Заставляю его сесть, снимаю с волос жвачку и лью на его макушку шампунь. Два раза промываю его волосы, заворачиваю в полотенце и мы идем в комнату.
Усаживаю мелкого на постель, иду было к выходу, чтобы достать на кухне аптечку, но Саня неожиданно ловит меня за руку.
– Что-то принести? – спрашиваю.
– Это не в школе, – шепчет хрипло. – Они... Они сказали, что если я не заберу свои показания из полиции, то... – Саня всхлипывает, – то они... трахнут меня... чем-нибудь... – его голос прерывается, мелкий зажимает ладонью рот, но сразу же отдергивает руку – по подбородку катится капля крови.
Ёбаный в рот!
– Тише, не плачь, – прошу глупо, присаживаясь рядом. Осторожно обнимая мелкого за плечи, судорожно соображая, что делать. Ну, а что остается? Только сообщить в полицию. Желательно прямо сейчас, чтобы Саня не забыл подробностей. Номер машины, лица, место, где все это произошло.
Но тащить его туда сейчас...
Я смотрю на его мокрые от слез щеки, на синяк на лице, на дрожащие разбитые губы и понимаю, что сейчас не поведу его никуда. Нужно хотя бы успокоить его для начала.
– Посиди минуту, – глажу его по голове, – я принесу аптечку, ладно?
– Не уходи! – мелкого трясет, он вцепляется в мою руку и умоляюще смотрит.
– Нужно обработать ссадины, чтобы никакая зараза не попала, – все же расцепляю его пальцы и встаю. – Я сейчас приду.
***
Когда я возвращаюсь, Саня сидит в той же самой позе, безвольно уронив руки, ладонями вверх. Как он вообще мог так вцепиться в меня с такими ссадинами?
Смачиваю вату перекисью и сначала прижигаю ранки на губах.
Глаза у мелкого снова наполняются слезами.
– Терпи, – ну, а что мне еще остается сказать?
– Почему именно я? – всхлипывает Саня. – Что я такого сделал?! Я и так через пару лет сдохну!
У меня перехватывает дыхание. Стискиваю его запястье, мелкий охает, а я понимаю, что сжал пальцы прямо на красных следах, которые превратятся в синяки.
– Не надо так, – прошу его. – Мы сообщим об этом в полицию, и...
– Он сказал мне, чтобы я не смел... рассказывать, – Саня пытается забраться с ногами на кровать, но только болезненно стонет и хватается за бок.
– Не думай об этом, – беру его руку и принимаюсь смазывать перекисью его ладони. Замечаю шрамы от стекла – тонкие, еще розовые полоски.
– Мне больно, – всхлипывает мелкий.
– Уже почти все, – меняю ватный диск и обрабатываю последнюю ссадину. – Ложись. Сейчас дам тебе трусы.
Помогаю ему улечься, достаю из шкафа трусы, натягиваю их на мелкого.
– Посидишь со мной?– едва слышно спрашивает, неуверенно касаясь моих пальцев.
Господи, мелкий...
Киваю, усаживаюсь рядом с ним, наклоняюсь к его животу и осторожно целую багровый синяк, расплывшийся рядом с шелушащимся пятном. А Саня вдруг переползает ближе и устраивается головой на моих коленях. И на меня накатывает ощущение дежавю.
Саня затихает, а я еще долго, перед тем как уложить нормально, глажу его по волосам, перебирая влажные пряди.
Глава 17.
В полицию мы все-таки поехали. Я вытащил мелкого из кровати, одел, запихнул в машину и привез в отделение, предварительно позвонив следователю, чтобы узнать, целесообразно нам будет сегодня приезжать или нет.
Та сказала, чтобы мы немедленно были у нее в кабинете, чтобы Саня мог дать показания как можно быстрее.
Мне было жаль будить его и куда-то тащить, но от меня это не зависело.
В машине мелкий сидел тихо. Натянул на голову капюшон толстовки, спрятал руки в карманы и смотрел в пол. А я на светофорах гладил его по коленке. Не знаю зачем. Но когда Саня накрыл мою руку своей, и я сжал его подрагивающие пальцы, сердце екнуло.
И вот сейчас мелкий сидел перед следователем и ковырял подсохшую ссадину на костяшке среднего пальца, а я наблюдал за этим и думал о том, уместно ли будет в данной ситуации одернуть его.
Продуктивное занятие, блядь, что и говорить.
– Так что же, Саша, ты расскажешь мне, что случилось? – следователь откладывает ручку и смотрит на мелкого сквозь очки в тонкой оправе.
– С чего мне начать? – тихо спрашивает тот, смотря мимо нее.
– Ты написал, что это произошло в половине второго. Так? – женщина снова берет ручку.
– Да, – кивает Саня. – У нас был сокращенный день, потому что сегодня первое сентября.
– Хорошо, – она делает какую-то пометку. – Значит, тебя заставили сесть в машину, и что произошло дальше? Какой диалог последовал за этим?
– Меня спросили, я ли участвовал в опознании Рустама Исаева, – ровно сообщает мелкий.
– И что было дальше?
– Да ничего, – Саня нервным движением зачесывает назад челку. – С меня сдернули штаны, но один из них напомнил остальным, что я болен. Тогда меня просто начали бить. Это был микроавтобус, так что им было удобно.
– Долго это происходило? – интересуется следователь, переворачивая какие-то листы в папке.
– Не знаю, – пожимает мелкий плечами. – Может, минут десять. Они прерывались, чтобы объяснить мне, за что меня бьют.
