-- Осел ни при чем, - объяснила Верочка. Верочка всегда была рада объяснить, если кто-то чего-нибудь не знает. - Это у Буридана был осел.
-- Он что, баранов ловил?
-- Кто баранов ловил? - удивилась Верочка.
-- Не знаю, Буридан или осел. Ты же сама сказала.
-- Ничего я такого не говорила. Просто Буридан положил перед своим ослом две охапки сена. Они были совершенно одинаковыми и осел не знал какую из них есть. Так и умер от голода.
-- Но у нашего барана же здесь сколько угодно травы, - пожала плечиками Серафима. - Зачем ему задумываться?
-- Ничего, - сказал Лисенко. - Ничего. Подойдет и баран. Увидит нас и задумается.
-- Так уж и задумается? - не согласился Петя.
15
Александр Александрович, как всегда, согласно своего индивидуального режима, лежал на брезенте в тени от машины, подложив под голову маленькую подушечку. На нем были длинные, почти до колен, серые семейные трусы. А больше ничего на нем не было. А недалеко от изголовья, так чтобы до них легко можно было дотянуться рукой, стояли мягкие тапочки без задников.
Это были те еще тапочки. Верх из малинового бархата покрывали замысловатые вензеля выполненные золотыми и серебряным нитями, носы у тапочек были заносчиво вздернуты и на них красовались пушистые голубые помпоны величиной с грецкий орех. Такие тапочки носили волшебники в древнем Багдаде. А особо остроумных шутников, которые осмеливались высказать свое мнение об этой шикарной обуви, волшебники превращали в пауков, жаб или мышей, в зависимости от уровня шутки.
Возможно, что Александру Александровичу эти тапочки достались по наследству от потерявшего голову пращура, но не исключено и то, что он приобрел их во время очередной командировки на случайной барахолке, где-нибудь между Казанью и Жмеринкой.
Когда Лисенко и Серафима подошли, Александр Александрович вероятно о чем-то думал. Не может же человек две недели подряд лежать на брезенте, в тени от машины, с маленькой подушечкой под головой, малиновыми тапочками у изголовья и ни о чем не думать. Так что вполне возможно, что Лисенко и Серафима прервали его мыслительный процесс.
-- Давай-ка, Сан Саныч, заводи свой броневик! - пытаясь использовать фактор неожиданности, совершенно безжалостно обрушился Лисенко на шофера.
Но Александр Александрович был человеком закаленным и фактор неожиданности на него не подействовал. Шофер даже не шелохнулся и только с недоумением посмотрел на Лисенко.
-- Броневик свой, говорю, заводи! - совсем уже настойчиво потребовал тот.
-- Конечно, прямо вот сейчас все брошу и пойду заводить... - тон, которым это было сказано, явно давал понять, что не станет Сан Саныч прямо вот сейчас все бросать, чтобы ехать неведомо куда.
-- Правильно, нам надо срочно ехать, - почти ласково объявила Серафима и привычно улыбнулась.
К Серафиме Александр Александрович относился хорошо. Серафима ему нравилась. Ее улыбка со скоростью света достигла сердца шофера и растопила его. Он быстро поднялся, тоже улыбнулся и застыл, постепенно утопая в широко распахнутых голубых глазах. С ней он бы поехал хоть на край света и прямо сейчас.
-- Так что собирайся, - извлек его из омута голубых серафиминых очей и опустил на землю Лисенко.
На земле было неуютно. Здесь стояла автомашина, на которой он вынужден был ездить, и здесь был Лисенко, который покушался на его спокойную жизнь.
До чего же этот Лисенко нетактичный человек, - вздохнул Александр Александрович. - Не понимает, что он сейчас совершенно лишний.
-- Собираться? - переспросил он.
-- Собираться, - подтвердил Лисенко.
-- Прямо сейчас? - Александр Александрович вернулся в свое нормальное состояние. Ему уже не нужно было решать: ехать куда-то с этим нетактичным Лисенко, или не ехать. Он и так знал, что никуда не поедет.
-- Прямо сейчас, - не отставал Лисенко.
-- Срочно? - Александр Александрович решил поиздеваться.
-- Мне бы хотелось, чтобы ты особенно не тянул.
