Перемещение прошло нормально. Вадим не заметил никаких отклонений ни в самочувствии, ни в душевном настрое. Сердце билось несколько учащенно, но все же медленнее, чем когда он садился в капсулу.
На первый взгляд, мир через сорок лет ничем не отличался от его времени. Капсула как была, так и проявилась в сосновом бору недалеко от шоссе. Гигантские бронзовые стволы уходили далеко в высоту и заканчивались темно-зелеными плоскими кронами, между которыми лишь в нескольких местах проглядывало пронзительно синее небо. По асфальтовой дороге так же неслись автомобили. Правда, дизайн отличался от привычного, и машины двигались совершенно бесшумно, а сзади не было видно вонючего голубого шлейфа. Это убедило Полуэктова, что он действительно переместился на какое-то время вперед. Оставалось выяснить, на какое и где искать своего семидесятипятилетнего биологического двойника.
Вадим вышел на обочину шоссе и огляделся. Слева в двух десятках метров от него стояла старенькая «божья коровка» омерзительного грязно-бежевого цвета, которая при его появлении тронулась с места и медленно подкатила к Полуэктову. Дверца автомобиля ушла в сторону, и Вадим просунул внутрь голову.
— Садись, — сказал пожилой водитель, но Полуэктов по инерции произнес заготовленную фразу:
— Вы не подвезете меня до…
— Садись! — требовательно и с необъяснимой неприязнью повторил старик. — Я Полуэктов Вадим Николаевич. Ты прилетел ко мне.
И все же Вадим не сразу сообразил, что перед ним цель его путешествия — он сам, сильно постаревший, с недельной серебряной щетиной и усталостью во взгляде. Старику пришлось еще раз сказать, кто он такой, и только после этого Полуэктов засуетился, полез было обниматься, но его решительно осадили:
— Ничего радостного в нашей встрече нет. Во всяком случае, для меня.
— Но как же?! Как же вы… как же ты не понимаешь…
— Заткнись! — еще более настойчиво, ледяным голосом произнес старик. При этом у него было такое выражение лица, что Вадим сразу замолчал. — Я не повезу тебя к себе, тебе там нечего делать, — продолжил собеседник. — Поговорим здесь. — И тут до Полуэктова дошло, что визави никак не мог узнать о его появлении и тем не менее явно дожидался его.
— А откуда тебе известно, что я перемещусь к вам в будущее? — пристально вглядываясь в злое лицо двойника, спросил он.
— Ты всегда был бестолковым, — неожиданно смягчившись, печально заявил старик. Глаза его увлажнились, похоже, он вспомнил что-то из своей жизни, а может, и вся она в мгновение ока пронеслась перед мысленным взором, высветив все его неудачи, крушения и несбывшиеся надежды. С замиранием сердца Вадим ждал продолжения разговора, не решаясь перебить собеседника, который знал о нем куда больше, чем он сам.
— Я прекрасно помню свой приезд ко мне семидесятипятилетнему, — наконец произнес старик.
— Ты тоже перемещался в будущее?! — изумился Полуэктов и отвел глаза от презрительного взгляда, которым его одарил двойник.
— Ты же пришел. А я и есть ты.
— Извини, забыл, — смутился Вадим, хотя забывчивость была здесь ни при чем. У него не укладывалось в голове, как такое могло случиться. — И что тебе сказал тот, ну, твой… наш…
— Сказал, что он помнит свое перемещение к себе семидесятипятилетнему, — ответил старик.
— Ты имеешь в виду, что это случается с каждым из нас? — мучаясь от непонимания, спросил Полуэктов.
— Не с каждым, а с одним и тем же человеком. Со мной, а значит, и с тобой. Это как между двух зеркал — изображения множатся до бесконечности, но на самом деле ты один.
— Значит, через каждые сорок лет я прихожу к себе семидесятипятилетнему?
— Не каждые сорок лет, а один раз через сорок лет, — терпеливо продолжал старик. Он уже смирился с появлением своего непонятливого молодого двойника, закурил и достал небольшую металлическую фляжку.
— Все равно не понимаю, — воспользовавшись паузой, попытался разобраться Вадим. — Ты прожил эти сорок лет, и я к тебе пришел…
— Да, но я тоже приходил к себе сорок лет назад, и ты этому доказательство, — отхлебнув пару глотков, старик смерил собеседника взглядом, как бы обдумывая, предложить ему выпить или обойдется.