– Что они говорили? Это важно, Саша. Потому что они случайно могли назвать какое-нибудь имя или что-то подобное, – и мне кажется, что женщина смотрит на моего брата с состраданием.
– Я не вникал, – мелкий качает головой. – Но в основном, они говорили, что пидоров, как я, нужно учить, – в его голосе появляется сарказм. – Потому что из-за таких, как я, у нормальных людей одни проблемы. А, да, еще они говорили, что брат Рустама не хочет оплачивать адвоката. Но это было не мне сказано.
– То есть они имеют связь с братом Рустама? – быстро спрашивает следователь, а у меня нехорошо холодеет в груди.
– Без понятия, – Саня снова пожимает плечами. – Но говорили они о нем без особой теплоты. Но вы же понимаете, что я был занят не тем, что вслушивался в разговоры? Потому что я едва не обоссался от страха.
– Я понимаю, – женщина кивает, одновременно что-то строча. – Но если ты вспомнишь что-нибудь важное, сразу же звони мне, договорились?
Мелкий молча кивает и опускает голову. В тошнотно-желтом освещении кабинета синяк на его лице выглядит еще ярче, чем есть на самом деле.
– Хорошо. И что было потом? – у следователя звонит мобильный, но она практически сразу сбрасывает вызов.
– Потом мне велели забрать из полиции свои показания, пригрозили трахнуть меня чем-нибудь таким, отчего моя задница еще долго не срастется, если я расскажу о произошедшем, и выкинули на улицу, – без выражения сообщает Саня. – Но у меня для вас хорошая новость.
– И какая же? – женщина снова смотрит на экран мобильного.
– Я помню номер машины, – говорит мелкий и дергается: он все же расковырял ссадину до крови. По его пальцу катится жирная красная капля.
– Почему ты не записал это на бумаге? – удивленно спрашивает у него следователь.
Мелкий растерянно оглядывается на меня, а потом пожимает плечами.
– Можешь продиктовать его? – просит женщина.
– Первую букву я не помню, – говорит Саня, – но число было двести сорок три, а последние буквы – две «а». И сто семьдесят семь. Я помню число, потому что это номер нашей квартиры.
– Какого цвета был микроавтобус? – следователь отрывается от записей и берет из папки на краю стола какой-то листок.
– Серый, – Саня обнимает губами костяшку пальца, слизывая со ссадины кровь. Залипаю на этом его движении, хотя то, как я пялюсь, наверняка выглядит странно.
Потом следователь задает мелкому еще пару вопросов, говорит о том, что завтра он должен будет пройти медицинское освидетельствование на предмет фиксации всех его синяков и ссадин, и отпускает нас.
Саня поднимается со стула, пошатывается, хватается за его спинку. Подхватываю мелкого под локоть и веду к двери.
***
– Ты сказал ей, что они упоминали Марата, – это я говорю, когда мы уже сидим в машине.
– Сказал, – Саня все обсасывает ссадину на костяшке. – И что?
– Нужно ему позвонить, – осторожно беру его за запястье и заставляю убрать руку ото рта. – Может, он знает что-то, чего не знает следствие и мы.
– Я не хочу говорить с ним на эту тему, – отказывается Саня.
– Я сам позвоню, – лезу в бардачок и достаю завалявшуюся упаковку пластыря. Нужно было еще дома мелкому все пальцы им заклеить. Почему я этого не сделал?
– Не надо! – Саня хватает меня за руку. И потом как-то сразу сникает, испуганно на меня глядя.
Да что с ним такое?
– Почему не надо? – заклеиваю пластырем сначала кровящую ссадину, а потом распаковываю второй, чтобы заклеить указательный палец другой руки – там ссадина тоже серьезная.
– Просто не надо, – теперь мелкий на меня не смотрит. Он занят тем, что водит кончиками пальцев по бедру.
Ладно, о’кей, отложим этот разговор на потом.
Я было вставляю ключ в зажигание, но Саня вдруг перехватывает меня за руку и тянет к себе.
– Что? – поворачиваюсь к нему. Смотрит на меня, прикусив разбитую губу. – Что ты хочешь?
Хотя я и так знаю, о чем он попросит, все же жду, что он скажет.
– Я хотел, чтобы ты меня поцеловал, – Саня стискивает мою руку сильнее. – Я забыл, что нельзя.
Ох, твою мать...
Наклоняюсь к нему и целую в щеку. Мелкий подается ближе, опускает свободную руку на мое бедро, забираясь пальцами на внутреннюю сторону.
Осторожно касаюсь губами его носа, подбородка, целую в лоб, одновременно поглаживая по спине. И вздрагиваю, потому что Санина ладонь невесомо опускается на мой член. В штанах тут же становится тесновато.
– Давай сначала доедем до дома, – не знаю, откуда у меня берутся силы это сказать. Потому что больше всего мне сейчас хочется, чтобы мелкий расстегнул пуговицы на моих джинсах и...
Черт, у него ведь эти ссадины на ладонях. Как он вообще может сейчас руками что-то делать?
Осторожно беру его за запястье и переворачиваю руку ладонью вверх. Так и есть: ссадины едва подсохли.
– Ты соображаешь, что делаешь? – заглядываю в затуманенные глаза мелкого.
– Я не собирался... – Саня сглатывает, – тебе дрочить. Я понимаю, что не могу дотрагиваться сейчас.
Блядь! Я же не то имел в виду! В смысле...