- Ладно, пусть Теа выучится письму и счету, грамотная прислуга всегда в доме пригодна.
Увы, совместное обучение длилось недолго. Едва Теа научился складывать буквы в слова и считать до сотни, хозяин счел его образование достаточным и приставил к легким работам по дому, так что пока юный граф изучал языки, историю и географию, играл на лютне, фехтовал и разучивал модные танцы, Теа занимался совсем в других университетах. Под руководством своего отца он натирал паркет в гостиной, чистил столовое серебро, менял белье в хозяйских спальнях, мел, скреб, стирал, утюжил…
К десяти годам он постиг всю домашнюю премудрость и был назначен к бывшему приятелю в услужение. Князь Марлин внимательно наблюдал за юным горничным, но дети стали проводить вместе больше времени, пока Теа убирал комнату графа и помогал ему одеваться, и это дало им возможность снова сблизиться друг с другом.
Как раз в это самое время и появился в их омежьей компании юный альфа - сирота Руди...
***
В середине лета в засуху случился в деревне большой пожар. Пруды пересохли, тушить огонь было нечем. Дома вспыхивали один за другим, как свечки. Ко всем прочим бедам прибавился ещё и сильный ветер, так что за короткую летнюю ночь полностью выгорел целый порядок. Убитые горем погорельцы разместились ночевать кто по соседям, кто в княжеской конюшне, а утром пошли оглядывать пепелище да подсчитывать убытки.
Из ворот поместья вышел князь Марлин в сопровождении управляющего.
- Посмотрите внимательно, все ли уцелели в огне? – задал вопрос Стефан.
Крестьяне не досчитались глухого омеги Праса да молодого мужа конюха Мита с двухмесячным младенцем. Все притихли, тяжело и печально вздыхая. Альфы угрюмо ходили вокруг дымящихся головешек, омеги выли, размазывая по лицам сажу.
- Уймитесь вы! – прикрикнул управляющий. – Что же теперь поделаешь? Не в первый раз такое горе, отстроимся.
Все утихли, только временами жалобно всхлипывали, глядя на торчащие из пепла печные трубы.
- А сапожника-то семья где же? – неожиданно ахнул кто-то.
Действительно, ни самого хозяина семьи Анта, ни беременного мужа его Поля, ни четверых детей нигде не было видно.
- Может у соседей где разоспались после несчастья? – раздался чей-то неуверенный голос. - Или в конюшне остались?
Все обыскали, но никого не нашли. Тогда пошли смотреть к развалинам дома Анта и обнаружили среди горячих головешек страшные останки её обитателей. Повисло жуткое молчание, которое неожиданно нарушил голос управляющего:
- Постойте-ка, поселяне,- сказал он, пересчитав обгоревшие скелеты, - что ж получается, не все они погорели! Глядите - два больших тела, да три поменьше, кто-то из детей сапожника спасся. Давайте обыщем всё вокруг, может раненый где лежит или без памяти...
Одиннадцатилетнего Руди обнаружил за колодцем сам князь Марлин. Парнишка лежал навзничь и тихо стонал, лоб и щека в запекшейся крови, волосы, брови и ресницы обгорели. Его перенесли в поместье и вызвали доктора. Неделю мальчик пролежал в бреду, почти не приходя в сознание, потом пошёл на поправку. Долго не решались открыть ему правду, а когда, наконец, сказали, что случилось со всей его семьей, безмерно удивлены были выказанной безучастностью. Руди посмотрел на людей равнодушно, не пролил ни слезинки и молча отвернулся к стене.
- Видно память отшибло у сердечного, - сочувственно покачал головой младший горничный, - да может оно так-то и лучше. Горевать не станет.
Князь на время оставил сироту в усадьбе на попечении повара Соу. Руди потихоньку возвращался к жизни, помогал на кухне, хотя никто его и не заставлял, – то воды принесет из колодца, то дров в печи, то за хворостом в лес сбегает. Добродушный омега Соу подкармливал его остатками с хозяйского стола, мальчик поправился, порозовел, а к зиме и улыбаться стал. Говорил только мало, "да", "нет", а то и вовсе молчал, словно воды в рот набрал.
- Ничего, - вздыхал Соу, - отойдет, детское горе забывчиво, а время, оно любое сердце лечит.
Однажды зашел на кухню князь, как раз в то самое время, когда Руди старательно раздувал огонь в печи. Ему очень понравилось его усердие.
- А что, Соу, не оставить ли парня у тебя в помощниках?
