-- От пирожных толстеют, - героически отказалась Серафима. - А мороженое можно есть сколько угодно. Особенно с клубничным вареньем...
-- Ну, это ты напрасно, - Галя в пирожных разбиралась получше свих подруг. Она и сама могла изготовить такие пирожные, каких ни в одной кондитерской не найдешь. - Одно пирожное погоды не делает. А оно вкусное.
-- Ладно, только одно единственное и не больше, - дала себя уговорить Серафима. - А потом мороженое, пломбир, и чтобы с вареньем.
-- Девочки, давайте послушаем, интересно ведь, - остановила Верочка их нездоровое желание немедленно приобщиться к благам цивилизации.
-- Вот-вот, пирожного им срочно захотелось, - ухмыльнулся Лисенко, - а вы послушайте, к чему такие несвоевременные и неумеренные желания приводят, и сразу поймете, что нельзя с дикого образа жизни прямо в достижения современной культуры окунаться. Нельзя прыгать из одной формации в другую. При этом резком переходе мороженое до хорошего не доводит, как и пирожные, тем более - заварные. А если меня будут прерывать, то я вообще рассказывать не стану.
-- Рассказывайте, рассказывайте, Владимир Алексеевич, - попросила Александра Федоровна.
-- Ладно, так и быть, - согласился Лисенко. - Значит обстановка такая: все наше добро совершенно беспризорно лежит на перроне а рядовые члены экспедиции бегают по буфетам и сшибают там сомнительные блага станционной цивилизации. Василий Иванович в это время добывает билеты и сердится: "тут подозрительные личности шатаются, - воспитывает он нас, - а вы имущество экспедиции оставляете без всякого присмотра".
Имущество у нас, действительно, кое-какое набралось. Конечно, не клад Приама, но кое - чего накопали... Ящики с черепками - это раз, чемоданы с костями - это два, оружие и украшения - это три и, конечно, палатки да лопаты. А вот личных вещей там почти и не было. Маленькие такие вещмешочки. За два месяца одежда наша такой вид приняла, что от нее самое дикое огородное пугало откажется. Выбрали то, что лучше, надели, а остальное свалили в яму и закопали.
По перрону, действительно, шатались вполне подозрительные личности. Парни лет по семнадцать-девятнадцать: стриженные наголо, несимпатичные и такой ленивой походкой прохаживаются, и так ни на что внимания не обращают, что сразу видно - ворье. Они, если рассудить, как и лимонад в вокзальных буфетах, тоже признак цивилизации. Но мы это тогда еще не сообразили.
Ладно, лижем мороженое, балуемся квасом и лимонадом, некоторые даже пирожки с ливером жуют. Знаем, что взять у нас нечего. Наши черепки и кости ни одному нормальному психу не нужны. Но Василий Иванович бдительность не теряет: все время наше имущество пересчитывает.
Где-то, наверно, через час он все-таки одного места не досчитался. Срочно собрал всех. А мы не верим, потому что знаем: никто на наше имущество позариться не может. Но тоже начали считать. Сами понимаете, что в таких случаях бывает. То двух мест не хватает, то три лишних. Стали тогда кучу разбирать и определять, что есть каждая вещь. И обнаружили, что не хватает одного чемодана. Вполне еще приличный чемодан был. Один замок у него, правда, сбит, и двух металлических уголков не хватало. И ободран немного. Но вполне еще приличный чемодан. А чтобы он сам автоматически не открывался, его в двух местах веревкой перехватили. Вот веревка эта была совершенно новой. Да... Очень хорошая была веревка... Так этот самый коричневый чемодан с совершенно новой веревкой, у нас и свистнули.
-- Ну, работнички, - осудил Петя. - Чего же у вас украли?
-- Можно сказать - весьма ценное имущество. Так Иван Васильевич?
-- Да, да, я хотел этот чемодан в Москву отвезти. Там в институте, очень просили, у них катастрофически не хватает материала для исследования.
-- Керамика с орнаментом? - спросил Петя Маркин таким зловещим голосом, что всем сразу стало понятно: если бы он, Петя Маркин, был начальником экспедиции и у него бы такое случилось, он бы виноватых живьем схарчил.