— Ты говоришь «я», «ты». Мы что, не одно лицо? — провожая взглядом фляжку, которая вернулась в карман, спросил Полуэктов.
— Не одно, — подтвердил старик. — Тебе — тридцать пять, мне — семьдесят пять. Если я — это ты, значит, сорок лет назад я прилетал к себе и должен помнить это событие сорокалетней давности. Вот о нем я тебе сейчас и рассказываю. А он, тот семидесятипятилетний, к которому я прилетал, помнил о своем перемещении сорок лет назад. Мир устроен не так, как тебе кажется, дружок. Хотя я или ты — это один человек, все же нас до отвращения много. Ты стоишь в одной точке времени, я — в другой, и мы разные люди. Просто мы находимся на одной прямой. Я уже близок к ее концу, ты далеко от него. И оба мы существуем одновременно. Через сорок лет тебе стукнет семьдесят пять, и к тебе припрется твой тридцатипятилетний двойник. Ты ему скажешь то же, что и я тебе. Потому что больше тебе сказать нечего. Ты сообщишь, что помнишь, как прилетал к себе семидесятипятилетнему, поэтому он и появился у тебя. Понял?
— Нет.
— Честно говоря, со мной было то же самое. Ты уясни главное — перемещение было только одно, и я здесь выступаю в двух ипостасях: я тридцатипятилетний, который помнит о своем путешествии во времени, и я семидесятипятилетний, — он ткнул себя пальцем в грудь и снова достал фляжку.
— А я? — следя за траекторией фляжки, Вадим облизал пересохшие губы.
— А ты, извини, только в одной. Вот проживешь еще сорок лет, явится к тебе тридцатипятилетний болван, тогда все поймешь. Теперь уяснил?
— Да, — соврал Полуэктов и униженно попросил: — Дай глотнуть.
— Ну вот, — протягивая фляжку, снисходительно произнес старик, — кажется, ты начинаешь соображать.
Вадим осторожно сделал пару глотков. Во фляжке оказалась неплохая водка с привкусом какой-то терпкой травы.
— Так это все, что он тебе сообщил? — промокнув губы рукавом пиджака, поинтересовался Полуэктов и снова увидел на лице старика брезгливость.
— Засранец, пора бы носить носовой платок, а ты все еще рукавом занюхиваешь, — ответил собеседник и продолжил: — Хочешь узнать все? Ну так слушай: ты дурак и бездарь, Вадим. Посмотри на меня. Я старый, больной, нищий. У меня нет денег даже для того, чтобы заменить себе печень. Я уж не говорю об остальной требухе.
— Я дурак, а ты нет? — осмелев после водки, спросил Полуэктов.
— Я — конечный результат. А живешь и станешь мной ты.
— Постой, постой, — замахал рукой Вадим. — Ты, кажется, обвиняешь яйцо за то, что курица, которая из него вылупилась, ничего не сумела добиться в жизни?
— А ты считаешь, это курица виновата, что вылупилась из такого бестолкового яйца? — парировал двойник, и от досады Полуэктов проглотил фразу, которой собирался пригвоздить своего собеседника.
— Э нет, так мы с тобой ничего не добьемся, — уныло проговорил Вадим. — Совершенно бессмысленный разговор.
— А чего ты хотел добиться? — удивился старик и поморщился. — Ах, ну да, помню. Ты рассчитывал, что существует бесчисленное множество вариантов судьбы одного человека. И если поступить иначе, попадешь в иную версию своей жизни, фактически, в другой мир.
— Примерно так, — согласился Вадим.
— Все это чистейшей воды вранье и фантазия. Зачем множить до бесконечности миры дураков? Не слишком ли жирно будет? Вселенная не такая уж и большая.
— Насколько я понял, если сорок лет назад ты переместился в будущее, значит, мой полет был предрешен? — упавшим голосом проговорил Полуэктов.
— Нет. Но когда собирался, ты этого еще не знал, поэтому предрешен.
— Как это может быть: одновременно и предрешен, и не предрешен? — начиная впадать в тоску, спросил Вадим и машинально сделал характерный жест, который был хорошо знаком его собеседнику. Старик достал фляжку, отпил сам и протянул своему молодому двойнику.