- И то дело, хозяин, - обрадовался повар, - парнишка старательный. Куда ж ему теперь, сиротинушке? Пускай пока на кухне помогает, а так подрастет, пристроите его, к каким работам умение проявит. А то и в солдаты, реветь об нём теперь некому.
Так и порешили. Кухонному помощнику отвели каморку на первом этаже большого дома, возле чёрного хода. Никто тогда и подумать не мог, что на ближайшие несколько лет эта комнатушка станет любимым местом времяпрепровождения юного графа Тефана и его горничного Теа.
Глава 2
Руди вовсе не терял память, как подумал горничный. Нет, он помнил всё – и свой неласковый родной дом, и грубого жестокого отца-альфу, и забитого безответного папу-омегу, и вечно чумазых младших братишек. Отца он вовсе не жалел, даже наоборот был рад, что этот изверг сгорел в пожаре и больше не сможет жестоко и беспощадно бить его. Пока Руди был мал, он не понимал, за что Ант так ненавидит его. Парнишка боялся отца, старался меньше попадаться ему на глаза, особенно по праздникам, когда тот напивался в деревенской таверне дешевого вина и превращался в дикого зверя. В такие дни сапожник не знал удержу, кидался с кулаками на мужа, порол ремнём Руди, а то и пинал ногами, зло, остервенело, – уже лежачего. Кричать не дозволялось, за нарушение запрета следовала новая жестокая порка – Ант не выносил сора на люди.
Повзрослев, Руди понял, в чём дело, а "просветил" его в этом случайно подслушанный разговор соседей, которые удивленно и видимо уже не в первый раз обсуждали, что старший сынок сапожника совсем не похож ни на своих родителей, ни на младших братьев. После этого Руди взглянул на свою семью по-новому и понял, что соседи правы, – он был среди детей Анта настоящей белой вороной. Вряд ли сапожник был его родным отцом, скорее всего папа-омега прижил его с кем-то ещё до замужества. Поэтому муж и бил его, поэтому и ненавидел Руди – чужого ребенка.
В весенний праздник урожая мальчик получил подтверждение своей догадке. Пьяный в дым Ант набросился на беременного мужа, схватил за волосы и страшно заорал:
- Всю душу ты мне вымотал, мерзкий распутник! Ненавижу! Ненавижу и тебя, и ублюдка твоего. Дворянское отродье! Он и мастью-то совсем другой, мои сыны – те в меня белесые, а этот, вишь, чернявый и зенки у него тёмные!
С этими словами он дернул бедного омегу за волосы, ударил тяжёлой ручищей по пояснице, а потом неожиданно ткнулся лохматой головой ему в плечо и завыл – дико, жутко, тоскливо.
- Прости меня, Поль, за что ж я тебя так терзаю? Обещал ведь обиды не делать, а сам… Эх, да что там говорить, я же все понимаю! Невиноватый ты в своем грехе, принудил тебя бес этот проклятый, потому как бедные мы и подневольные. Да все одно – обидно мне, понимаешь ты, обидно. Мы хоть и господские крестьяне, а всё ж живые люди.
Папа ничего не ответил, только поник еще больше, а никем незамеченный Руди тихонько выскользнул из избы и прокрался в сарай. Там он лёг на свежее пахучее сено и задумался. «Дворянское отродье», - это он, это про него было сказано. Выходит он внебрачный сын какого-то господина. Но какого? У них не было хозяина-альфы, только омега, князь Марлин. Так с кем же папа его «прижил»?
Мальчик, конечно, и в мыслях не держал, что неведомый дворянин, узнай он о его, Руди, существовании, немедленно назвал бы его сыном и забрал к себе. Просто было любопытно узнать, кто же таков его настоящий отец?
Руди надумал расспросить папу о тайне своего рождения. Должен же тот открыть ему правду, он уж не маленький! Да только как спрашивать? Надумать-то легко, а вот решиться?
Пока с духом собирался, пожар и случился. Ту жуткую ночь он помнил плохо, всё смешалось в голове, спуталось. Бог его уберёг, а иначе как объяснить чудесное свое спасение? Словно неведомая сила выбросила его из летнего чуланчика, где он спал, за малое мгновение до того, как рухнула крыша. Потом он долго полз по траве, уворачиваясь от летящих искр, и земля была горячая и шершавая. Голова сильно болела, а когда он попробовал встать, всё поплыло перед помутившимся взором, и он рухнул без памяти возле колодца. Ничего больше не помнил, а очнулся уже белым днем. Вокруг было чисто, тихо, он лежал на чем-то мягком и приятном на ощупь. «Наверно, я умер, и Бог пожалел меня и взял на небеса», - подумал он, но тут над ним склонился какой-то пожилой омега в белом колпаке, и он признал в нем хозяйского повара.
