На улице заметно похолодало.
– Я никогда не работал со службой безопасности, – заметил Странге. – С ними всегда так?
– Как? – спросила Лунд, доставая телефон, когда они оказались в стороне от казарм и солдат.
– Как игра в одни ворота.
– Нет, не всегда.
Ей ответил дежурный пост. Она заговорила в телефон:
– Отправьте двух человек в Херстедвестер. – Одновременно она протягивала Странге снимок, взятый из кабинета Ярнвига. – Нижний левый угол, – шепнула она ему.
Машина покрылась белой изморозью. Они находились недалеко от гаража, где работал Биляль. Он как раз вернулся туда и наблюдал за тем, как солдаты собирают миномет.
– Что тут?
«Он не глуп, – думала Лунд, – просто не очень внимательный, как большинство людей».
– Рядом с Мюгом Поульсеном, – подсказала она, указывая пальцем место на фотоснимке. – Это его приятель Йенс Петер Рабен. Тот самый, с которым я сегодня говорила в Херстедвестере.
– Так, и что?
С поста долго не отвечали. Ей оставалось только удивляться.
– Это же Анна Драгсхольм! – воскликнул Странге.
– Вот и мне так показалось. Но Рабен заявил, что никогда ее не видел. Конечно, я ему не поверила… – (Дежурный наконец-то ответил.) – Там есть заключенный Йенс Петер Рабен. Срочно доставьте его в управление. – Она подергала ручку автомобиля – закрыто. – Немедленно, прямо в комнату для допросов! Я уже еду. Странге?
Он все всматривался в фотографию, словно не мог поверить своим глазам.
– Странге! – снова окликнула она его. – Дверь!
– Да-да.
Он достал брелок с ключами, нажал на кнопку, открывая замок, потом вернул ей фотографию. Они сели в машину. Лунд по-прежнему держала трубку возле уха, слушала. Когда разговор наконец закончился, она сделала глубокий вздох и обхватила голову руками. Странге с любопытством наблюдал за этой пантомимой.
– Мы не едем в управление, – сказала Лунд.
– А куда?
– В Херстедвестер. Представляете? Вот так знаменитая тюрьма строгого режима, из которой никто никогда не убегал. – (Он недоуменно смотрел на нее.) – Так вот, Йенс Петер Рабен только что подмочил им репутацию. Он сбежал.
4
Вторник, 15 ноября 19:52
Они добрались до тюрьмы за полчаса. Странге вел аккуратно, даже когда торопился.
Херстедвестер был залит огнями, словно океанский лайнер, плывущий в ночи. Выли сирены, лаяли собаки. Тюремная охрана и полиция прочесывали территорию внутри и снаружи в поисках пропавшего Йенса Петера Рабена.
Лунд разыскала начальника охраны, посмотрела на мониторы систем видеонаблюдения, установленные в его кабинете.
– Он должен был пройти в здание больницы, чтобы встретиться с директором. Обычно мы разрешаем заключенным самостоятельно переходить из корпуса в корпус. Это недалеко. – Он постучал пальцем по экрану. – И абсолютно надежно. У нас ни разу не было побегов.
Лунд только глянула на него.
– Понимаете, Рабен не был обычным солдатом, – добавил он, словно оправдываясь.
– И что в нем такого особенного?
– Сами решайте. Рабен ушел через канализационный люк, снял крышку.
Они снова вышли на улицу. Температура еще упала. И люди, и собаки, бегающие по окрестности, выдыхали облачка белого пара.
– Как далеко он мог уйти, по-вашему? – спросил Странге.
– Он передвигается пешком. Его исчезновение было обнаружено почти сразу же. Никаких следов машины мы не нашли. То есть он где-то совсем рядом.
Трое охранников стояли возле открытого люка, один собирался лезть вниз – не слишком охотно. Лунд всерьез подумывала, не пойти ли вместе с ним. Она нагнулась и взяла разводной ключ, лежащий рядом с люком.
– Инструмент ваш или его?
Ей никто не ответил.
– Я хочу видеть его камеру, – заявила Лунд и зашагала обратно в сторону тюремного блока.
В связи с побегом всех заключенных заперли в их камерах. Они колотили кулаками по дверям и радостно вопили. Наконец-то кто-то вырвался на свободу.