Лисенко давал шоферу порезвиться. Так опытный удильщик вываживает большую рыбину. То подтягивает леску, то отпускает. А потом колотушкой ее по балде, и та уже больше не дергается, на все согласна.
-- Значит заводить?
-- Думаю, что следует заводить.
-- А у меня мотор барахлит, - не без удовольствия объявил Александр Александрович и даже подошел поближе, чтобы посмотреть, какое после этих слов будет у Лисенко лицо. - Не тянет мотор.
-- Вот это совсем плохо, - Лисенко постарался изобразить озабоченность. Он не был жестоким человеком, но ему нравилось наблюдать, как Александр Александрович садится за баранку.
-- Кому же это плохо? - продолжал свое шофер.
-- Всем будет плохо. И тебе, между прочим, тоже.
-- Почему это мне? - насторожился Александр Александрович. Не нравился ему Лисенко. Ох, и не нравился.
-- Это потому, что если мы сейчас не поедем на твоей таратайке, то в ближайшее время тебя будут ждать некоторые неприятности.
-- И ты меня хочешь от этих неприятностей уберечь, - со всем доступным ему сарказмом криво ухмыльнулся Александр Александрович.
-- Вот именно, хочу уберечь.
Не верил Сан Саныч в благотворительные порывы Лисенко и никак не мог понять, что тому нужно, чего он добивается...
-- Причем как можно быстрей. Чем дольше будем собираться, тем дальше придется ехать.
-- Это почему же мне надо срочно ехать? - продолжал дипломатические упражнения Александр Александрович. Но в голосе его уже можно было различить тревожные нотки.
-- Потому что Геродот сбежал, - не выдержала Серафима, чем несколько подпортила намеченную Лисенко программу холодной обработки шофера.
-- Разыгрываете, - не поверил Александр Александрович.
Он посмотрел за палатки, возле которых должен пастись баран. Палатки стояли на месте. Геродота на месте не было. Вместо барана неуверенно маячила фигура Александры Федоровны. Она двигалась сюда же, к машине.
-- Куда это он удрал? - приходилось верить, что Серафима говорит правду. Но это совершенно не означало, что надо срочно заводить машину и ехать куда-то сломя голову.
-- В степь. А она, как тебе известно, бескрайняя и тянется до самого горизонта - сообщил Лисенко. - Причем, как говорит наука география, за горизонтом ее еще больше.
Подошла грустная Александра Федоровна.
-- Не понимаю, почему он ушел. Ему ведь было так хорошо. Я его напоила, он почти целое ведро выпил. А стоило мне только на минуту отвернуться - он ушел.
-- Ничего, - успокоил ее Лисенко. - Далеко не уйдет. Скоро мы его поймаем.
-- Вы упустили барана, вы его и ловите, - после некоторого размышления заявил шофер. - Почему это я должен казенную машину гонять, если он не у меня удрал, а у вас, - не хотелось Сан Санычу ехать за бараном до самого горизонта, а, может быть, и дальше. - Моду взяли - за каждым бараном машину гонять.
-- Не за каждым, а за нашим. Потому что Геродота самолично купил шеф, и отдал за него тридцать целковых. Представляешь, как он будет недоволен, если мы не поймаем барана, - методично добивал Лисенко шофера.
Александр Александрович представил себе, как будет недоволен шеф, и это ему не понравилось.
-- Что же делать? - задумался он.
-- На машине его в два счета догнать можно. И ты поддержал бы славные традиции своего древнего рода. Они ведь у тебя все были охотниками?
-- Благородное занятие. Как же иначе. По семейным преданиям мы, Онучины, всегда псовой охотой увлекались. Свору гончих держали.
-- Считай что тебе на этот раз крупно повезло. Когда это еще представится тебе случай поохотиться. А сейчас вполне можешь осуществить свою заветную мечту. Ты ведь всю жизнь мечтал поохотиться. Так?
И в мыслях у Сан Саныча никогда не было, чтобы заняться таким канительным и беспокойным делом, как охота. Но, с другой стороны, семейная традиция - не фунт изюма. Приходилось поддерживать репутацию рода. И Серафима здесь рядом стояла.
-- Мечтал, - неохотно выдавил он.
-- Так осуществите свою мечту! - попыталась вдохновить его на подвиг Серафима.
