Как вдруг чей-то взгляд привлёк внимание, она словно споткнулась на бегу и замедлила шаг, не используя никаких усилий ни для ходьбы, ни для торможения.
— В этот сектор вам рано, Лу-Танни, — насмешливо сказал знакомый низкий баритон.
Глаза цвета кристалина заглянули внутрь той грифельной точки, в которую она превратилась.
— Отчаяние вам к лицу, но чтобы ощутить его, надо ожить. Оживайте, Страж порога сектора Див, оживайте.
И пятнистый мучитель со страшной силой ударил её ладонями в грудь. Ещё раз и ещё.
Чёрные лохмотья завертелись вокруг с ужасающей быстротой, вытаскивая из Татьяны обнажённые вспыхивающие нервы. Гигантская темнота — то ли корабль, то ли вселенная, с сожалением чмокнув, вытолкнула её обратно: в мир острого света и ярчайшей боли, в мир тяжести собственного, с трудом поддающегося контролю испуганного сознания, тела. Всё плыло вокруг. Взгляд сфокусировался не сразу — над Татьяной Викторовной нависало что-то большое, тёмное, шевелящееся. И звуки дружно сымитировали морской шум, слившись в однообразный гул, в котором она никак не могла различить слов.
Шёпот наполнил сознание. В знакомом и не знакомом одновременно беззвучном голосе слышалось волнение и сопереживание, испуг и уже затухающая ярость: «Откройте глаза, Лу-Танни, придите в себя! Не оставляйте… меня!». И сияние ажурного кристалинового яйца ударило по глазам, заставляя Татьяну с трудом, словно огромные шестеренки, повернуть и заставить сознание двигаться, как и прежде.
Во рту было кисло и сухо, горло казалось ободранным изнутри, каждый вдох вливался огненным глотком и расходился по лёгким, причиняя боль. Татьяна с удивлением поднесла руки к глазам — мелкий тремор тряс пальцы так, что она не могла сложить их даже щепотью. По комнате плавали странные серые хлопья, шумела усиленная вентиляция, втягивая вместе с ними мерзкий запах гари и палёной плоти. Чьи-то руки крепко держали Татьяну за плечи, причиняя боль. Глаза, наконец, обрели способность видеть, а уши — слышать. Тсалит удерживал её в сидячем положении и монотонно задавал один и то же вопрос. И, кажется, давно уже задавал:
— Как вы, Лу-Танни? Ответьте мне, прошу…
— Броне… носсер, — запнувшись, произнесла она. — Где они? Где эти… архаровцы?
Откуда вылезло это «доисторическое» слово? Но ответом в сознании вдруг зазвучал переливчатый, звонкий смех. И с удивлением, переходящим в восторг, Татьяна Викторовна поняла, что смеется Управляющий Разум станции.
Сатианет что-то пробормотал на своем языке и неопределенно повел рукой вокруг.
— Вот…
Она огляделась, окончательно приходя в себя. Серые хлопья и разводы на полу — всё, что осталось от тех, кто посмел прийти в Лазарет с дурными намерениями. На мгновение ей стало страшно, и смех в сознании тотчас стих, словно Э был удивлен и насторожен реакцией. Медленно, словно протягивая руку к рычащей собаке, Татьяна послала ответную мысль, напоминая о доверии, которое возникло между ними, и прося Управляющий Разум дать ей время осознать. Уничтожение сверхмощной технологией горстки склонных к садизму негодяев не укладывалось в её представления о морали и нравственности. Татьяна просто не знала, как к этому относиться. Возможно ли, что последний отданный перед состоянием клинической смерти приказ: «Энергетический удар!», был истолкован Э двояко? Ведь отдавая его, она имела в виду своё, остановленное нейродотом сердце, запустить которое могло только воздействие энергетического потока, подобное действию кардиостимулятора. Конечно, она рисковала. Но жизнь в Лазарете приучила к тому, что оправданный риск приносит больше пользы, чем расчетливая осторожность.
Тсалит легонько потряс её, словно проверял, не упадет ли? Отпустил, поднялся на ноги, скрылся за дверями. Снаружи послышалось какое-то щелканье, стук и сатианет вновь показался на пороге. Глаза его победно горели.
— Управляющий Разум придавил последнего из напавших транспортировочной тележкой. Но не подходите к нему. Помните о нейродоте!
— Я помню, — пробормотала Татьяна и сделала попытку подняться. — Теперь я запомню на всю жизнь, как охотятся декаподы!
Тсалит одной рукой легко вздернул её на ноги. Страшная пытка, которой подверг его проангел, казалось, не причинила сатианету никакого вреда.