Ее привели в крошечную комнату, которую занимал Рабен. Там оказалось уютнее, чем она могла предположить. Все стены Рабен завесил детскими рисунками – своего сына, догадалась Лунд. Тема рисунков одна – солдаты и война. Человечки в зеленом широко улыбаются, поднимая оружие; темные вертолеты с датским флагом сбрасывают с голубого неба парашютистов; огромный воин в камуфляже закидывает бомбами вопящих врагов в тюрбанах, и весь мир взрывается кровью. Была там и фотография Рабена со светловолосым мальчиком двух-трех лет, который смотрит на него с обожанием. Снято в тюремной комнате для свиданий, отметила про себя Лунд. И еще один снимок Рабена, более ранний – с женой. Она молодая, очень красивая и беззаботная. На оборотной стороне Лунд нашла дату пятилетней давности. Рабен же и тогда казался напряженным, сложным человеком.
Лунд заглянула во все ящики стола, перелистала немногочисленные книжки – три военных триллера в мягких обложках, – стоящие на полке. Раскрыла шкаф. Там, примерно на уровне глаз, с внутренней стороны двери была приколота еще одна фотография, на этот раз черно-белая, сделанная, должно быть, целое десятилетие назад. На ней Рабен и его жена совсем юные, счастливые, ее голова лежит на его плече, он щекой прижимается к ее волосам. От снимка исходило мощное сияние любви. От созерцания и размышлений Лунд отвлек шум – появился Странге.
– Канализацию все еще обыскивают, – сообщил он. – Очевидно, он оказался умнее, чем тут думали.
– Что значит – не был обычным солдатом? – спросила Лунд.
– Я почитал его личное дело. Рабен проходил обучение в спецназовском подразделении.
Спецназовец. Лунд, конечно, слышала этот термин и знала, что он ассоциируется с чем-то героическим и таинственным. Отряды специального назначения… Она никогда не интересовалась этой сферой жизни, просто не видела необходимости.
– И что из того? – спросила она.
– Парней из спецназа можно выбросить в самое гнилое место на планете, и они все равно выберутся оттуда живыми и невредимыми. Это то, чему их учат: выживать в экстремальных условиях, никогда не останавливаться, никогда не сдаваться. Не думаю, что Рабена быстро поймают.
Лунд не могла оторвать глаз от черно-белого снимка. Рабен на нем был таким счастливым, таким молодым. Но вовсе не ангелом.
– Вы были солдатом, Странге?
– Был. Служил по призыву.
– Тоже в спецназе?
Он откинул голову назад и захохотал. Его смех был столь неожиданным и заразительным, что она сама заулыбалась.
– Шутите? Я похож на киногероя? Туда берут только крутых мачо, во мне этого нет, во всяком случае – недостаточно. Даже если бы я хотел, меня бы не взяли, но, к счастью, я не хотел.
Она снова обвела комнатку взглядом.
– И насколько я помню, – добавил Странге, – есть такое правило: если ты имел отношение к спецназу, то потом об этом никому не рассказываешь. То есть Рабен вполне мог быть спецназовцем.
Лунд посмотрела на него выжидательно. Странге понял ее взгляд:
– Да, получается, что и я тоже. Только я не был.
Она снова начала перебирать одежду в шкафу Рабена.
– Что вы ищете?
– Что-нибудь, что расскажет мне о нем и почему он решил сбежать.
– Его прошение об освобождении отклонили.
– Верно. И в один прекрасный день его найдут. И тогда запрячут сюда снова на долгие годы. Умный человек не поступил бы так глупо. Если только его не толкнуло на этот шаг отчаяние.
От рисунков на стене пестрело в глазах. Столько картинок, и все нарисованы одним маленьким мальчиком, его сыном.
– Рабен выбросил почти все вещи, что у него тут были. Почему?
– Нас звал Брикс.
– Вы не в курсе, директор больницы здесь?
– Здесь. Но Бриксу нужен наш рапорт. Особый отдел арестовал трех…
– Бриксу придется подождать.
Медицинская карточка на Йенса Петера Рабена оказалась неожиданно тощей для осужденного на бессрочный срок.
– Он надеялся получить условное освобождение, но управление тюрем отказало ему, – сказала директор Тофт. – Полагаю, это и стало причиной рецидива.
