Петтибоун кивнул, хотя, когда он шел туда, где поближе к окнам растянулся Фараон, греясь в лучах солнца, вид у него был скептический.
— Мисс Беннетт очень своевольна и жаждет острых впечатлений. То, что вам представляется хаосом… Тут можно только гадать: не нашла ли она его в высшей степени захватывающим? Вы считаете, она откажется от последнего приключения?
— При всем моем к вам уважении, Петтибоун, или как там вас еще зовут, — начала Кларисса, обходя мольберт, чтобы видеть его, — если бы не Марлоу, нас бы вбили в землю, и очень может быть, мы бы торчали на том поле до сих пор. По моему мнению, мы должны положить конец приключениям в интересах самой мисс Беннетт. Я думаю, вы согласитесь с этим.
Петтибоун нагнулся, чтобы погладить Фараона, которому это намерение настолько не понравилось, что он свирепо зашипел.
— Да, конечно.
— В конце концов, без мисс Беннетт не будет денег. А без денег… — она помолчала, проницательно глядя на него. — Ну, представляется мне, ваши хозяева будут очень не довольны.
Фараон ударил лапой по руке Петтибоуна, длинные когти впились в бледную кожу. Тот осмотрел царапину, потом схватил кота за шкирку и швырнул на пол.
— И вы будете правы в своем предположении.
Кларисса поспешила к Фараону, ошеломленная невольно открывшейся жестокостью Петтибоуна. Она бережно взяла кота на руки и стала медленно гладить его по ощетинившейся спинке.
Ей не нравился Петтибоун, никогда не нравился, и она не доверяла ему. Но в этом человеке было что-то еще, что-то гораздо более зловещее, чего она вначале не уловила. Она медленно вернулась к мольберту. Что же именно? В конечном счете он был преступником, что предполагает определенную степень деградации личности. Она прищурилась, припоминая все, что знала об этом человеке. Что в нем тревожило ее? Что происходило в ее голове сейчас, пока она пыталась разгадать секрет Петтибоуна?
— Между тем вы прекрасно справились со своей задачей. В такой ситуации это мало кому удалось бы.
От такого комплимента мурашки побежали по коже Клариссы. Что это? Его попытки льстить? Не может быть, чтобы он на самом деле заботился о ней. Это было заметно по его глазам. Это витало в воздухе. Чувствовалось в том напряжении, которое возникало между ними каждый раз, когда они разговаривали.
Даже Джеймс не прибегал к такому способу, чтобы подвигнуть ее на быстрейшее окончание работы.
Джеймс? Кларисса продолжала поглаживать Фараона — казалось, это помогало ей думать. Заявление Петтибоуна, что Джеймс настоял на том, чтобы ее мать стала заложницей, было воспринято ею чрезвычайно болезненно. Его слова, что Джеймсу, возможно, нельзя доверять, показались ей странными, но не лишенными смысла.
Фараон недовольно заворчал, и Кларисса поняла, что слишком давила на кота, поглаживая его. В качестве компенсаций она поцеловала его между ушками. Петтибоун играл с ней, и играл умело. Она чувствовала, что этот человек не знает о ее прошлых отношениях с Джеймсом, но, будучи наблюдательным, сделал вывод, что она испытывает к нему некоторую привязанность.
Она вообразила Петтибоуна, закопанного в землю до подбородка, а себя — наносящей удары по его голове. Снова и снова…
Кларисса не знала точно, что происходит, но была твердо намерена узнать.
— Я помешал вам? — Джеймс закрыл за собой дверь, тщательно следя за тем, чтобы его лицо ничего не выражало.
Петтибоун стоял у окон, вид у него был такой, словно он ожидал ответа от Клариссы. Однако Кларисса, казалось, не знала, что обращаются к ней. Она стояла спиной к Петтибоуну с Фараоном на руках, вид у нее был сосредоточенный.
Услышав голос Джеймса, она встрепенулась и улыбнулась приветливо, но несколько отстраненно.
— Нет, ни в малейшей степени.
Джеймс повернулся к Петтибоуну, чтобы услышать его ответ.
— Мы с леди Клариссой обсуждали события прошлой ночи, — начал тот, приняв безучастный вид. — Мне кажется, не лишено смысла еще раз обдумать их. Вы согласны?
