Хотя, были и такие, которые гордились своими бездельниками. Ну и что, что лбы здоровые вымахали, а в голове только самогон да гармошка от заката до рассвета. А родители гордятся своими красавцами да красавицами, и дальше продолжают гнуть спины на бесконечной колхозной работе. Жалеют, оберегают своих детишек – «Успеют еще в своей жизни напахаться. А пока, пусть гуляют». Что ж, такое воспитание тоже имело место быть. Каждый имеет право любить по-своему. У них в семье было принято «так» у нас «этак», я никогда никого не осуждала. Никому не завидовала, никого не поучала.
Мы просто изо дня в день продолжали наслаждаться проведенным вместе временем. Юра любил меня так же сильно, как и много лет назад. Я любила его еще сильнее. Мы обожали наших детей, а они усыпали нас своими признаниями, объятиями, поцелуями и улыбками. Это все было неописуемо прекрасно.
Когда же Юра получил повышение и перевод в одну из Киевских школ, мы вынуждены были дружно покинуть ставшую родной деревню.
В 1956 году, мы перебрались в Киев. Начался новый этап наших жизней.
ГЛАВА 10
Наш переезд в Киев совпал с Хрущевской оттепелью, и кто бы что ни говорил против Хрущева, после Сталина он для всего народа стал просто находкой. Стало намного легче дышать. Хотя, сейчас часто от моих ровесниц можно услышать «Сталина на вас не хватает!». Но, дело все в том, что он уже и не нужен. Это давно пройденный этап и довольно таки не простой. Зачем желать своим детям и внукам такого правителя? В общем, политика политикой, но мне до нее дела особо нет. Это раньше я безумно боялась за своего Юру. А сейчас…
Перебравшись в пятьдесят шестом в Киев, мы первых пять лет ютились в выделенной государством небольшой комнатушке коммунальной квартиры. Могу честно признаться – нелегко приходилось, порывались даже несколько раз возвратиться в Калиновку. Вернее я – порывалась.
Запереть себя в городе в четырех стенах, было невыносимо не только для меня, а и для Богдана и для Маруськи. Дети слишком были привязаны к земле, как и я, только. Мы слишком были привязаны своими сердцами к бескрайним просторам, к лесам и озерам, к необъятной голубизне неба и огромному количеству звезд, которых среди городских многоэтажек тебе не разглядеть на клочке неба. Даже раннего пения петухов стало ужасно недоставать. Из нас всех только Юра быстро акклиматизировался. Ему попросту некогда было сравнивать и обращать внимание на значительные перемены нашего быта и окружающей среды. Он практически ежедневно пропадал на занятиях, полностью погружаясь в школьные дела. Дети тоже любили ходить в школу, это было чуть ли ни единственное место, где они не чувствовали себя одиноко. А дома…
Этот период нашей жизни я смело могу отнести к самому кризисному.
Я никогда не была слишком открытым человеком, да и практически всю жизнь было что скрывать. А тут, жить через стенку с совершенно посторонними тебе людьми. Делить с ними не только крышу над головой, а и кухню, ванную, туалет. Не быть хозяйкой в доме до конца. Это меня безумно угнетало. Не спасали уже ни утешительные слова Юры – «Родная, потерпи, вот-вот квартиру должны дать. Ты вновь станешь полноправной хранительницей домашнего очага. Родная, мы все сможем пережить вместе». Ни его «Васька, я ведь так тебя люблю…». Когда мы все ютились в одной комнате, и речи о регулярном сексе не было. Да что там «регулярном», хоть бы о каком. А для той, которая обожала это занятие, было не выносимым не получать желанного в момент возбуждения. В киевском жилище не было никакого и ни от кого укрытия, а еще не было просторных полей и лесов и нашего чердака, где на нас с Юркой неоднократно накатывала страсть. Ни сеновала, ни личного пространства… Что б не сказать что это было ужасно, я просто говорю, что было тяжело. Да, безусловно, то, что Юра был рядом – радовало, но ведь быт и невозможность выплеснуть до конца эту свою любовь в чисто физическом плане… Подумать только, после своего первого любовного опыта, я и представить себе не могла, что когда-то мне ЭТОГО будет не доставать до сумасшествия. Некоторые называют это природой, я – любовью.