— Если бы ты заболел или не захотел этой встречи, то не полетел бы, — ответил он. — А ты уперся, как баран. Вот этим путешествием и разговором со мной ты и закодировал себя на неудачу. И я ничем не могу тебе помочь. Бесполезно отговаривать тебя от перемещения, ты уже здесь. По той же причине я не могу посоветовать тебе дать такой же совет тому идиоту, который посетит тебя через сорок лет. Все закольцовано. Вернешься, попробуй промыть себе мозги или покрепче ударься башкой об асфальт. Может, если ты забудешь об этой встрече, дела твои пойдут лучше или, во всяком случае, по-другому. А теперь через сорок лет к тебе снова прилетит…
— Ну хватит, про идиота и болвана я уже слышал, — перебил его Полуэктов. — А если попытаться что-то сделать, нарушить ход событий?
— Законы физики не обманешь, — ответил старик. — Сам посуди: я бы сейчас дал тебе совет, который сделал бы тебя богатым. Неужели ты думаешь, что у меня в это время ниоткуда взялся бы счет в банке, а квартира в одно мгновение разрослась бы до размеров дворца?
— Да сомневаюсь, — возвращая фляжку, ответил Вадим.
— Правильно, это уже волшебство, — вздохнул старик. — А оно, к сожалению, невозможно. Поэтому все и закольцовано. Я даже не могу тебе сказать, чего нужно опасаться, потому что ничего такого не делал, в аферы не влезал… хотя, может, и стоило. Посоветовать тебе писать лучше? Ты не сможешь, потому что бездарь. Не спорь! — предупредив возмущенную реплику Полуэктова, вскричал его собеседник и повторил: — Это я в порядке самокритики.
— Хорошо, бездарь, — устало согласился Вадим. — Я собираюсь купить акции…
— Пробовал, — не дал ему договорить старик. — Лишился квартиры.
— Тогда я не куплю, — с облегчением произнес Полуэктов.
— И это пробовал, — огорошил его двойник.
— Так ты купил или не купил?
— После той встречи с собой семидесятипятилетним, после того неприятного разговора с ним я тоже решил не приобретать акции. А когда вернулся, узнал, что Сергей — так, кажется, его зовут? — уже взял их на мою долю. Мы же с ним договорились, а он поторопился.
— Да, действительно, мы с ним договорились, — обеспокоенно промолвил Вадим, и от перспективы потерять квартиру у него на лбу выступили крупные капли пота. В поисках ручки он машинально провел ладонью по дверце и жалобно спросил: — Может, я еще успею отказаться?
— Нет, раньше двух тебя не вернут. У тебя же повременная.
— Дьявол! Ну, не бывает такого, что ничего нельзя сделать! — в отчаянии воскликнул Полуэктов, а старик печально ухмыльнулся.
— Бывает.
— А если я завтра застрелюсь?! — продолжая лихорадочно искать ручку, фальцетом выкрикнул Вадим.
— Не застрелишься, — уверенно проговорил двойник. — Я тебя знаю. Посмотри на меня — ты доживешь как минимум до семидесяти пяти лет, и я этому гарантия.
На некоторое время в машине воцарилась тишина. Расстроенный Полуэктов смотрел через пыльное лобовое стекло на проносящиеся автомобили и думал, почему в небе не видно разных там флаеров и прочей летающей машинерии будущего. После разговора он чувствовал себя глубоко несчастным, как будто жизнь его расписали по пунктам, не оставив ни малейшего шанса сделать что-то самому. Пока он здесь болтал с этим старым брюзгой, дома его лишали жилья, и он никак не мог этому помешать.
— Да ладно, не грусти, — вдруг сказал старик. Он отхлебнул из фляги и протянул ее Вадиму. — В общем-то, мы прожили не такую уж плохую жизнь.
— Я еще не прожил, — мрачно ответил Полуэктов.
— Проживешь, — с оптимизмом сказал его собеседник и рассмеялся. — Еще как проживешь. Помнишь Татьяну? Рыженькая такая.
— Татьяну? Это из детской редакции? — напрягая память, переспросил Вадим. А старик вдруг задумался и затем ответил:
— Ах, нет. Тебе же только тридцать пять. Она будет потом. Хорошая девка!
— А ты помнишь Ольгу? — включился в игру Полуэктов. Несколько глотков водки смягчили чувство утраты, и он охотно погрузился в воспоминания. — Блондиночка с зелеными глазами.
— Это которая предлагала мне уехать с ней в Канаду? — оживился старик.
— Мне, — уточнил Вадим.
— Ну да, и мне тоже, — быстро согласился собеседник и с сожалением покачал головой: — Эх, дурак, не поехал.
— Я тоже… идиот, — вздохнул Полуэктов.
— Ну вот видишь, я же сразу назвал тебя идиотом, а ты обиделся, — обрадовался старик. — Вот где была возможность начать все сначала. А что, сейчас уже поздно? Уехала?