Джеймс кивнул, подошел к виндзорскому креслу и уселся в него с беззаботным видом.
— Конечно, — согласился он.
Петтибоун сел напротив, закинув одну паучью ножку на другую. Кларисса тоже уселась, посадив Фараона на колени.
— Я уже высказала Петтибоуну свое мнение о вчерашнем матче, — сказала Кларисса Джеймсу твердо, но достаточно любезно. — Поездка оказалась слишком опасной — для всех нас. Мы не можем позволить мисс Беннетт снова пуститься в опасное приключение.
Джеймс потер уставшие глаза. Большую часть ночи он провел, размышляя о матче, обо всем, что там произошло. Кларисса была права — вылазка оказалась слишком опасной, хотя она, по счастью, знала только о половине опасностей. Джеймс хотел бы сказать, что поведение Айрис шокировало его. Нонет. Эта женщина получала бесконечное удовольствие от нарушения всех норм морали.
Хотя он признавал, что ее удар удивлял и силой, и точностью попадания в цель, его передернуло при мысли о тех, на ком она могла практиковать этот удар.
Нет, не Айрис заставила его поволноваться этой ночью — это был один из зрителей, «молодой коринфянин». Он плохо знал Майкла Стерлинга, никогда не работал с ним над одним заданием, но они встречались в обществе и он не раз слышал, как Кармайкл упоминал о Стерлинге.
Было ясно, что Стерлинг знал Джеймса достаточно хорошо, чтобы запомнить его имя, но не знал, что он стал предателем, а позже утонул в море у берегов Дорсета. Вероятнее всего, молодой человек просто пришел на матч. Но Джеймса не покидало чувство, что все не так просто.
— Не говоря уже о том, что кто-то узнал вас, — добавила Кларисса.
Джеймс скрипнул зубами, но внешне остался спокойным.
— Узнал? — поинтересовался Петтибоун, рассматривая царапину на своей руке. — И кто это был?
— Я не уверен, — ответил Джеймс, надеясь, что Петтибоун не будет расспрашивать подробнее.
Петтибоун нахмурился, как если бы услышал что-то неприятное.
— Не «молодой коринфянин»?
Джеймс сожалел, что не мог броситься на этого человечка и свернуть ему шею.
— «Молодой коринфянин»? — спросила озадаченная Кларисса, к неудовольствию Джеймса, с явным любопытством.
Петтибоун был само удивление.
— Он не говорил вам?
— Зачем? — спросил его Джеймс, сдерживаясь изо всех сил.
Петтибоун бросил на него доброжелательный взгляд.
— Я полагал, что ей все известно — в конце концов, вы вместе работаете.
— Ну, мне он ничего не говорил, — вспылила Кларисса. — Можете быть в этом уверены. А теперь, не соизволит ли один из вас сказать мне, что все это значит?
Петтибоун изобразил, что оскорблен.
— Я не собирался раскрывать секреты Марлоу.
Джеймс напрягся, сжав подлокотники кресла:
— Как мило с вашей стороны.
— Джентльмены, с меня достаточно вашей изысканной беседы, — вмешалась возмущенная Кларисса.
Джеймс быстро прикинул возможные варианты. К сожалению, ни один не способствовал укреплению его отношений с Петтибоуном и не мог бы привести Клариссу к убеждению, что он не предатель. Хотя выполнить задание, несомненно, важнее, чем опровергнуть сложившееся у нее мнение о нем.
И все же он медлил, хотя понимание ситуации еще больше укрепило его в принятом решении.
— Некоторое время, до того, как стать одним из «монахов», я состоял в другой организации.
Кларисса не высказала особого интереса к этой информации.
— А эта другая организация, она была французской или английской?
Джеймс кашлянул.
— Английской.
Лицо Клариссы мгновенно изменилось. Она сложила кусочки вместе — и результат поразил ее.
— И ваше участие в английской организации закончилось прежде, чем вы стали «монахом»?
— О, нет, в этом-то вся прелесть, — со злорадным удовольствием ответил Петтибоун. — Марлоу оставался в «Молодых коринфянах» еще долго после того, как начал работать на нас.
Клариссу обуял шок и ужас, что отразились на ее лице. Она задыхалась.
