– Успел…
Оказалось, что один из выбравшихся из Ижоры шведов не смог пробиться к своим и засел в кустах. Его целью был князь, и только ижорец, заслонивший Александра собой, спас князю жизнь.
Александр велел:
– Везти в Новгород, похоронить с честью великой вместе со всеми!
Но Пельгусий вдруг попросил:
– Позволь, княже, мы его сами здесь похороним. Он наш сородич и наш герой.
Князь согласился:
– Будь по–вашему. У него есть семья?
– Да, жена и двое ребятишек.
– Под свою опеку беру, сколь править в Новгороде буду, столько платить стану. А коли меня в граде не будет, там и сам Новгород поможет! – Он оглянулся на воеводу, как бы проверяя, слышал ли тот. Миша согласно закивал, ижорец герой, много помог и князя собой заслонил от погибели.
– Семьи всех героев под свою защиту возьмем, княже. Город не пожалеет.
– Быть по сему!
Чуть позже князь обходил раненых, утешая и подбадривая. Были и совсем тяжелые, и легкораненые, которые все рвались в бой. Александр смеялся:
– Да ведь бой давно кончился. Одолели мы шведа! Так побили, что не скоро сунется!
Я попалась ему на глаза нечаянно, не хотелось лезть вперед, ведь о доблести некоей Насти Федоровой летописи ничего не писали…
– Все по–вашему вышло. Еще что знаешь?
– Знаю.
– Добро, встретимся у Спиридона, расскажешь. Где остальные–то?
– Там, – я махнула рукой в сторону моря.
Но пока и князю, и мне было не до разговоров. Невская битва состоялась и закончилась, как и писали летописи – разгромом шведов и ранением Биргера. А что в летописях нет ничего обо мне, так это неважно, я герой невидимого фронта.
Шнеки шли обратно в море, пока проходили острова в устье Невы, сильно опасались, чтобы русы еще и там не устроили какую засаду. Произошедшее казалось дурным сном, кошмаром наяву. Какие–то русы побили сильнейшее войско как младенцев! Биргер ранен их князем! Улоф Фаси метался, не зная, что теперь делать.
Со шнеков датчан прибыл человек от Кнута с заявлением, что те возвращаются домой. Явно тянули в сторону и суда с финнами. Оставались сами шведы и норвежцы. Как поступит Мельнирн?
Биргер лежал, скрипя зубами от сильной боли. Пробитая бровь все время кровоточила, если кровь не остановить, то Биргер может попросту умереть как самый глупый раб! Вокруг него хлопотал лекарь, без конца прикладывая измельченные травы. Немного помогало, но стоило кровотечению затихнуть, как Биргер открывал рот, чтобы что–то сказать, морщился, и все начиналось снова.
– Мой конунг, фы должен молчат!.. Кашдый фаш слов будет снова фызыфать кров! – Лекарь с перепугу, казалось, забыл нормальный язык. Он и так говорил по–шведски с сильным акцентом, а теперь коверкал слова неимоверно. Но все понимали, о чем идет речь. Биргер не давал ране побыть в спокойном состоянии.
Стоявшие рядом конунги мрачно переговаривались, обсуждая произошедшее и ранение Биргера. Все сходились в том, что попасть в узкую прорезь забрала без чародейства невозможно. Бедолага уже обрадовался такому решению, это оправдывало его нелепое ранение от князя русов, но все испортил тот же противный Мельнирн. И чего его принесло на шведский шнек? Биргер подозревал, что явился полюбоваться на мучения соперника. Услышав объяснение ранения не иначе как колдовством, норвежец злорадно усмехнулся:
– Или большим умением князя русов, против которого достойный Биргер не смог устоять!
Это тоже было правдой, уж очень ловко русский князь сначала отбил смертельный удар Биргера, который обычно не оставлял сопернику ни малейшего шанса на выживание. Биргер снова заскрипел зубами, а лекарь кинулся прикладывать очередную порцию снадобья:
– Фы должен молчать! Только молчать, прошу фас!
Он так замахал руками на присутствующих, что конунги поспешно убрались прочь. Надо сказать, с заметным облегчением. Мало кому хотелось стоять, глядя на мучавшегося Биргера, и выражать сочувствие человеку, которому обычно завидовали и которого попросту боялись. Немного погодя к Биргеру пришел Улоф Фаси, сел рядом, потом сокрушенно объявил:
– Уходим! Датчане ушли сами, Мельнирн заявил, что с нами больше не пойдет. Мол, мы сначала боимся каждого куста, а потом драпаем так, что ветер не догонит.