Среди многих знакомых вполне здоровых женщины я не раз слышала о том, что их утомляет секс. Им не хочется этого всего, да и они все понять не могли что в ЭТОМ может завораживать мужчин и некоторых, таких как я, женщин. Но даже в таких случаях я не пыталась навязать свое мнение или что-то разъяснить, или еще что, каждому свое. Значит мне просто повезло. Только мое везение закончилась с переездом в Киев. Я стала чувствовать себя несчастной, как бы громко это ни звучало, но тогда я чувствовала себя именно так. Сейчас, понимаю, глупо было тратить столь быстротечное время на всю эту ерунду, нужно было просто наслаждаться жизнью рядом друг с дружкой. Но, видно человек так устроен, ему обязательно нужно что-то переживать – либо очень хорошее, либо – плохое.
Спустя год подобного безумия, иногда истерик, иногда игнорирования, а иногда еще что в голову придет, муж устроил меня к себе в школу. Таланта учительствовать во мне никогда не было, куховарить я сама не имела желания, поэтому я пошла туда работать обычной техничкой. Это было не жизненно необходимо в планет денег, просто я больше не могла сидеть в четырех стенах, это было не выносимо. Я была постоянно на взводе, а чтобы беспочвенно не выплескивать негатив на детей и Юру, мучительно страдала внутренне, медленно, но уверенно сходила с ума. «Ведро» моего отчаяния было практически переполнено и любая новая совершенно безобидная со стороны окружающих капля, могла легко заставить меня отчаянно бежать в деревню. Я видела выход в работе, но не просто работе, а обязательно рядом с Юрой. Я безумно за ним скучала, поэтому готова была изо дня в день мыть полы, только бы поближе видеть его и почаще общаться. Юра настаивал на более престижной работе и даже подыскал мне некоторые варианты, но я настояла. Я пожелала остаться рядом с мужем, пусть поломойкой при этом, но ничуть не пожалела о своем решении. Ни разу в жизни.
Так, все потихоньку стало налаживаться. Я часто вместе с Юрой или детьми шла на работу. На протяжении дня тоже много раз могла встретить их в школьных коридорах, и не только. Четыре стены маленькой комнатушки уже не давили на меня так сильно. А секс в школьных классах после занятий или перед, ммм… Занятие любовью иногда в спортивном зале или в учительской, предавало нашим немного угасшим отношениям небывалого огня и страсти. А адреналинааа! Да, секса в советском союзе не было, но только не у нас. Безумно стыдно вспоминать об этом жизненном случае, но ведь и не вспомнить нельзя – это ведь моя жизнь.
- Черт возьми! Что за?...
- Господи! Степан Петрович, мы сейчас вам все объясним! – кричал в спину обалдевшему физруку Юра, в то время как я пыталась натянуть колготы. – Степан Петрович!
Юра старательно пытался застегнуть ширинку, но у него не особо получалось, я же от стыда готова была провалиться сквозь пол. Степан Петрович, за которым был закреплен спортзал, замер у выхода.
- Блин, Юрий Федорович, вы что, вовсе из ума выжили? Что за … Я-то думал что вы ключи от спортзала по несколько раз в неделю просите потому что хотите поддерживать физическую форму, а вы… Да еще с собственной супругой! Вам что дома места мало?!! – сам того не ведая Степан Петрович попал в яблочко, о чем незамедлительно поведал ему Юра, а я забилась в углу спортивного школьного зала и даже натянула на себя огромный мат, лишь бы меня не было видно.
- Нет, я конечно понимаю, что дело молодое и что в комуналке жизнь не сахар… Но ведь можно было рассказать? – Степан Петрович был приблизительно нашим ровесником, молодой и симпатичный парень, к тому же не женат, только поэтому ему ничего не пришлось объяснять долго, но он все равно был шокирован. – Юр, ты ведь только представь, а если бы в зал я вошел не один, а? Если бы нашему Любомиру Даниловичу что-то понадобилось в моих, так сказать, владениях, что тогда?! А я вам скажу что – увольнение, если не расстрел.
Я не могла видеть лица Степана Петровича, но легко представляла, как его черные брови вздымаются вверх от негодования, а серые глаза стремятся покинуть свои орбиты. А еще, я больше чем уверена, он все же в этот момент улыбался, так как сам неоднократно использовал свой «кабинет» в подобных личных целях, о чем не раз делился с Юрой. Думаю, ему просто стало обидно, что его товарищ не поделился с ним таким «перчиком».
