заталкивая пальцы в карманы узких джинсов, и, выпрямившись, ощущаю, как сокрытые под плотной, наглухо застегнутой рубашкой, цепляясь звеньями цепочек друг за друга, по коже скользят кресты.
Оба.
Так и не узнал, что они значили для тебя, но разве важно? Теперь принадлежат мне.
- Мне пора.
Разворачиваюсь уже было к двери, как снова произносит мое имя. Оборачиваюсь.
Слишком серьезен для мальчишки, выделывающего замысловатые кульбиты с фотоаппаратом наперевес.
- Предашь меня, и убью.
Усмехаюсь в ответ и молча выхожу из палаты.
Уже предал.
***
Возвращаюсь в свою квартиру ближе к закату и первое, что вижу, это Кеске. Сидит прямо на полу, напротив входной двери, сжимая в руке намотанную на запястье ручку пакета из ближайшего супермаркета.