- Слушайте все! – сказал он. – Его Величество только что скончался от сердечного приступа. Согласно законам королевства, я принимаю на себя тяжкое бремя монаршей власти и обещаю быть справедливым и великодушным правителем нашего Наймана! Внемлите и повинуйтесь!
Личная гвардия короля Теона потрясенно молчала. Секунда, и неровный строй телохранителей ощетинился оружием.
- Измена! - крикнул кто-то, бросаясь вперед. - Как вы посмели покуситься на священную особу Его Величества?
Внимательно наблюдавший за всем происходящим Илай увидел, как Военный губернатор поднял руку, и тотчас преданных Теону гвардейцев окружили солдаты его полка. В короткой стычке некоторые были убиты, всех остальных обезоружили и увели прочь от замка.
Альберт, казалось, и не ждал иного. Он постоял ещё немного, горько усмехнулся и ушел с балкона, почти не обратив внимания на что-то сердито выговаривающего ему губернатора.
***
Утром, прибыв в столицу вместе с кортежем нового короля, Илай не узнал город. Еще вчера безмолвный и угрюмый, сегодня он ликовал и веселился, словно разбуженный от зимней спячки большой бурый медведь. На улицах шумели толпы, радостно и восторженно встречающие молодого монарха, всюду творилось нечто невообразимое, казалось, все жители вышли из домов, чтобы предаться бурному безудержному веселью.
Альберт с великим трудом пробирался сквозь густую толпу людей, заполнивших площадь перед Главным дворцом. Горожане бросались навстречу кавалькаде, сопровождавшей юного короля, целовали его ноги, края одежды, даже бока и гриву его коня, восторженно кричали. Это походило на всеобщее помешательство.
Илай ехал совсем близко от Альберта и хорошо видел, каких нечеловеческих усилий ему стоило сохранять спокойный непринужденный вид. Он дружелюбно улыбался народу, приветственно махал рукой, но временами гримаса мучительной боли прорывалась из-под маски спокойствия, искажая его прекрасное одухотворенное лицо, и он с горечью смотрел на свою ликующую столицу покрасневшими от бессонницы и слёз глазами.
Возле самого дворца случился неприятный инцидент: какой-то оборванный нищий бродяга кинулся к королю и закричал зычным голосом, немного шепелявя и растягивая слова:
- Го-оре нам, го-оре Найману! Отцеубийца на тро-оне!
Альберт сделался белым, как снег.
- Оставьте его! – бросил он схватившим безумца солдатам.
- Что на улицах? Что во дворце? – нетерпеливым голосом спросил отец у Илая вечером следующего дня.
- На улицах столпотворение, во дворце траур, - неохотно ответил Илай. – Теон при всех регалиях лежит во гробе, а народ пьянствует и гуляет по случаю его кончины. Желающих проститься с ним немного, хотя доступ в главный храм свободно открыт для всякого.
- Как же не вовремя меня свалило, - усмехнулся князь Саркис. – А ты что такой мрачный, сын? Или не рад воцарению своего друга?
- Я не могу назвать себя другом короля Альберта, отец, - возразил Илай. – Теперь он мой повелитель, и я присягнул ему на верность. С вашего позволения я бы хотел пойти к себе, переодеться и отдохнуть.
***
Прошел месяц. Семье Эйден вернули прежний высокий статус, младшие братья вернулись из деревни в столицу. Жизнь налаживалась.
В Главном дворце давали первый после смены власти большой бал. По случаю продолжавшегося траура он был весьма скромный, без излишней пышности. Собралось самое изысканное столичное общество, присутствовало несколько иностранных послов и дипломатический корпус.
Торжественный выход молодого короля Альберта никого не оставил равнодушным. Парадные одежды удивительно ловко сидели на его высокой стройной фигуре, широкий шарф опоясывал тонкую талию, подчеркивая изящество и природную грацию - Его Величество был обаятелен и необычайно хорош собой. Омеги не сводили с него обожающих глаз, с трудом сдерживая рвущийся наружу вздох восхищения, казалось, еще секунда или чей-нибудь смелый пример - и они дружно бросятся целовать следы его ног на гладком паркете.