– Рецидива чего? – хотела знать Лунд.
– Посттравматического стресса. Как я уже говорила, в Афганистане с ним произошел инцидент, что, к сожалению, не редкость. Но случай Рабена особенно тяжелый. У него бывают припадки ярости, он подвержен наваждениям…
– Что за инцидент?
Тофт качнула белокурой головой:
– Существуют определенные правила…
– Вы только что сообщили мне, что на свободе оказался крайне опасный человек. Вероятно, он направляется в Копенгаген. Если вы скроете от нас что-либо…
Тофт понимала, что перевес не на ее стороне.
– Хорошо. Несколько его товарищей погибли в Гильменде. Он считал себя ответственным за их смерть. С одной стороны, его амнезия помогла – уберегла от тяжелых воспоминаний. Но с другой стороны, она усугубила его положение.
– Каким образом? – спросил Странге.
– Поскольку он не знает или не помнит, что случилось на самом деле, его мозг порождает фантазии, чтобы заполнить вакуум. Иногда он думает, что люди вокруг него – те же заключенные – его солдаты. Мертвые. Он кричит на них, набрасывается с кулаками, если у него есть такая возможность. Я же рассказывала: перед тем как его поместили сюда, он взял в заложники совершенно незнакомого человека, чуть не убил его. Мне казалось, что мы миновали эту фазу…
Лунд придвинула к ней фотоснимок.
– Расскажите мне о Мюге Поульсене.
Тофт кивнула:
– Рабен хотел позвонить ему, очень настаивал. Говорил, что беспокоится о товарище.
– Что его беспокоило?
Она нахмурилась, припоминая:
– Кажется, он думал, что Поульсен может причинить себе вред.
– Вам не показалось это важным поводом для звонка?
Тофт скривила губы:
– Рабен страдает бредовым расстройством. Если бы я верила всему, что он говорит, я бы помешалась, как и он.
– А эта женщина? – Лунд положила перед ней другую фотографию. – Анна Драгсхольм, юрист. Она консультировала военных.
Тофт покачала головой:
– Рабен уже много месяцев не вспоминает о войне. Его волновало только будущее и его семья.
– Он не мог встречаться с этой женщиной?
– Не думаю. Все свидания, звонки и прочие контакты я проверяю лично. А почему вы спрашиваете? Послушайте, мне жаль, что он сбежал. Но за этим ничего нет. Человек, сбежавший отсюда… – Она стала почти привлекательной благодаря выражению растерянности, возникшему на ее холодном лице. – Я ошиблась, думая, что он идет на поправку. Вам, наверное, следует взглянуть на одну запись.
Она прошла к большому сейфу, достала оттуда диск, вставила его в ноутбук.
– Вот каким он был, когда только поступил к нам. Три недели пришлось держать его в одиночке, прежде чем мы смогли приступить к лечению.
Лунд и Странге обошли стол и встали за ее спиной. Человек на мониторе не был похож на человека, с которым Лунд вчера разговаривала. Он был худ, с густой бородой и грязными взлохмаченными волосами. Одетый в футболку и трикотажные спортивные брюки, он изрыгал проклятия, исступленно вопил. Правая рука у него была в гипсе, но, невзирая на это, он колотил кулаками в стены до крови. Потом он подхватил стул – единственный предмет мебели в голом помещении – и стал швырять его, целясь в объектив видеокамеры.
– Большинство пациентов даже не догадываются, что там могут быть камеры, – сказала Тофт. – Предполагается, что они скрытые. Рабен же…
Видеозапись закончилась. Она опустила крышку ноутбука.
– Порой мне казалось, что он видит насквозь. В том числе и меня. Если кто и мог сбежать отсюда, то только он.
К девяти часам они вновь вышли на улицу. Вокруг тюрьмы по-прежнему суетились люди и сновали собаки.
– Все вокруг должно быть осмотрено, – распорядилась Лунд. – Пошлите людей к его семье и всем его друзьям и знакомым. Всех держать под наблюдением. Он сбежал, потому что хочет с кем-то поговорить.
– Он сбежавший заключенный, а не подозреваемый, – сказал Странге. – Давайте не усложнять ситуацию.