— Давно. Она уже там вышла замуж.
— Да, оплошали мы с тобой, — искренне подосадовал двойник. — И ведь хорошая девушка!
— Ты лучше вспомни, почему я не поехал, — сказал ему Вадим.
— Не знаю, почему не поехал ты, а я в этот момент увлекся другой. Как ее?…
— Людмила, — подсказал Полуэктов.
— Точно. У меня в компьютере даже остались ее фотографии. Да ради такой можно было пожертвовать и Канадой!
Они снова замолчали. Улыбки медленно сползли с их лиц. Оба смотрели в окно, и каждый вспоминал что-то свое. Наконец Вадим хлопнул себя ладонью по колену и с плохо скрытым сожалением произнес:
— Ладно, вечер воспоминаний закончен.
— Нет, ты правда зря расстраиваешься, — снова оживился собеседник. — На, глотни.
— Что-то ты раздухарился, старик, — ухмыльнулся Полуэктов. — Лучше скажи, что у меня будет с жильем?
— Ничего особенного. Поскитаешься по родственникам, по друзьям. Потом опять женишься, пойдут дети…
— Сколько? — осторожно спросил Вадим.
Очевидно, продолжая витать в прошлом, старик посмотрел на визави затуманенным взором и рассеянно ответил:
— Не буду тебя расстраивать. Придет время, узнаешь. Да ты не бойся, я живу неплохо. Дети разъехались, у меня отдельная квартира, голодных у нас нет. Машина вот… Если ее можно так назвать. Болею только. Ну, а коли не сумел ничего нажить, кроме грыжи, играю в лотерею. По мелочам иногда выигрываю.
— Ну-ну, — понимающе кивнул Полуэктов.
— Ты извини, что я вначале так с тобой обошелся, — виновато проговорил собеседник. — Тот, к которому я прилетал, встретил меня лучше. Угостил обедом. И я вот что подумал: может, мы постепенно набираемся опыта, и во время следующей встречи…
— Ты же говорил, что встреча была и есть только одна, — тихо перебил его Вадим.
— Говорил, — согласился старик. — А все равно, черт его знает? Встречи-то по-разному происходят. Я ездил к нему домой, а тебя, видишь, не пожелал к себе везти. Стыдно. Наверное, не хочется, чтобы ты настраивался на такую старость. Кстати, через полгода после твоего возвращения машину времени запретят.
— Почему? — удивился Полуэктов.
— Плохо помню. Много народу сгинуло, скандалы пошли. Прочитаешь в газетах. В общем, держись, парень, и все будет нормально. Я тебе сильно завидую. У тебя еще все впереди…
— Ну да, например, потеря квартиры, — усмехнулся Вадим.
— Плюнь. Не это главное, — махнул рукой двойник, и глаза его снова заблестели от нахлынувших воспоминаний: — А на Татьяну обрати внимание. Рыжий локон над ушком… камейный профиль… До сих пор помню, как у меня от нее поехала крыша. Персик, а не девушка.
— Старый развратник, — с серьезным лицом произнес Полуэктов.
— Чья бы корова мычала, — ответил старик, и Вадим поспешил добавить:
— Как же не обращу, если ты уже все за меня сделал?
— Вот-вот, не отпускай ее, — мечтательно проговорил старик и заключил: — Нет, я доволен прожитой жизнью.
— Господи! — воскликнул Полуэктов. — Чтобы встретиться с этим старым… Чтобы услышать всю эту ерунду, я возвращаюсь домой бездомным.
— Привыкай.
Последующие сорок лет для Вадима Николаевича Полуэктова пролетели в сплошных заботах, да так быстро, что ему было не до воспоминаний о том коротком путешествии во времени. Но в день своего семидесятипятилетия, в полном одиночестве и безденежье, он вспомнил о нем и не испытал ничего, кроме душевной и совершенно материальной горечи, какая бывает при больной печени.
В назначенный день, когда должен был появиться его молодой биологический двойник, Вадим Николаевич проснулся в отвратительном настроении. Он плохо себя чувствовал, болела спина, тянула грыжа. Полуэктов тяжело поднялся с постели, оглядел свою захламленную трехкомнатную квартиру, в сердцах плюнул и снова завалился спать. Ни ехать на встречу, ни готовиться к приезду молодого разгильдяя ему не хотелось. Но около десяти утра тот прибыл сам, объявив о своем появлении настойчивым звонком в дверь.