-- Это если бы машина на ходу была... - все еще сомневался Сан Саныч. Между возможностью поддержать славные традиции предков и необходимостью покинуть лежбище, он явно склонялся к лежбищу.
-- Он совсем недалеко убежал, - продолжала убеждать Серафима. - Тут и ехать всего минут пять.
-- На машине мы могли бы заехать ему в тыл, окружить и баран наш. Но если у тебя мотор барахлит, то из этого, понятно, ничего не выйдет. Придется нам побегать, - не верил Лисенко, что мотор у машины барахлит. Загоняя шофера в угол, он оставил лазейку в которую тот мог выбраться. - Надевай свои красивые тапочки, побежим барана ловить.
Ездить Александр Александрович не любил. Но еще больше он не любил бегать. Бегать вообще и бегать за баранами в особенности. Выход был только один, тот самый, который Лисенко ему и оставил. Но шофер все-таки немножко потрепыхался.
-- А без меня нельзя?
-- Без тебя никак нельзя. Не хватит людей, чтобы его окружить. Видишь, Александра Федоровна тоже с нами поедет. Без тебя никак нельзя.
Шофер понял, что придется ехать.
-- Это я пошутил, что мотор барахлит, - сказал он. - Сейчас все будет в порядке.
-- Разве так можно шутить, - осудила его Серафима. - Вы просто расстроили меня, Александр Александрович.
-- Я так и думал, что ты шутишь, - признался Лисенко. - Я тебя потому и не торопил, чтобы послушать, как ты здорово шутишь. Очень у тебя интересно получается. И остроумно...
Александр Александрович же, осознав свой долг, а может быть свое безвыходное положение, надел свои парадные малиновые тапочки с голубыми помпонами, подошел к кабине машины и открыл дверцу. Он вынул из-под сидения небольшой ящичек и извлек из него другие тапочки, кожаные с задниками. Затем он снял свои шикарные малиновые, сдул с них пыль, бережно поместил в ящичек и положил ящик снова под сидение. Потом надел на свои нежные ноги кожаные, рабочие тапочки, подошел к палатке и скрылся в ней.
Из палатки шофер вышел полностью экипированный для предстоящего путешествия: в синих хлопчатобумажных шароварах и рубашке. Цвет рубашки напоминал пожар в березовой роще и заставлял задуматься о колоссальном вреде, который наносят народному хозяйству лесные пожары. Каждому кто видел эту рубашку так и хотелось немедленно затушить окурок, залить водой костер, купить огнетушитель и, вообще, недобрым словом вспомнить Прометея, подарившего людям огонь. Это была единственная рубашка, к которой Сан Саныч не надевал свой шикарный галстук. Он не хуже всякого другого знал, что обезьяны очень боятся лесных пожаров, и опасался, что при виде этой рубашки мартышки в панике разбегутся.
-- Вы и разоделись сегодня, Сан Саныч, прямо как жених, - постаралась поддержать у шофера бодрость духа Серафима.
-- Куда бы человека ни забросила судьба, он должен тщательно следить за своей одеждой, в точности как вы, Серафима, это делаете, - ответил тот комплиментом на комплимент.
А Лисенко с восхищением разглядывал рубашку и ничего уже сказать не мог.
Окрыленный похвалой Серафимы Александр Александрович стал двигаться несколько быстрей. Он обошел вокруг машины, посмотрел на солнце и, убедившись, что оно там, где ему положено быть, открыл капот. Заслоняя своим не очень-то богатырским телом хитросплетение проводов и трубок, чтобы студенты не видели, что он делает, недолго покопался в моторе. Потом захлопнул капот, задумчиво посмотрел на подушечку, возлежавшую на брезенте, тяжело вздохнул, сел в кабину и завел мотор.
-- Серафима, садитесь, прокачу вас по степи, - галантно предложил он открывая вторую дверцу. - Вам будет очень удобно на мягком сидении.
В отличии от железобетонного чабана, шофер не скрывал, что чрезвычайно высоко ценит прелести Серафимы. Но девушка проигнорировала галантное предложение представителя древнего рода Онучиных.
-- Нет, в кабине душно. Я лучше наверху поеду, с ветерком, - отказалась длинноногая Серафима. Она ухватилась за борт машины и легко перемахнула в кузов.