- Петрович, ты ведь все понимаешь… Прости что не признался, но ведь о таком и вправду не очень хочется распространяться. Ладно ты, молодой и неженатый, а мы с женой, словно воришки пытаемся насладиться тем, чем не удается в других условиях. В нормальных для супругов условиях. – Я вновь услышала голос мужа. – А на счет Любомира Даниловича ты абсолютно прав. Он бы нас точно расстрелял, ну, если не сам, так обязательно нашел бы тех, кто этим вопросом занялся. Но ведь знаешь, когда гормоны бурлят, как-то не вспоминаешь о последствиях.
- А стоило бы. Ты думаешь я почему тебе всегда сообщаю где я и чем занимаюсь? Думаешь потому что трепло? Так вот знай, не поэтому. Я страхую себя таким образом. Вот Любомиру вдруг вздумается посетить спортивный зал, или я вдруг зачем-то понадоблюсь, или какой-то спортивный инвентарь, а меня нигде нет. К кому он обратится с вопросом о моем местоположении? Ну конечно к моему товарищу Федосимову. А что знает Федосимов чего не знает Любомир Данилович? – Степан Петрович немного помедлил. – То-то. Так что Юрка, ты меня конечно извини, но попасть вы могли конкретно. Радуйся, что у тебя есть я и эта тайна умрет вместе со мной. Как, надеюсь, и мои?
- Степ, ну о чем речь?
- Так и быть выделю вам на общий сбор еще время. Нуууу, если вы не закончили, можете теперь смело продолжать, я сюда никого не впущу. Главное верни ключ, когда вам больше не нужен будет мой «кабинет». Возможно, он пригодится сегодня мне.
Я прямо таки видела эту многозначительную улыбку на симпатичном лице Степана Петровича, когда он закончил разговор, а потом услышала виновато-послушный голос Юры:
- Хорошо, Степан Петрович. Договорились.
Затем я услышала как щелкнул пару раз дверной замок и тишина, но все так же не могла заставить себя выползти из своего укрытия.
- Вась, ну что ты, в самом деле, словно школьница прячешься? Мы ведь ничем плохим не занимались, а все вполне законно – мы ведь муж и жена.
- Ага, муж и жена. Скажи, а ты много таких мужей и жен как мы с тобой знаешь? Да нас бы точно ославили на всю страну, как самых злостных нарушителей общественного порядка да еще в стенах школы! – Я была на грани истерики, но вместо слез с губ сорвался пронзительный смех. – Да в нашей стране все словно мыши прячутся по норкам и там под одеялком деток делают. И то, я догадываюсь, что сколько у семьи детей, столько раз у них это и было. А тут мы с тобой! На школьных матах!..
Я смеялась словно ополоумевшая:
- Юр, ты только представь этого старого борова Любомира Даниловича с его угрюмым лицом и ненавидящим взглядом, который бы нас постиг. Он ведь никогда не был женат, а скорее всего даже ни разу не залез ни на одну бабу, а тут мы… Учителя ведь призваны формировать у учащихся коммунистические взгляды и убеждения, воспитывать детей в духе высокой нравственности, советского патриотизма и социалистического интернационализма! А Юрий Федорович на все наплевал! Да еще и его супруга оказалась безнравственной дрянью… Дааа, Степан прав на все сто – он бы точно настаивал на расстреле! А ты «муж, жена», да кого бы это волновало, если бы этот престарелый чайник закипел?!
- Ну ты Васька и выдала «престарелый чайник». Он, между прочим, глубоко уважаемый в городе человек, а ты вот так о заслуженном учителе…
К моему заразительному смеху не мог не добавиться Юркин. Он легко подхватил мои издевки по поводу всей сложившейся ситуации и нас обоих накрыл душераздирающий хохот, а затем:
- Юр, знаешь… А до меня ведь только начало доходить, что мы муж и жена и ничего плохого не делали. Мы ведь не на глазах у детей этим занимаемся. Это ведь так здорово, что наша страсть не исчезла. Хотя могла… Я люблю тебя, и мне абсолютно все равно, кто и что бы подумал о нашем поведении, если бы в зал вошел не Степан Петрович. Пусть нас тысячу раз осудят. Пусть я стала бы позором хоть для всей страны, но ведь у меня всегда будешь ты и наши дети, которые уж точно не появились бы на свет без определенного процесса…
Возможно это покажется кому-то странным, но я действительно больше не ощущала себя провинившейся школьницей. Меня отпустил стыд. Что-то в мозгу перемкнуло, и я вмиг стала взрослой женщиной имеющей законное право исполнять свой супружеский долг, а заодно получать море удовольствия. Мной вновь стала овладевать страсть, которая не обошла стороной и моего Юру.