-- Сидим мы, - так и не ответил Лисенко Пете, что было в злополучном чемодане, - никуда теперь не уходим. Василий Иванович нас ругает, но интеллигентно, потому что другие, более точно характеризующие это событие слова ему говорить нельзя. Все-таки декан факультета. А наверно очень хотелось, Иван Васильевич?
-- Ну, вы и скажете, Владимир Алексеевич, - ушел от ответа профессор.
-- Я и говорю, хотелось, но нельзя. А мы сидим и покорно слушаем, самые гневные и резкие выражения: "Это просто удивительная распущенность!" "Такое отношение к делу, знаете ли, совершенно недопустимо!" "У вас, молодые люди, пониженное чувство ответственности!" И другие подобные обличающие нас всех резкие высказывания. А мы молчим, деваться некуда - кругом виноваты. Причем чувство ответственности у нас в это время было настолько пониженным, что с удовольствием посмеялись бы над этой историей. Но лица у всех совершенно серьезные, легкомыслие свое скрываем и никто даже не улыбается, потому что шеф тогда еще больше расстроится.
-- Что же там было в чемодане? - не выдержала на этот раз уже Серафима.
-- Мы как представим, какие физиономии у этого ворья стали, когда они чемодан открыли, так нам уже ни чемодана, ни новой веревки не жалко.
-- Что в чемодане было? - заинтересовался даже Александр Александрович.
-- А разбойнички эти, больше на перроне не показываются, - не торопился Лисенко раскрывать тайну коричневого чемодана. - Хотя раза два вдали мелькали их несимпатичные лица и стриженные уголовные головы, но так далеко, что не догонишь.
-- Не мучайте нас, Владимир Алексеевич. Скажите, что в чемодане было, - взмолилась Серафима.
-- Что-что? Конечно материалы раскопок. Как раз их и хотел Иван Васильевич отвезти в Москву ученым. Специально подобрали и подготовили.
-- Да, да, там таким материалам всегда рады, - подтвердил профессор. - Да не тяните, Владимир Алексеевич. Скажите им, что в чемодане было.
-- А было там восемь черепов. Аккуратненько уложенных и сухой травкой переложенных, крепких, хороших сарматских черепов, - выдал наконец Лисенко. - Представляете, что подумали наши жулики и за кого они нас приняли. Фантазии не хватает представить, что они о нас подумали.
-- Какая прелесть, - обрадовалась Серафима, у которой тоже было явно пониженное чувство ответственности. - Вот бы посмотреть на них, когда они этот чемодан открывали.
-- Да-а-а, - подтвердила Галя. - Ради такого можно и черепами пожертвовать, не жалко.
Такие вот еретические мысли выдавали девчата, несмотря на присутствие шефа.
-- Они вас за ужасных бандитов приняли, - глаза у Александры Федоровны стали большими и круглыми, будто она только что увидела этих самых бандитов. - Они вас страшно испугались.
-- Судя по всему, так оно и было, - согласился Лисенко. - Испугаешься, если шесть человек, обросшие как дикобразы, в обтрепанной одежде все время рыщут по перрону и чего-то высматривают: ну прямо шайка разбойничков из леса выбралась. И атаман у них - не дай бог: ходит со здоровенной палкой, сердитый, на всех покрикивает. А в чемодане черепа... Тут каждый испугается....
-- И вовсе я не покрикивал, тут вы, Владимир Алексеевич, преувеличиваете, - не согласился профессор. - И без палки ходил. Но и радоваться мне тоже было ни к чему. Чрезвычайно хорошие были черепа. У антропологов вечно не хватает материала для исследования, и они очень просили. Я им обещал, что непременно привезу. Самые лучшие черепа подобрал.
-- Черепа были хорошие - первый сорт, - подтвердил Лисенко. - Если бы эти черепа к нам в общежитие привезти, ребята бы их нарасхват разобрали.
-- И веревка, говорите, совершенно новая была, - напомнила Галя.
-- Конечно, а веревочка вещь нужная, в хозяйстве всегда пригодится, веревку тоже жалко...
-- Вы вот все шутите, Владимир Алексеевич, а антропологи были очень недовольны, когда я им рассказал. Совершенно бессовестное жулье там, в Иловлинской. Спрашивается, зачем они украли чемодан? Им ведь эти черепа совершенно не нужны.