Это была неправда, с берега первыми постарались удрать на суда совсем не шведы, а тот же Мельнирн со своими. Они первыми же и отошли на середину реки. Кроме того, если бы прислушались к беспокойству Биргера, то такой беды не случилось. Но Биргер не привык жалеть о том, что произошло, сейчас его интересовало одно – не пойдет ли Мельнирн на Гардарику сам? Его беспокойство без слов понял Улоф, в ответ на вопросительный взгляд раненого, он отрицательно покачал головой:
– Норвежцы тоже уходят. Может, вернутся потом, но явно не сейчас. Уже поняли, что пороги запросто не пройти, до осени не сунутся.
Биргер все же потерял слишком много крови, он лежал бледный, едва дыша. Лекарь попросил Улофа:
– Дайте ему отдохнуть, пусть поспит…
Шнеки членов неудавшегося похода на земли Гардарики разворачивались, чтобы взять курс к своим берегам. Огромное войско под шведским флагом уносило ноги от русских берегов, будучи разбитым в прах совсем небольшой дружиной русского князя.
Биргер лежал с закрытыми глазами и размышлял. Все случилось, как предсказывала синеглазая женщина из Гардарики. Совершенно немыслимый поединок между ним и князем Хольмгарда. Ну кто мог ожидать появления конной дружины прямо из леса, в котором только вчера не было и следов людей? А само нападение в полдень, когда все были расслаблены, доспехи сняты, оружие сложено. Если бы не привычка викингов хвататься за меч, даже чтобы отмахнуться от мухи, и отражать атаки, не проснувшись, потерь было бы куда больше.
А как можно ожидать ранения в бровь опытному бойцу, лицо которого скрыто забралом?
Биргер вдруг отчетливо вспомнил, что именно за миг перед ранением слышал голос этой женщины. Да, да, это был ее голос! Но женщины не воюют наравне с мужчинами, тем более в конных дружинах, значит, она видела все сверху, значит, она валькирия?
Зять короля даже застонал от бессилия, почему же не послушал?! Лекарь метнулся с вопросом:
– Фам больно?
– Уйди.
Ту боль, которая просто поглотила Биргера, не вылечить ничем. Он казнил себя за непослушание, ведь предупреждали же, но казалось, они просто стараются не допустить похода на Гардарику. Вот и поплатился за недоверие.
Однако Биргер не привык сдаваться, он как кошка, падал на все четыре лапы. Хорошо, что о повороте обратно объявил не он, а Улоф Фаси. И то, что его собственное ранение столь странное, тоже хорошо, у кого повернется язык сказать, что здесь не было колдовства, не все же, как Мельнирн. Но, чуть подумав, Биргер решил, что лучше постараться, чтобы поход забыли вовсе, ни к чему помнить неудачи, даже если ты в них не виноват. Люди любят удачливых.
Теперь его мысли перешли к пророчеству синеглазой валькирии, вернее, ко второй его части. Женщина говорила о том, что он сумеет объединить все три короны и его сын Вальдемар, который пока совсем маленький, будет править Швецией, а потом королем станет второй сын Магнус. Что ж, пророчество хорошее, первая, плохая часть, уже сбылась, так стоит ли из–за нее волноваться? Лицо заживет, а вот судьба останется. Регент всей страны… Понятно, у Эрика детей не предвидится, почему бы не назвать наследником племянника, тем более у того столь сильный отец.
А еще она говорила о новой крепости и называла место как раз там, где он и сам уже заложил укрепление. Конечно, женщина могла просто знать об этом, но уж слишком много совпадений, Биргеру верилось в ее пророчество. Теперь верилось.
А если бы он поверил сразу и не пошел на Гардарику, не сбылась бы первая часть, как тогда со второй? Зять короля решил, что все происходит правильно, если рассеченная бровь – плата за будущую возможность править Швецией, то это совсем небольшая плата, глаз цел, и ничего страшного не произошло. Мысленно Биргер был уже далеко не только от берегов Гардарики или собственного шнека, но даже от короля Эрика. Женщина сказала, что он поставит город, который будет столицей Швеции на тысячелетие? Тогда это должен быть прекрасный город, с ровными улицами, разумной планировкой и сильной крепостью, обязательно сильной крепостью.