— Значит, вы шпионили против своей страны, притворяясь, что служите ей?
— Ну, для перебежчиков это обычная история, — начал Петтибоун.
Но Джеймс поднял руку и остановил тайного агента.
— К нашему заданию это не имеет отношения.
Кларисса бросила на него ледяной взгляд.
— Нет, имеет. Это говорит о вашей натуре. Кем должен быть человек, чтобы работать против своей страны? И ради чего? Ради денег? — Ее голос задрожал. — Я считала некрасивым ваше сотрудничество с «Монахами». Но узнать, что вы способны на такое… — Ее голос замер, и она повернулась к Петтибоуну, словно за поддержкой.
Джеймсу хотелось сказать ей, что она ошибается. Что он ведет эту смертельную игру в интересах Англии. Больше всего на свете ему хотелось убедить ее в том, что он достоин уважения. Что правда на его стороне. Но он не мог. И теперь она думала о нем еще хуже, чем прежде. Это в какой-то мере было ему на руку, в конечном итоге даже помогало. Тогда почему полный отвращения взгляд так сразил его?
— Повторяю, это не имеет отношения к сложившейся ситуации, — сказал Джеймс, чувствуя, как холодная пустота заполняет его грудь.
— Марлоу прав, — согласился Петтибоун, хотя брошенный на Клариссу взгляд, исполненный неискреннего сочувствия, говорил об обратном. — Вы должны сконцентрироваться на завершении портрета.
— Разумеется, — согласилась она, и ее мгновенное единение с Петтибоуном больно укололо Джеймса.
— Я сообщу Айрис, что третья поездка отменяется. — Джеймс не видел смысла продолжать разговор.
Стало ясно — то, что сказал Петтибоун о «Молодых коринфянах», оттолкнуло от него Клариссу, и он ничего не может с этим поделать.
Кларисса сняла Фараона с колен и встала, посадив его на теплое место.
— Мне надо работать. Не соблаговолите ли вы оба оставить меня? — Не взглянув на Джеймса, она пошла к мольберту. Судя по звукам, она немедленно принялась отмывать кисти, яростно водя ими взад-вперед в кувшине с терпентином.
Пустоту в груди Джеймса сменило нечто гораздо более тревожное — что-то похожее на раскаяние.
— Ругье! — позвала Айрис. Она бросила учителя танцев и легко побежала к Джеймсу по натертому полу бального зала Кенвуд-Хауса. — У меня совершенно потрясающая новость.
Джеймс ждал. Она остановилась перед ним и опустилась в церемонном поклоне.
— Мадемуазель Беннетт, мы можем поговорить… — Вы ведете себя невежливо, Ругье. Никогда не следует прерывать леди, — заявила она и тут же счастливо заулыбалась. — Кроме того, моя новость слишком важна, чтобы ждать.
Джеймсу захотелось схватить девушку и потрясти, пока ее наполненная всякой чепухой голова не отвалится и не покатится по комнате, крутясь, как волчок.
Вместо этого он сжал зубы и приветствовал ее, сумев выжать вежливую улыбку.
— Разумеется, мадемуазель Беннетт. Пожалуйста, поведайте мне эту совершенно потрясающую новость.
— О, мне нет нужды произносить ее, Ругье, у меня при себе приглашение. — Она вытащила из кармана письмо и передала его Джеймсу. — Вы глазам своим не поверите.
Джеймс взглянул на приглашение и увидел сургуч с оттиском королевской печати. Сам Джеймс никогда не получал писем от кого-либо принадлежавшего к королевской фамилии, но, будучи «коринфянином», знал все, что ему полагалось знать о каждом члене королевского семейства, вплоть до того, как они пьют чай и кто с кем развлекается. Королевская печать, безусловно, намного облегчала отслеживание информации.
Он пальцем поддел печать и сломал ее.
— Вы можете поверить в мое счастье? — Айрис, не в силах сдержать ликование, сложила руки как для молитвы.
У Джеймса не было необходимости читать приглашение, но он сделал это, время от времени со значительным видом поднимая брови. Человек, занимающий положение Люсьена, едва ли мог знать что-нибудь о королевских покоях.