-- С имуществом всегда так, - вздохнул Лисенко. - Чего крадут, а чего сам не знаешь куда деть. Я просто никак не могу сообразить, что мы будем делать с этим бараном, с Геродотом нашим. Ну, привезем мы его в Саратов, как имущество экспедиции. А что с ним станут делать на факультете? Некуда его деть на факультете. Вы, как декан, Василий Иванович, это отлично знаете. Там ведь нет ни одной свободной аудитории, где можно барана держать. И в деканате тоже места нет, маленький у вас деканат.
Профессор, естественно, знал, что на факультете нет свободной аудитории для барана, но промолчал.
-- В музей можно сдать, - посоветовал Петя Маркин. - В краеведческий.
-- Можно, конечно и в краеведческий музей, в отдел древней истории и археологии. Только надо вначале доказать, что наш баран имеет отношение к древности, иначе не возьмут. Но у него ведь кроме красивого имени ничего древнего нет.
Профессор молчал. Маленькими глотками пил свою четвертую кружку, отдувался, потел, но молчал. Так что Лисенко пришлось продолжать в том же духе.
-- Если нам и удастся сбагрить его в музей, так там же его надо кормить. Но у музея не хватает денег на содержание сотрудников, и уж совсем нет денег на содержание баранов. А если его не кормить, он, прежде чем дать дуба, весь отдел археологии и древней истории разнесет. Он еще по-настоящему не понимает научной ценности имеющихся там экспонатов.
Такое должно было вывести профессора из состояния эйфории, в которую он впадал принимая четвертую кружку чая. Ведь барану в краеведческом музее предстояло разнести экспонаты, которые профессор привез из археологических экспедиций и собственноручно передал в музей во славу науки. Вряд ли он мог такое допустить.
Но и это не подействовало. Профессор даже не сказал: "Вот вы все шутите, Владимир Алексеевич. А не следовало бы по этому поводу шутить!" - Он сделал еще несколько глотков, выплеснул остаток остывшего чая в темноту и отделался нейтральным:
-- Вы тут посидите, а я пойду, мне спать пора... - и удалился, как будто не имел к барану никакого отношения.
23
Назавтра жизнь в экспедиции с самого утра начала разворачиваться нестандартно. Профессор вышел из своей палатки в белом чесучовом пиджаке. Если бы он надел к этому пиджаку еще и белый пробковый шлем, то был бы очень похож на английского колонизатора, какими их рисуют в "Крокодиле". Но у профессора не было белого пробкового шлема. Вместо него на голове у шефа привычно красовалась старая соломенная шляпа, так что на колонизатора он нисколько не походил. Во время завтрака профессор выпил всего одну кружку чая, а обычно выпивал две. Геродот, которого Верочка пыталась напоить, вылил целое ведро воды, а вода в экспедиции была ценным продуктом, ее привозили за много километров. Пшенная каша, приготовленная на завтрак той же Верочкой, подгорела. А кроме всего после завтрака Серафиме на голубые шорты взобрался неизвестно откуда взявшийся здоровенный, мохнатый и красноглазый каракурт. Серафима завизжала, как будто это не каракурт, а мышь и стряхнула его прямо в костер, где тот моментально сгорел. А это плохая примета - по утрам, после завтрака сжигать на костре каракуртов.
Петя так и заявил, что сожжение этого страшненького мохнатого паука ни к чему хорошему не приведет. Серафима, конечно, приуныла. А Александра Федоровна неосторожно спросила, кого эта примета касается.
-- Всех, - охотно стал объяснять Петя. - Всех нас и касается. Костер у нас общий, значит касается всех.
-- И что же произойдет? - продолжала допытываться Александра Федоровна.
-- В лучшем случае у нас снова Геродот убежит, и мы опять будем ловить его. А поймаем или нет - неизвестно.
Тут и шеф насторожился, стал прислушиваться к петиному пророчеству.
-- А в худшем? - не отставала Александра Федоровна.