— Вы сами впустили их, Лу-Танни, — сказал он, внимательно глядя на неё. — Непростительная легкомысленность!
— Они просили о помощи! — возразила Татьяна Викторовна.
— Советую задуматься на будущее, как обезопасить себя от подобных ситуаций, — заметил сатианет и вдруг заторопился. — Мне пора, доктор! По моим подсчетам совсем скоро здесь будут патрульные М-63, вызванные Управляющим Разумом. У меня нет желания встречаться с представителями Ассоциации! И я снова должен вам свою жизнь!
Татьяна болезненно поморщилась.
— Вы мне ничего не должны. Что за прибор они использовали на вас?
Тсалит огляделся, поднял с пола совершенно целый прибор, покрутил перед глазами.
— Это транкастер, Лу-Танни, оружие, запрещенное Ассоциацией к применению. Пожалуй, я оставлю его тут, на радость патрульным. Они всё равно узнают от вас, что я был вашим пациентом, а проблемы с Ассоциацией мне ни к чему. Пускай разбираются с прахом…
Броненоссер хмыкнул и отшвырнул транк подальше от Татьяны.
— Не вздумайте к нему прикасаться! — обернувшись на пороге, приказал он.
— Тсалит! — воскликнула Татьяна, невольно протянув к нему руки.
На мгновение ей показалось, что он шагнет с порога комнаты прямо в неизбежность — в полное ярости и боли настоящее, сотворенное войной, что кипела в крови каждого сатианета. И стало так жаль его — своеобразного, умного, противоречивого, немолодого воина, которому, как оказалось, кроме чувства долга и ненависти было известно и сострадание.
— Мне жаль, что вы не можете быть моим другом, — устыдившись своего порыва, тихо произнесла Татьяна Викторовна.
Он не шевельнулся. Не повел головой, не передернул насмешливо плечами. Посмотрел горящими глазами, в которых плескалась решимость. Страшная решимость фанатика.
— У идущих на смерть не может быть друзей, доктор! — ответил спокойно и быстро вышел в коридор. И уже оттуда донеслось, затихая: — Мне тоже…
Татьяна без сил опустилась на пол. В груди болело так, что было трудно дышать. Скрюченными пальцами она рванула застежки ворота и чуть не оцарапалась — ткань с левой стороны комбинезона оплавилась под воздействием энергетического удара, превратившись в жёсткий негнущийся кусок. Вдалеке послышался лай. К ней спешили любимые и родные существа, но одиночество огромного чёрного мира, в котором ей довелось побывать, не отпускало. Татьяна легла на бок, подтянула колени к животу и обняла извечным жестом, принимая позу эмбриона. Доводилось ей писать в заключениях и историях болезни: «Клиническая смерть наступила во столько-то часов, столько-то минут в результате…», и вот, история чуть было снова не заполнила её карту размашистым почерком.
Бим, с лаем заскочивший в кухню, подбежал к хозяйке, ткнул горячим «взволнованным» носом, вернулся и лег на пороге, скаля зубы на декапода. Силовые щупы уже оплели последнего так туго, что тот не мог не только высвободить ни одну конечность, но даже пошевелиться. Но пес предпочитал оставаться начеку. Влетевший за ним Шуня завис на мгновенье над Татьяной, потом опустился вниз и растянулся у неё на груди мягкой медузой. Татьяна, приоткрыла глаза и слабо улыбнулась. Тамп чирикнул и вдруг запульсировал — волнообразные движения распространяли приятное тепло, под действием которого боль отступала. Татьяна Викторовна тихонько погладила пушистое существо одной рукой и так и не убрала её. Даже когда в коридоре прозвучали шаги и послышался взволнованный переклич, она не шевельнулась. Словно в полусне виделись обступившие патрульные, Ларрил, который поднял Татьяну с пола, прижал к себе. Только услышав бешеный стук его сердца под тяжелой пластиной защитного скафандра, она осознала, что всё позади. Если и были страх и боль — отступили вглубь памяти, спугнутые током его крови, шумом дыхания, теплом губ, касающихся её волос. Будто лёгкие крылья дотронулись до сознания безмолвные слова: «Ты — мой воздух, Танни! Если тебя не станет, я перестану летать!». Она вскинула голову и, не веря, посмотрела ему в глаза. И вновь «услышала»: «Слова „дышать“ и „летать“ в ангальезе обозначены одним символом…». «Когда тебя долго нет — я задыхаюсь! — говорил когда-то давно Артем. — Такая вот эмоциональная асфиксия!». Она вспомнила губы мужа с морщинками в уголках, ямочку на подбородке, чуть насмешливый, внимательный взгляд. И, уткнувшись лицом в плечо проангела, разрыдалась, словно сопливая девчонка. А потом пришла блаженная темнота. Не чуждая и не страшная, как та, которую ей в этот раз не дали преодолеть. Просто темнота.