Шофером Александр Александрович был далеко не первоклассным и непонятно как он оказался в гараже Академии Наук, такой солидной организации. Надо думать, что Александр Александрович внедрился туда при помощи глубокого блата. Пристроила его в гараж какая-то мохнатая лапа. Потому что место было довольно хлебным. Зарплата неплохая и буфет в Академии шикарный, а в зависимости от обстановки там еще и здорово приплачивали: командировочные, полевые, за отдаленность, за безводность, за малярийность и еще за многое другое, что смогли придумать такие умные люди, как академики. Кроме того, в подобных экспедициях случались очень длительные стоянки, при которых можно было долго, лежать на брезенте в тени от машины.
Очевидно, спихнули его в эту экспедицию, учитывая, что она не очень отдаленная и не особенно сложная.
Недалеко от лагеря встретили шефа. Ему надоела одинокая вахта на кургане с которого все равно не было видно как действует его команда и он решил, пока есть свободное время, заняться дневниками экспедиции.
Александр Александрович быстро оценил обстановку и тормознул перед профессором.
-- Едем барана ловить! - солидно доложил он. - Можете быть спокойны, Иван Васильевич, никуда он от нас не денется, сейчас поймаем этот экземпляр и доставим в полной сохранности.
По всему выходило, что именно он организовал и возглавил экспедицию по поимке барана, а это означало, что профессору крупно повезло, в лице Александра Александровича, он получил ценного и инициативного работника.
-- Давайте, давайте, - благословил шеф группу захвата. - Везите его сюда, - и направился к лагерю.
16
Геродот, обиженный тем, что с ним больше не играют, перестал щипать травку, поднял голову и стал разглядывать студентов, пытаясь понять, в чем дело: почему вместо того, чтобы весело бегать с ним, кто - кого перегонит, они сидят? Разглядывал, разглядывал, ничего такого особенного не углядел, и решил подойти поближе. Подошел поближе и снова уставился.
Если он подойдет еще метров на десять, я его поймаю, - решил Петя. Пете вдруг очень захотелось самому, единолично, отловить мятежного барана. Приедет Лисенко на машине, а Геродот - вот он здесь, на веревочке. И Петя небрежно скажет удивленному Лисенко: "Простое дело. Это он, оказывается, Владимир Алексеевич, ваших усов боялся. А как только вы ушли, он сам прибежал". - Совсем неплохо получится.
-- Сидим и не шевелимся, - тихо приказал Петя девчатам. Подойдет ближе - будем брать...
-- А он бодаться не станет? - спросила Верочка.
-- Не бойся, я ему этого не позволю. Вы, главное, сидите тихо, не спугните.
Геродот сделал еще несколько шагов, остановился и стал ждать, когда кто-нибудь пойдет к нему. Вот тогда бы он припустился. И побегали бы с большим удовольствием для всех.
-- Сидим!.. - строго придержал, зашевелившихся было девчат, Петя.
Он хотел действовать наверняка и терпеливо ждал пока баран подойдет ближе, чтобы можно было достать его одним хорошим прыжком.
Геродот оказался менее терпеливым. Он сделал еще несколько шагов, но остановился все еще довольно далеко. Остановился и уставился персонально на Петю. Петя уставился на барана.
-- В гляделки играют, - хохотнула Галя.
-- Геродот победит, - решила Верочка. - Петя, конечно, человек настойчивый, и целеустремленный, из него хороший ученый получится, но до барана ему далеко.
Ни Петя, ни баран на этот неуместный разговор не отреагировали. Застыли глядя в глаза друг другу.
Верочка оказалась права: Геродот проявил большую выдержку, Петя первым заморгал и отвел глаза.
-- Сейчас... - он медленно встал. Девчата тоже зашевелились. - Сидите, - остановил их Петя. - Я сам.
Он сделал три осторожных шага к Геродоту.
-- Иди сюда, иди, скотина ты моя ненаглядная, - как только смог ласково произнес Петя и похлопал ладонью по коленке. - Руно ты наше золотое... Пить тебе наверно захотелось, рогатое ты наше сокровище. Мы сейчас в лагерь пойдем, напоим тебя холодной водичкой. Знаешь, как в такую погоду приятно холодную водичку пить...