- Живой, однако, – тихо пробормотал Руди и уже спокойно уснул.
Так началась его новая жизнь. Днем он помогал на кухне, а вечерами…
Вечерами к нему приходили двое маленьких омег. В первый раз, когда они появились в его каморке, он даже перепугался, признав в одном из них графа Тефана, вскочил, неуклюже поклонился, не зная, чего ему от него понадобилось. Оказалось, что вовсе и ничего, граф принес книжку с картинками и дал ему посмотреть её, потом долго читал вслух сказку. «ЧуднО, - подумал Руди, - что выдумал, простому крестьянину сказки сказывать. Не зря папа говорил, что знатных господ нипочем не понять». Сказка, однако, зачаровала его, он слушал внимательно и запомнил с лёту почти наизусть. Молодой господин тоже понравился – красивый, нарядный, а самое главное - замечательно добрый. За всю свою недолгую жизнь Руди не мог припомнить никого, кто был бы с ним столь ласков, как он. Сущий ангел.
Второй омега, горничный, тоже был ничего, только болтлив очень. Скоро Руди привык к ним и даже скучал, если они долго не приходили.
Раз гости заспешили и граф позабыл в его каморке свою книжку. Руди долго листал её, в неровном свете оплывающей свечи рассматривал картинки и ряды непонятных значков - "буквиц", потом ему вздумалось попробовать разобраться в них. Вон господин Тефан как хорошо умеет складывать их в слова, да и горничный тоже обучен, так может и он сумеет одолеть книжную премудрость?
Он помнил, как назывались три первые сказки в книжке. Медленно произнеся вслух слова, он посчитал звуки, потом большие буквы в заглавии и удовлетворенно вздохнул, даже вспотев от радости! Дальше дело пошло быстрее. По названию еще двух сказок он распознал, как обозначены другие буквы. У него оказалась цепкая память и неистощимое терпение, так что он просидел над книжкой всю ночь. К утру воспаленными от бессонницы глазами мальчик уже мог прочесть в тексте отдельные несложные слова. Дневные заботы отвлекли его, но помогая повару готовить обед, таская ведра воды и охапки дров, он с нетерпением ожидал вечера, когда сможет, наконец, вернуться к себе в каморку и продолжить увлекшее его занятие.
Он даже не заметил, когда пришел граф Тефан.
- Руди! Ты выучился читать? Да как же ты сумел? – радостно и удивленно воскликнул он.
- Да я по названиям буквицы разложил, - гордо ответил он, позабыв свою всегдашнюю робость, - а иные, не все, конечно, по смыслу в слова добавил.
- Ты молодец! Правда, Теа? Хочешь, я буду тебя учить?
- Конечно, Ваше Сиятельство! – с энтузиазмом откликнулся Руди. – Во всей деревне только двое грамоту знают, а мне всегда так завидно на них было.
- Ну вот и отлично. Только не зови ты меня сиятельством, ну хотя бы пока мы здесь и дядюшка не слышит. Меня Тефан зовут. Тефи. Договорились?
Он кивнул, переполненный счастьем. Верно говорится, что не бывает худа без добра! Да разве могло ему присниться в самом смелом сне, что он освоит грамоту, и что сам граф Тефан возьмется за его обучение! Эх, видел бы покойный папа-омега!
***
Прошло несколько лет. Много воды утекло за это время, многое изменилось и в жизни неразлучной троицы. Если вначале князь Марлин не слишком обращал внимание на их компанию, то теперь они вынуждены были таиться и зачастую собирались вместе украдкой, да и отношения между ними стали иными. Теа сох по Руди, глаз с него не сводил, а он и помыслить не мог себя без графа Тефана. Неравная любовь доставляла юноше жестокие страдания. Альфа подрос и понимал, что у него нет никакой надежды на счастье и ответное чувство со стороны господина. Граф видел в нем только приятеля, ученика, а может быть и слугу, он же любил его всем сердцем, преданно и верно.
Постоянные взоры Теа ему мешали. Какой же он сделался назойливый, чистая липучка! Куда бы Руди ни шел, рыжий омега непременно оказывался рядом. И как только умудрялся? Работы у него, что ли мало по дому? Или хозяин с него не спрашивает? И все смотрит преданными глазами, синими-синими и грустными, как у коровы.