* * *
Тихий голос звучал извне. Татьяна пришла в себя, но открывать глаза не спешила. Прислушивалась к переговорам Ларрила по туммеру с капитанами сопровождающих кораблей, испытывая огромное облегчение от того, что всё уже позади.
Послышались тяжелые шаги. Она узнала низкий голос Ту-Ропа.
— Как доктор Лу-Танни?
— Управляющий Разум сообщил, что это — кратковременная потеря сознания на фоне стресса. Приходит в себя.
— Хорошо. Взгляните, мой командор!
Последовала пауза. Татьяна с любопытством приоткрыла глаза. Двое не смотрели на неё, склонившись над прибором, который Ту-Роп держал в руках.
— Контуры…?
— Сняли. Последним его держал сатианет!
Татьяна быстро закрыла глаза. Проангел и ту подняли головы и, не сговариваясь, посмотрели на неё.
— Понимаю, каким крылом тут задействованы сатианеты! — пробурчал Ларрил. — Мне передали данные с пришельца. Он стартовал с Дейксайи-ню и направился прямиком сюда.
— Планета находится под протекторатом сатианетов, это да! — ответил Ту-Роп. — Но разве станут они так подставлять самих себя? Ведь запрещено не только использование транков, но даже ношение! Оружие, созданное не ради убийства, а ради причинения боли, бесконечной, мучительной боли не должно свободно гулять по галактике! Может быть, на Дексайе-ню были спецподразделения Ассоциации?
Ларрил раздраженно зашелестел крыльями.
— Я могу не знать, Ту-Роп! Впрочем, дай-ка транкастер мне. Сейчас проверим по регистрационной базе. Последовала пауза.
— Не зарегистрирован! — воскликнул Ту-Роп. — Мой командор, ситуация становится всё интереснее! Может ли быть, что Чёрные такаи…
— Шшшш! — остановил его Ларрил. — Но ты прав. Когда вернемся на М-63, я встречусь с советником РиСиЛионом. Пора Ассоциации послать в систему Дексы десяток инспекционных звеньев. Например, чтобы проверить, как сатианеты исполняют пункты Соглашения о протекторате.
Ту-Роп хмыкнул.
— Эти сумеют навести шороху. Какое-то время сатианеты будут вынуждены бросить все силы сначала на подготовку к проверке, а затем на устранение нарушений под бдительным оком инспектирующих. Что поможет нашим спецам в составе звеньев навести справки об интересующем нас рынке вооружения.
Запищал туммер.
— Пришелец готов к транспортировке, командор. Декапод на одном из наших кораблей дает показания. Управляющий Разум передал нам запись со станции. Она подтверждает рассказ декапода.
— Куда ж ему деваться! — мрачно заметил Ларрил, направляясь к выходу из операционной. — Я сейчас буду на МОД. Хочу посмотреть запись. Ждите. Ту-Роп, останься с ней.
Татьяна открыла глаза. Проангел уже вышел, а ту неторопливо обходил операционную, с любопытством трогая и разглядывая всё, что под руку подворачивалось.
— Не вздумайте! — воскликнула Татьяна Викторовна, когда он потянулся к рычагам манипуляторов, торчащим из Большой медицинской консоли.
— Вы пришли в себя? — неподдельно обрадовался Ту-Роп.
Платформа вывела Татьяну из Икринки, и он помог ей спуститься на пол.
— У вас интересный цвет лица, доктор! — заметил ту, разглядывая её, словно видел впервые. — Такой нежно-зелёный…
Татьяна хмыкнула. После пережитого жутко хотелось есть.
— Мы можем пойти на кухню? — спросила она Ту-Ропа. — Мне сейчас не помешает большая чашка сладкого крепкого чая…
— О! — обрадовался ту. — Чи-ай! Пойдемте, там уже убрали… всё. Всех…
Запутавшись и оттого запнувшись, ту поспешил вперёд. Татьяна последовала за ним.
Выпущенный Бим бросился в ноги, а Шуня, чирикая, пощекотал её нос щупальцами, заставив расчихаться, и стрелой унёсся в дальний конец коридора, где уже показалась направляющаяся в их сторону голубая комета Та-Ту-Ропа. Пёс жался к Татьяниной ноге и так умильно смотрел на неё, взволнованно поскуливая, что она не выдержала — с трудом подняла показавшееся очень тяжёлым горячее собачье тело и понесла на руках. Бим жарким языком лизал её щеки и уши, и хвост яростно вилял, больно ударяя Татьяну по кисти — пес радовался тому, что хозяйка счастливо избежала опасности и ещё чего-то страшного, чему он не смог бы дать названия, но обозначил бы горестным воем.