– Послушайте…
– Нет, Лунд, теперь вы послушайте. Рабен был сфотографирован с обеими жертвами, но к их убийствам он никак не может иметь отношения. Он сидел здесь под замком, когда все случилось. Он не мог…
– Ему что-то известно. Сначала он лжет мне про Анну Драгсхольм, а потом бежит отсюда.
Он приблизился к машине, демонстративно распахнул переднюю пассажирскую дверцу.
– Мы не нашли в записях Херстедвестера о его звонках и посетителях ничего мало-мальски подозрительного. А Брикс говорит, что у них появилось что-то новое на Кодмани. Просто сядьте в машину, а?
Она стояла на дорожке, тяжело дыша от возмущения.
– Рабен мог убежать отсюда в любой момент. Ему это раз плюнуть. Он же был спецназовцем, помните?
Странге в отчаянии закрыл глаза:
– И зачем я вам об этом рассказал!
– Он мог бы оказаться на свободе, когда захотел. Почему же именно сейчас? Вы хотя бы теоретически допускаете, что над этим стоит задуматься? Я пытаюсь помочь вам.
– Помочь мне? – На его обычно невозмутимом лице отразилось удивление. – Я свое звание не просто так получил, Лунд, и тоже кое-что понимаю в сыскном деле.
Она протянула руку:
– Дайте мне ключи. Я поведу.
– Это моя машина…
Она подошла и встала рядом с ним с протянутой рукой, словно мать, требующая что-то от непослушного ребенка.
– Дайте мне ключи.
Он сунул руки в карманы и нахохлился.
– Мы можем стоять так хоть всю ночь, – сказала Лунд. И, не дождавшись реакции, повторила: – Всю ночь. Обещаю…
– Проклятье, – буркнул он, потом обогнул машину и забрался на пассажирское сиденье.
Потребовалось шесть телефонных звонков, прежде чем Луиза Рабен нашла адвоката, согласного выслушать ее. Большинство сразу же заявляли, что не берутся вести безнадежные дела. Этот, по крайней мере, говорил с ней.
– У него не было раньше судимостей, – убеждала она его.
– Хорошо, мне нужно подумать, – сказал мужчина на другом конце провода.
– Он хороший муж. Любящий отец. С ним ужасно обошлись. Я не знаю…
– Я сказал, что подумаю. Позвоните мне в понедельник…
– Я могу позвонить завтра.
– На этой неделе я буду занят. А вы пока соберите мне документы по делу. Мы все обсудим в понедельник. Обычно я не беру дела военных, потому что не поддерживаю войну, особенно нашу войну в Афганистане.
В другое время она бы набросилась на него, стала бы спорить. Не Йенс начал эту войну. Он был солдатом и пошел туда, куда его послали. Но сейчас…
– Йенс тоже не одобрял ее.
На этой хрупкой лжи и закончился их разговор. Она зажмурилась, произнесла краткую молитву.
Когда она открыла глаза, то увидела в дверях отца.
– Папа. – Она подбежала к нему. – Кажется, я нашла нам нового адвоката. На этот раз хорошего. У нас есть основания для апелляции.
Он был сам не свой.
– Я обещала ему подготовить все документы.
– Луиза… тут к нам пришли.
Позади него действительно стояли два человека в синей форме. Она, будучи женой военного, чуяла плохие новости за версту, читала их в глазах.
– Что? – выдохнула она.
Потом, сидя за кухонным столом, она слушала. Говорил один коп из двоих.
– Он спланировал побег заблаговременно, – закончил он.
– Когда он исчез? – спросил ее отец.
Человек в форме кивнул в ее сторону:
– Сразу после свидания с вашей дочерью.
Все трое мужчин уставились на нее.
– Я не знала. Это правда.
– Луиза…
Она вскочила, встала у раковины, глядя в черную ночь за окном и не видя ничего из-за слез, заливающих глаза.
– Папа! Ты мне не веришь?
– Снаружи его никто не ждал, – добавил коп. – Мы не считаем, что ему кто-то помогал. Но если у вас есть какие-то предположения, куда он мог направиться, вам следует рассказать нам. Он опасен…
– Нет, не опасен! – воскликнула она, оборачиваясь к ним. – В этом-то все и дело. Если бы его выпустили, если бы он был со мной и Йонасом…