За бортом плескалась вода, скрипели доски, лениво переругивались бездельничавшие гребцы, попутный ветер быстро нес драккар к берегам родины. Их не ждал там восторженный прием или слава, но сейчас Биргеру было все равно. Вспомнились только синие глаза другой женщины, которую он поселил у себя вроде как заложницу, а в действительности просто потому, что очень хотел сделать наложницей. Она согласна, а это значило, что, вернувшись в Швецию, он постарается спрятать женщину от чужих глаз и наслаждаться ею, пока это будет возможно.
Шнеки шведского войска медленно втягивались в бухту. Их не встречали толпы восторженных соотечественников, не звонили колокола, не были слышны крики прославления… Шведское войско с позором возвращалось домой. Не все ушедшие шнеки были на плаву. Далеко не все ушедшие в поход теперь сошли на берег, а многие из сошедших были ранены.
Биргера вынесли на носилках и сразу же увезли в его замок. Улоф Фаси проследовал мимо любопытствующих, низко опустив голову.
Король Швеции Эрик тоже не вышел встречать своих воинов: побежденных короли не приветствуют.
Ингеборга уже знала о провале похода, раньше шведских шнеков примчался норвежский, высадив на берег несколько израненных рыцарей и их оруженосцев, норвежцы обругали неудачников и отплыли восвояси, сопровождаемые проклятиями тех, кого они привезли. Оказавшийся в это время на пристани народ живо поинтересовался, почему такие страсти и где все остальные? В ответ рыцари, не сговариваясь, живо описали предательство норвежцев, первыми удравших с места боя, ранение Биргера и полный провал всего похода. Эрику тут же доложили, он не сразу и поверил. Биргер мог провалиться? Не может быть! За стойкость своего зятя и его осторожность он мог поручиться хоть перед самим Господом Богом! Но рыцари клялись и божились. Их потрепанный вид подтверждал сказанное.
Сомневались всего лишь день, потом прибыли остальные и все стало понятно.
Эрик приехал в замок сразу, как только узнал о приходе шнеков. Ингеборга встретила брата со слезами на глазах:
– Эрик, он тяжело ранен! Не знаю, выживет ли?
Этого только не хватало! Русы не только разбили шведское воинство, но и смертельно ранили Биргера? Эрик Картавый почувствовал, что его тоже покидают силы. Совсем недавно он даже мечтал о том, что зять сложит голову в этом походе, а вот тот вернулся раненым, и король в панике? Эрик лукавил сам с собой, если бы Биргер погиб как герой, это было бы весьма кстати. Но он вернулся после полного провала и раненым. Теперь неважно, умрет он или останется калекой. Поражение спишут на него, а значит, и на короля, который доверил поход таким бестолковым людям – Улофу Фаси и Биргеру. Ну, Улофу не привыкать, его часто поносят по поводу и без, а что будет с заносчивым Биргером? Этот слова против себя не позволял сказать. Как теперь быть с его поражением?
Король взял себя в руки и отправился выражать сочувствие по поводу тяжелого ранения зятю. Биргер и впрямь лежал с полностью замотанной головой, а вокруг крутился все тот же лекарь, что уговаривал его молчать в первые часы после боя. Лекарь бросился навстречу Эрику:
– Ваше величество, вы не должен сейчас тревожь великий рыцарь! Он очень плохо… очень! Русский витязь ранить рыцарь… это… колдовство…
Сзади отозвалась Ингеборга:
– Конунг этих русов при помощи заклинания ранил Биргера в лицо.
– Какого заклинания? – поразился Эрик. Ни о каком заклинании прибывшие первыми не говорили. – Что за глупость?
Губы сестры обиженно поджались:
– Ты считаешь, что попасть в узкую щель забрала на полном скаку можно без помощи колдовства?
Король едва не повторил то, что несколькими днями раньше заявил ненавистный Биргеру Мельнирн:
– Или с помощью умения…
Он вовремя остановил себя, мгновенно осознав, что зять прав. Теперь можно списать поражение на колдовство, а беспомощность Биргера на его рану. Собственно, так и было. Шведы не учитывали только одно – князь русичей Александр очень хорошо владел не только копьем.