-- В худшем - приедет кто-нибудь из местного начальства и подарит нам десяток баранов от имени и по поручению. В награду за то, что мы раскапываем славную историю их родного края. Орденом они нас наградить не могут, нет у них пока своих орденов, а свои бараны у них есть. Вот тогда мы совсем раскопки прекратим. Займемся животноводством: наденем папахи, заведем волкодава и станем кочевать здесь с баранами, как скифы или сарматы. А Василий Иванович будет у нас племенным вождем. Одно только плохо - зимней одежды у нас нет. Но, думаю, это не проблема: у них ведь здесь свой Совет Министров есть, он и поможет.
Чепуху, конечно, Петя молол. Шеф махнул рукой и отошел в сторону. А Галя не удержалась.
-- Перестань молоть чепуху, - сказала она. - Тоже мне предсказатель нашелся, оракул. Тоску нагоняешь.
-- Точно, - поддержала ее Серафима. - По-твоему Совету Министров только и делов, что доставать для нас теплую одежду.
-- Совет Министров занимается масштабными проблемами, - окончательно добила Петю Верочка. - Он заботится об увеличении благосостоянии всего народа, а не отдельных его представителей.
Петя замолчал, но настроение девчатам успел испортить. Не по вредности, а просто так, от скуки.
Тут как раз к Верочке подошел Александр Александрович. Вид у него был предельно унылый. Он протянул Верочке кружку и тихим больным голосом попросил:
-- Налей мне, пожалуйста, чаю, побриться надо.
Это было странно, потому что брился обычно Сан Саныч через два дня, на третий и до урочного дня были еще целые сутки. Кроме того, делал он это, как правило, не утром, а перед обедом.
-- Что же вы с утра, ни свет, ни заря, бриться бросились, - поинтересовалась Серафима. - Может у вас день рождения? Так мы вам букет красивых полевых цветов наберем и вечером устроим в вашу честь танцы.
-- Нет у меня сегодня никакого дня рождения, - грустно вздохнул Александр Александрович и попытался улыбнуться Серафиме, но улыбка получилась жалкой и неуверенной.
-- Ты посмотри на Сан Саныча, - подтолкнул Лисенко локтем Петю. - Судя по его унылой физиономии, шеф куда-то ехать хочет.
-- Да, видок у него не очень-то, - подтвердил Петя. - Не иначе, как ему в дорогу собирается надо. Вот, пожалуйста - первая душевная травма уже есть. Я же говорил, что сжигать каракурта не к добру.
-- Значит есть какая-нибудь другая причина, - не отставала от унылого шофера безжалостная Серафима. - Раскройте нам, Сан Саныч, свою сокровенную тайну.
-- Надо, - грустно произнес Александр Александрович, но сокровенной тайны не раскрыл. Хотел унести свою тайну вместе с чаем к машине, но его остановил Лисенко.
-- Как же ты чаем бриться будешь? - спросил он. - Кто же чаем бреется, бритвой надо бриться.
-- Я и буду бриться бритвой.
-- А сказал чаем.
-- Так кипятка же нет. Это вместо кипятка.
-- Ты что, кипятком бриться хотел?
-- Ну, хотел.
-- Кто же кипятком бреется? Кипятком только ошпариться можно. Волосы, конечно, после этого вылезут, но больно же. Бритвой надо бриться, - развлекал Лисенко народ.
-- Так я бритвой и буду.
-- Вот это ты правильно решил, тут с тобой никто спорить не станет. Ну что ты на меня уставился, - выговорил он несколько обалдевшему, от этого разговора, Сан Санычу. - Раз решил побриться, иди к своему броневику, только бритвой надо бриться, а не чаем. Кто же чаем бреется.
Александр Александрович послушно ушел с недоумением покачивая головой. Он так и не понял, что от него нужно было Лисенко.
О каракурте все забыли и о петиных пророчествах тоже. Второкурсники довольно улыбались. Так что Лисенко своей цели достиг.
-- Ну, Владимир Алексеевич, вы даете, - оценила Серафима.
-- Бедный Сан Саныч, он теперь не скоро опомнится, - пожалела шофера Галя.
А шеф сделал вид, что не слышал этого разговора.
-- Вы, Владимир Алексеевич, - сказал он, - берите небольшой курган, что возле дороги. - Это он велел раскопать маленький курганчик, который сам все время старательно обходил. - Вам до обеда хватит. А мне кое-куда съездить надо. Дела. К обеду должен вернуться.