— Я так понял, что вы приглашены, чтобы быть…
— …представленной королеве, — оборвала его Айрис и, пританцовывая, обежала вокруг Джеймса. — Разумеется, да! — ответила она с подчеркнуто британским произношением.
Он не мог не рассмеяться, и его веселье подвигло Айрис на новый пируэт. Насколько он знал, это был нелепый ритуал. Столько времени и денег тратится на подготовку девушки! Ради чего? Накрутить на себя ярды шелка, обвешаться безделушками — только для того, чтобы провести долгие часы в ожидании приглашения войти в тронный зал. После этого вы низко кланяетесь, и, если вам повезет, королева поприветствует вас одним-двумя словами.
Он вспомнил, как Кларисса рассказывала ему, что только одно-единственное запомнилось ей из всей этой церемонии — мгновение, когда она в первый раз увидела себя в новом платье. Оно было бледно-фиалковым — под цвет ее глаз — и расшито какими-то кристаллами. А после этого, рассказывала она в некотором смущении, ей пришлось надеть предписанное этикетом платье с кринолином и прочим, и радость исчезла. Четырехчасовое ожидание приглашения предстать перед королевой погасило эту радость навсегда.
Он взглянул на абсолютно счастливое, сияющее лицо Айрис. Несмотря на все, что она заставила его пережить, он не мог испортить ей праздник. Кроме того, его новость в такой ситуации меньше разочарует ее.
— Да, мадемуазель Беннетт, новость действительно замечательная. Это случится не позже чем через неделю?
Она заколебалась, но быстро нашлась.
— Да, хотя мне говорили, что обычно на подготовку дается три недели. Я уверена, что произошла ошибка, но не могу указывать на оплошность королеве.
Она сказала это так, словно королева сама садилась за письменный стол, долго раздумывала, подбирая нужные слова, а потом начинала писать. В действительности таким девушкам, как Айрис, не англичанкам и без титула, разрешалось предстать перед королевой по одной-единственной причине — из-за денег. Такой дебют требовал покровительства титулованной леди. А среди титулованных вдов всегда находится немало нуждающихся в средствах.
— И кто ваша патронесса? — спросил он — ему в самом деле стало любопытно.
— Леди Друэсли, — ответила она, польщенная его интересом.
Леди Друэсли, насколько Джеймс мог припомнить, считалась святой, потому что терпеливо несла бремя брака с лордом Друэсли. Последний, если верить ходившим в обществе слухам, успешно пропил, проиграл в карты и растратил на женщин семейное богатство. Леди Друэсли оставалось покровительствовать канадским наследницам, чтобы иметь возможность ходить в шелках и перьях.
Джеймс одобрительно кивнул.
Айрис посмотрела на музыканта, который сидел в углу за фортепьяно.
— Пожалуйста, вальс.
Заиграла музыка. Звуки вальса терялись в огромном пространстве, Джеймс сомневался, что заполнить его удалось бы и оркестру.
Айрис кашлянула и ожидающе посмотрела на Джеймса.
— Сейчас вы должны попросить у меня разрешения на танец.
Ему все еще нужно было сказать ей, что третьего приключения не будет. Он мог отказаться танцевать или сберечь время, просто сказав ей об этом во время танца.
— Мадемуазель Беннетт, будьте так добры, не откажите мне в великой чести танцевать с вами.
— Неплохо, Ругье, — похвалила она, сделала реверанс и протянула ему руку.
Джеймс взял ее за талию и закружил в вальсе.
— Времени на подготовку совсем мало, — щебетала Айрис, погруженная в мысли о предстоящем событии, но продолжая легко подчиняться его движениям. — Но я уверена, что смогу самым достойным образом представлять семью Беннетт.
Джеймс покружил ее, потом притянул к себе.
— В действительности мне нужно обсудить с вами то, что имеет некоторое к этому отношение.
— В самом деле? Как это может быть? — спросила она, вскидывая голову.
Они выполнили идеальный поворот на глазах учителя танцев, и тот одобрительно заулыбался.
— Прекрасно, мисс Беннетт. Очень мило! — крикнул он. — Хотя, если можно, не забывайте о локтях.
Айрис легко отнеслась к замечанию.
— Я иногда поднимаю их слишком высоко — как курица, — без затей пояснила она. — Так что вы сказали?