Альберт как всегда мастерски владел собой, но в душе вовсе не восторгался окружающей его атмосферой всеобщего поклонения. Он выполнял положенные придворным этикетом обязанности единственно в силу привычки, полученной от рождения. Король быстро шел по живому коридору расступавшихся перед ним придворных, любезно улыбался и, глядя на его спокойное приятное лицо, никто не мог бы даже предположить, какие истинные чувства владеют им в эти минуты.
С детства выросший среди высшего слоя дворянства и военных чинов, он ненавидел и презирал этих знатных предателей, которые подали достаточно много примеров подлости, продажности, отвратительного лицемерия, действуя в угоду непомерным амбициям и собственной выгоде. В свое время они помогли Теону убрать неугодного супруга, а теперь убили и его самого, втянув в это отвратительное действо и Альберта, навсегда приклеив к нему несмываемое клеймо отцеубийцы. Ни уважать таких людей, ни тем более доверять им молодой король не мог.
Альберт открыл бал обязательным церемониальным танцем с первым столичным красавцем князем Тосио, которого многие прочили в его новые фавориты, любезно переговорил с несколькими иностранными посланниками - и откланялся, сославшись на сыновний долг, не позволяющий ему предаваться веселью в дни траура.
После его отъезда бал несколько оживился. Князь Илай равнодушно наблюдал за кружащимися по огромному залу парами, сам же танцевать вовсе не собирался.
Неожиданно его намерения изменились. В числе омег, оставшихся без кавалеров, князь заметил одного юношу, вовсе не красивого и отчаянно несчастного. Он стоял неподалеку от него с более зрелым спутником, очевидно, отцом или старшим братом, и с тихой покорной грустью следил за танцующими. В его милом облике сквозила безнадежность: он знал о своей некрасивости и даже не мечтал быть приглашенным в круг избранных.
Илай и сам не мог бы сказать, что его заставило подойти к этому юноше. Может быть, он просто пожалел его, явно впервые выведенного в большой свет? Или его вела за руку сама судьба?
Он учтиво поклонился омегам и предложил танец. Лицо незнакомца вспыхнуло недоверчивой радостью. Он обернулся к своему спутнику, как бы спрашивая, а не снится ли ему все это, потом робко посмотрел на неожиданного кавалера. Илай близко заглянул ему в глаза и вдруг утонул в них, - глубокие, чистые, изумрудно-зеленые, они были прекраснее всего, что он до тех пор видел.
После танца он галантно проводил юношу на прежнее место.
- Князь Илай Эйден, - представился он, с жаром целуя невесомую тонкую руку.
- Граф Май Возер, - последовал ответ.
Через два месяца Илай сделал юному графу Возеру предложение руки и сердца.
Глава 8
- Извольте присесть, граф, нам надо поговорить.
Тефан похолодел: когда дядюшка начинал говорить с ним так церемонно, добра не жди.
- Что-то случилось? – одними губами выдохнул он, падая на диван.
- С нынешней почтой пришло письмо от вашего родителя, графа Ярита, - с той же интонацией продолжал князь Марлин, – он выражает надежду, что за прошедшее время вы осознали выпавшее на вашу долю счастье и не станете более упрямиться по поводу предстоящего замужества с Его Светлостью князем Саркисом Эйденом…
- Как, опять? – с ужасом прервал Тефи дядину тираду. – А я надеялся…
- …и он желает в эту же осень устроить, наконец, вашу судьбу, родительские заботы о которой прервали известные обстоятельства. Далее он пишет, что я должен сопровождать вас в священный храмовый город Ревен на коронацию Его Величества короля Альберта, которая состоится через месяц. После завершения торжеств вы отправитесь в столицу, где будет официально объявлено о вашей помолвке.
- О моей помолвке, - побелевшими губами повторил Тефан, - дядя, я ему что, игрушка? Почему я должен подчиняться? То он привозит мне жениха, не спрашивая при этом моего мнения, то исчезает на год, ничего не объясняя, то вдруг снова вспоминает, что у него есть сын и продолжает навязывать мне свою волю! Пусть он пишет, что хочет, я никуда не поеду и замуж не пойду. Я вырос с вами, и только вы можете распоряжаться моей судьбой. А если бы я за это время уже обвенчался с кем-нибудь здесь, в деревне? Он даже не допускает такой мысли, уверенный, что я сижу покорной куклой в ожидании его решения?