Ту-Роп смеялся, глядя на них. Иногда широкой ладонью осторожно похлопывал пса по боку. В коридоре два проангела и один юмбаи водили вдоль стен какими-то приборами, похожими на теннисные ракетки. В кухне было чисто, словно ничего не произошло. Следы гари и чужого праха исчезли, пол немного бугрился — Э наращивал новый слой покрытия. Татьяна Викторовна спустила пса с рук, и тот побежал в «свой» угол. Шумно полакал воду, почавкал свеженалитым кормом, загрыз «свиным ухом», предусмотрительно положенным Э рядом с миской. Управляющий Разум желал «подсластить» ему вынужденное заточение.
Татьяна заварила чай, порылась в хранилище, вытащила саморазогревающиеся белковые брикеты — сабы — предложила один Ту-Ропу. Тот с удовольствием зашелестел оберткой. Пока он вскрывал её, Татьяна успела, почти не жуя, проглотить свой, запить половиной чашки чая и, тяжело выдохнув, самой себе ужаснуться. Однако стало легче. Лишь побаливали межрёберные мышцы после остановки дыхания, и плечи в тех местах, где жестокие пальцы Карреля впивались в её тело.
Она вскрыла ещё один саб. Съела, чуть не подавившись от жадности. Тихий смех донёсся от дверей. Татьяна вскинула глаза и встретилась взглядом с Ларрилом, который наблюдал за ней, прислонясь к стене. Несколько мгновений они смотрели друг на друга так, словно были одни во вселенной. Ту-Роп громко зашуршал обёрткой второго саба. Миг — и перед Татьяной вновь стоял облаченный властью представитель Ассоциации. Но она знала, это — необходимость. Тепло, расцветшее от его взгляда где-то в солнечном сплетении, говорило ей, что маски масками, а Притяжение — Притяжением!
— Ты мне расскажешь? — то ли спросил, то ли приказал проангел, отодвигая стул.
Собираясь с мыслями, Татьяна налила ему чая, подлила себе заварки. И заговорила. Ларрил слушал внимательно. Не перебивал. Собранный, серьёзный и очень спокойный, он сидел напротив, и только пальцы лежащих на столе рук, бездвижно сцепленные в замок, были белыми от напряжения. Он не просто слушал. Анализировал происшедшее и сопереживал одновременно. Возможно, раздвоение было болезненным. Наверное, смотреть, не прикоснувшись, на ту, что едва не потерял, становилось невыносимо. Но, ни поза, ни жест, ни выражение лица не выдавали его истинной сути. Татьяна поражалась тому, как легко Ларрил закрывал себя от мира, если в данную минуту не мог быть в мире с собой. Что-то было в этом неправильное, нечеловеческое. И лицемерием это нельзя было назвать. Земной мужчина не смог бы так…
Лишь когда она замолчала, проангел с силой потёр лицо ладонями.
— Как мне надоела эта война! — произнес он, и Татьяна Викторовна безошибочно узнала в его голосе нотки Лу-Тана, когда-то сказавшего: «Как мне надоела эта глупость!». — Стоит фронту оказаться рядом, как — будто Граэль из мешка натряс — появляется всякое кло-кло. Лезут из всех щелей: захватчики транспортников, мародеры, продавцы миров, работорговцы, бегунки…
— Бегунки? — удивилась Татьяна.
— Налётчики-одиночки, — пояснил Ту-Роп и, поморщившись, добавил: — Как эти!
— Командор! — юмбаи заглянул в кухню. — Мы все закончили, возвращаемся на корабль.
Ларрил махнул крылом, отпуская его. Исподлобья взглянул на Ту-Ропа. Огромный ту заторопился, вылил в глотку чай, поднялся, прижал пудовые кулаки к груди и поклонился Татьяне.
— Я рад, что всё завершилось благополучно, Лу-Танни, — искренне сказал он. — Но, думаю, вам стоит отработать эту ситуацию с руководством Лазаретов. Во избежание повторения.
И покинул кухню.
Татьяна выжидающе смотрела на Ларрила. Тот не шелохнулся, не расцепил пальцев. Но вдруг взметнул крылья, водружая над их головами чёрно-белый шатер. Его губы шевельнулись.
— Ты была бы в безопасности рядом со мной, Танни, — услышала Татьяна Викторовна.