Позже король поговорил с зятем один на один, но Биргер стоял на своем: он ранен в первые минуты боя, потому возглавить разгром русов не смог, а Улоф оказался болваном. Норвежцы же вообще бежали, датчане простояли просто так… На вопрос Эрика, как получилось, что русы смогли напасть неожиданно, Биргер поморщился, несмотря на боль:
– Если бы эти самоуверенные идиоты послушали меня и были осторожны! Ты тоже виноват в поражении, Эрик!
– Я–то почему? – возмутился король.
– Надо было ставить во главе похода меня, а не этого болвана Улофа!
– Но ты фактически управлял всеми, они же слушались тебя, – попробовал робко возразить Эрик, отметая свою вину.
– Нет! Я командовал только своими людьми, а те же норвежцы подчинялись Улофу! И все были против меня, обвиняя в трусости из–за осторожности. Стоило послать людей в лес на разведку, и все тут же начинали кричать о том, что я боюсь.
Вот тут Биргер говорил правду, он действительно опасался возможного нападения, но несколько преувеличивал, ведь сумей он настоять, и Улоф Фаси сделал бы все по приказу зятя короля. Но для Биргера были важны две вещи: во–первых, убедить всех, что его ранение произошло из–за применения колдовства и привело к тому, что зять короля больше не мог руководить боем, а во–вторых, что все провалилось именно из–за того, что его не слушали.
Биргер очень постарался, чтобы шведы как можно скорее забыли этот провал, а если и помнили, то только его ранение и героическое поведение во время похода. И преуспел, он так и остался героем, а позже, после смерти бездетного Эрика Картавого, смог объявить королем своего сына и стать при нем регентом.
Шведы запросили у Великого Новгорода мир. В своем письме король Швеции клялся не приходить на Русь войной. Так князь Александр Невский победой на Неве надолго обеспечил мир хотя бы с одной страной.
С другими мир еще предстояло завоевывать, не все учатся на ошибках соседа, есть такие, что им только радуются. И бьют лбы теми же граблями.
Разлад
Все произошло, как описано в летописях, в чем я лично и не сомневалась. Александр ранил Биргера, шведы и остальные быстренько унесли ноги, можно праздновать. Я могла радоваться еще и тому, что сработало мое предупреждение, ведь говорила же когда–то Биргеру, что, если его ранят, нужно спешно удирать, не то будет такое… такое…
Но меня шведы не беспокоили вовсе, я переживала за оставшихся в Бьельбу Лушку и Анею. Что теперь будет с ними?
А где Вятич, от него ни слуху ни духу?
И чем заниматься самой – тоже неясно.
Долго размышлять не пришлось, жизнь внесла свои коррективы, причем далеко не радужные.
Я довольно быстро получила подтверждение, что русский человек не только пофигист в своей основе, но и обладает странной формой забывчивости: он плохо помнит тех, кому многим обязан. Это не обо мне, это о князе Александре и новгородцах. Я не могла поверить своим ушам, казалось, только вчера хоронили павших в Невской битве, радовались победе и дивились тому, как совсем молодой князь сумел обмануть опытных шведов и разбить их практически без потерь, ведь погибших было всего два десятка, имя князю новое дали – Невский, славили прилюдно, едва не молились на него…
Но это вчера, а сегодня уже начались претензии. Кого–то он там наказал без разрешения веча. Хотелось кричать:
– Вы что, сдурели, что ли?! Он вас спас, а вы ему в такой мелочи отказываете?
Или нужно было положить ровными рядками половину Новгорода, а потом одолеть шведов, может, тогда оценили бы?
А уж когда Невскому пожалели лесных угодий для ловов и охоты… я действительно едва не рванула на площадь позорить новгородцев.
На дворе боярина Колбы появился новый человек. Зачем пришел и о чем подолгу говорит с хозяином, никто не знал да и не спрашивали, опасно. По виду не новгородец и даже не русич, хотя сказал, что псковский. В Пскове вроде знал многих, только разговаривал как–то странно, словно слова вспоминал. Назвался Андреем, но на само имя не всегда откликался, а боярин его раз по–другому обозвал: Андреасом. Но через два дня незваный гость исчез, а еще через два его попросту забыли, потому как в Новгороде началась смута.