- Успокойся, милый, - мягко сказал князь, оставляя официальный тон, - послушай, что я тебе скажу. Как бы там ни было, но на коронацию мы непременно поедем. Это незабываемое и очень красивое зрелище, его не следует пропускать. Что ж касается замужества: я говорил тебе и повторяю еще раз - в обиду тебя я не дам. Если ты не переменишь мнения о выбранном для тебя супруге… что ж, я применю все возможные мне средства для того, чтобы расстроить планы твоего отца. Наберись терпения, Тефи! Посмотри на это с другой стороны. На коронацию съедутся лучшие семьи королевства, кто знает, может, и судьба твоя там решится! Не думай о грустном, иди пока к себе, просмотри свой гардероб, выбери нужные вещи. Мы выезжаем через две недели.
***
Лето шло на убыль, но дни стояли чудесные. Изнуряющая жара уже миновала, и на смену ей пришло ровное бархатное тепло.
Большой пруд в дальнем углу поместья манил прохладой. В полдень вода становилась настолько прозрачной, что можно было рассмотреть мельчайшие камешки на песчаном дне. Тефан мог часами смотреть на изменчивую водную гладь, любуясь солнечными бликами на зеркале водоёма. Была в воде какая-то магия, таинственная и пугающая, но вместе с тем приносящая душевный покой и умиротворение. Тефи любил купаться и до недавнего времени весело плескался на речке с деревенскими парнями, но с некоторых пор дядюшка Марлин строго настрого запретил ему посещать купальню. Поначалу юный граф огорчился запретом, хотя и не спорил, понимая, что дядюшка прав, слишком уж жадными глазами смотрели альфы на его облепленное мокрыми штанами тело, а вскоре нашел удачный выход и стал ходить поздно вечером на этот отдаленный пруд. В это время в окрестностях никого не было, а прогретая за долгий солнечный день вода становилась особенно приятной.
Марлин ничего не знал о его ночных вылазках, но на всякий случай юноша принимал все возможные меры предосторожности: по лестнице спускался босиком, вылезал на улицу через дальнее окно в глухом коридоре, а сумку с полотенцем и сменной одеждой заранее прятал в укромном уголке старого сада.
В воде он чувствовал себя уверенно и ничего не боялся. Нырять и плавать его научили деревенские мальчишки ещё в раннем детстве. Если бы дядя видел, что он вытворял во время своих ночных купаний!
Накануне отъезда Тефан решил искупаться в любимом пруду в последний раз…
***
Работа в кузне закончилась поздно: проверяли подковы лучших выездных коней, крепили новые ступицы к колесам кареты – хозяин твердо решил ехать на коронацию в собственном экипаже.
Чумазые, разгоряченные жаром печи кузнецы наскоро ополоснулись в лохани и завалились в пристройке на топчан, но Руди не спалось. Теплая вода из корыта не остудила его пылающего лица, усталое тело ныло, болел ушибленный молотом палец на левой руке.
Впрочем, гораздо сильнее терзала молодого кузнеца душевная боль. Завтра поутру запрягут коней в карету, Тефи сядет в неё, последний раз посмотрит из окна печальным взором, кучер лихо взмахнет кнутом, взметнётся пыль из-под копыт – и умчится любимый в неведомую даль, с тем, чтобы, возможно, никогда уже не вернуться обратно…
А он останется. С постылым беременным Теа, с окаменевшим сердцем, со сгибшими безумными надеждами…
За перегородкой безмятежно храпели напарники, а в крохотное оконце назойливо светили равнодушные крохотные луны, дразнили, не давали покоя, разжигая сумятицу в неспокойной страдающей душе. «Пойду хоть искупаюсь, все равно не уснуть. Авось полегчает».
Он тихо вышел из пристройки, немного подумал и свернул на дорожку, ведущую к поместью. Никто из крестьян, в том числе и он, никогда не плавали в здешнем пруду – не то чтобы это было запрещено, просто не принято, но сейчас Руди отчего-то не хотелось идти через всю деревню вниз, к речке. «Окунусь здесь, все равно никого нет», - подумал он, подходя к кустам, окаймлявшим пруд со стороны Большого дома.