- Вася, я тебя тоже безумно люблю. Словно десять лет назад. Словно этих лет и не было вовсе. Ты для меня все та же прекрасная, добрая, наивная девчушка, которая не побоялась спасти подстреленного немца. Которая словно почувствовала, что этот немец уже на следующий день будет готов отдать свою жизнь за ее… - Нашептывая признания, Юра не спеша принялся расстегивать мою кофту, которую я еще не успела до конца застегнуть. – Кажется, нам немножко помешал Степа, как на счет продолжения?
Его рука скользнула под мою и без того смятую юбку, а губы принялись ласкать грудь… Устного ответа на свой вопрос в тот миг Юра так и не получил. Зачем тратить драгоценное время на болтовню? Я достойно ответила ему и без лишних слов.
Спустя неделю после этого случая, я ощутила в себе новую жизнь. Мой организм даже за столь маленький срок дал мне понять, что во мне вновь зародилось чудо.
Юра и в этот раз был рад не меньше, чем когда узнал о нашем первом малыше. А я тоже светилась от счастья, но единственное, что меня немного пугало – жилье.
- Юр, если тебе не дадут в этом году отдельную квартиру, я даже не знаю, как нам ютиться впятером в нашей комнатушке. Да ладно Маруська с Богданом уже выросли, но малыш… Я как мать готова к очередной серии бессонных ночей, криков и пеленок, а дети? Они ведь однозначно не будут ни высыпаться, ни отдыхать нормально… - пребывая на втором месяце не очень спокойной беременности начала я. – Прости за мое предложение, но может стоит возвратиться в Калиновку? Хотя, уверена, наш дом уже занят, но мы можем поселиться в любом другом и даже не обязательно в Калиновке. Юр, ведь сейчас все силы нашего правительства направлены на развитие сельского хозяйства, колхозов. Таких специалистов как ты с руками и ногами захотят заполучить многие из деревенских школ. Ты по-прежнему будешь заниматься любимым делом, а мы с Богданчиком, Маруськой и малышом, обретем физическую свободу. В огромном, по сравнению с нашей комнатой, сельском доме нам всем будет намного комфортнее. Как думаешь?
- Вась, даже думать забудь о возвращении в прошлое. Мы теперь жители города и именно потому, что я не плохой учитель мы таковыми стали. Меня перевели в Киев не за красивые глаза, так почему ты решила, что меня с радостью отправят обратно? Да даже если и отправят – зачем нам это? У нас ведь и так все просто замечательно, - Юра весело улыбаясь попытался прильнуть к моим губам.
- Да, просто прекрасно! – я не выдержала, бурлящие гормоны накрыли меня волной откровенного негодования, которая мгновенно остановила порыв мужа. – Юра, разве ты не видишь, как нам тесно в этой конуре именуемой нашим домом?! Разве ты не замечаешь, как некомфортно нашим детям в городе? Разве ты не понимаешь, что с появлением малыша недосыпать по ночам придется не только нам, а и детям, которые совершенно этого не заслуживают?! Юра, ты думаешь лишь о себе и о своей дурацкой работе! Ты совершенно не понимаешь, как это сидеть сутками в четырех стенах и сверлить глазами потолок, когда за окнами кипит жизнь! В деревне кипит жизнь! А здесь… здесь мы все, кроме тебя, задыхаемся!
Впервые за долгое время я заметила во взгляде мужа искреннее непонимание. Впервые за всю нашу совместную жизнь и то, благодаря гормонам, он услышал от меня вот такую правду-матку, о наличии которой даже не подозревал. Откуда ему было знать о моих истинных чувствах, если я всегда и всем была довольна и всегда и во всем его поддерживала? Как он мог догадаться что я задыхаюсь в этой комнатушке, если я привыкла переживать это внутри себя? Я старалась быть самой лучшей женой, а такие, с моей точки зрения, не жалуются и не ноют.