- Евлампий Савин я, нешто не знаешь? - в голосе мужика слышалось неподдельное удивление. - Так значится, верно то, что о Бельских треплют?
- Слушать треп - прерогатива низших сословий, - говорю, гордо вскинув подбородок. - Я говорю только о том, что знаю точно. И все же, Евлампий, мне бы хотелось узнать о судьбе Светлейшего Князя и его спутников.
- Ты бы о своей судьбе переживал, - раздраженно посоветовал тот. - али думаешь, я поверил всему, что ты наплел?
- Ты не веришь мне?! - делаю ударение на слово "мне", будто меня сей факт крайне изумил, и даже встаю.
- А ты сядь, сядь, - дважды повторяет Евлампий. - Не горячись, боярин, чи кто ты есть. Сгоряча можно и головы лишиться.
- Голов мы с тобой в любом случае лишимся, ежели князь мертв. Уж поверь мне, эти люди и под землей достанут.
Видно, что мои слова все же зародили сомнения у собеседника. Он даже сдвинул папаху на затылок, позволив мне разглядеть прищуренные черные глаза и почти сросшиеся на переносице густые брови.
Похоже, выбранная мною тактика оказалась правильной. Главное вовремя пресекать все его вопросы и молоть нечто важное и непонятное. Эх, сейчас бы на мое место какого-нибудь народного избранника из моего мира, так он бы вмиг забил этому бородачу весь мозг умными непонятностями. Но и перебарщивать нельзя.
- На кой же им Нарышкин живьем сдался? - задает очередной вопрос Евлампий.
- Какой Нарышкин? - не понимаю я и, судя по взметнувшимся под папаху бровям собеседника, соображаю, что только что сморозил какую-то глупость.
Ё-моё, так это ж Светлейший Нарышкин! Известная фамилия, кстати, в моем мире. Жаль не помню, кто такие эти Нарышкины были.
- Пан генерал, - раздается из-за спины голос Чиниги. - Хлопцы зробыли все, як вы повелели. Будем уходить, чи шо?
Бородач, оказавшийся генералом, некоторое время переводит взгляд то на появившегося пана Чинигу, то на меня. Видно, в его голове толкаются две мысли, пытаясь завладеть вниманием - мысль о том, что я не знаю, кто таков Нарышкин, и мысль, связанная с сообщением Чиниги.
- Следы хорошо запутали? - наконец спрашивает он вислоусого, поднимаясь и плотнее запахивая черный полушубок.
- Все як вы приказали, пан генерал.
- Тогда пошли. А этого, - генерал кивает на меня, - пусть на прицеле ведут. Ежели бежать надумает - стрелять.
- Мабуть, связать ёму руки? Дюже прыткий ций чоловик.
- Нешто быстрее пули? - бросает бородач и, посчитав разговор оконченным, двигается к просеке в кустарнике.
- Мабуть, быстрее, - бормочет в усы Чинига, опасливо косясь в мою сторону, вероятно вспоминая, как ночью караульный Панас, целясь в меня, застрелил своего товарища.
Один из сопровождающих постоянно тычет в спину стволом. Второй, из-за узости протоптанной в глубоком снегу тропинки, идет позади товарища, но тоже держит ружье наготове. Следующий впереди Евлампий изредка оглядывается, словно убеждаясь, что я все еще не сбежал.
Интересно, если я сейчас схвачу ствол, ткнувшийся в поясницу и направлю в бородача, будет ли шанс у сопровождавшего меня хлопца не пристрелить генерала? До чего же заманчивая идея. Жаль, самоубийственная. Если даже второй конвоир промахнется в меня, то все равно убежать по глубокому снегу не получится. Ночью еще можно было бы рискнуть, но, к сожалению, уже полностью рассвело.
Куда мы идем? И где, в самом деле, князь со спутниками? Неужели их все-таки порешили? Жаль, если так. Их компания нравилась мне гораздо больше этой. Эх, протянуть бы до ночи, тогда можно будет попытаться сделать ноги. Вот только куда?
За размышлениями не обратил внимания, долго ли шли. Однако не менее часа - точно. Вот между стволов показалось бревенчатое строение, и вскоре вышли на обширную поляну. В центре небольшая избушка с крытой щепой крышей и каменной трубой, курившейся еле заметным дымком. Рядом рубленный сарайчик, у низких дверей которого топчется часовой.
Завидев нас, часовой радостно замахал кому-то из конвоиров.
- Гринька, подь сюды. Покарауль трохи, бо мне до ветру трэба, вже мочи нету.
- Ну и что мне с тобой делать, боярин? - не обращая внимания на перебранку часового с конвоирами, обращается ко мне бородач. - Без присмотра оставить не могу, ибо не доверяю. А к энтим бросить, так забьют ведь, а? Может, расскажешь все как есть, а я тогда и подумаю, как с тобой быть ? Как звать-то тебя, запамятовал штой-то? Больно уж длинно ты прошлый раз назвался. Я хоть и в генеральском чине, но люблю по-простому чтоб, без энтих регалий и церемоний.
- Дмитрий я, Станиславович. А ежели по-простому, то господин дженераль-электрик, - представляюсь именем знаменитой электричекой компании. - Так что мы с тобой Евлампий, в некоем роде коллеги.
- Чего? Кто мы?
- Коллеги. Ну, вроде как в одном чине, - со вздохом поясняю необразованному бородачу. - Оно конечно генерал-электрик звание практически маршальское. Но я не заносчив, так что обращай ся ко мне без излишних расшаркиваний.
Глядя на окончательно сбитого с толку мужика, снисходительно хлопаю его по плечу и прохожу мимо, в сторону избушки, бросив на ходу:
- Ладно, Евлампий, пошли в дом. Чего торчать-то на морозе? Чай, уже и позавтракать пора.
Конвоиры машинально двинулись следом, почтительно обходя остолбеневшего генерала.
- А вас, хлопцы, кто приглашал? - с удивленным возмущением оборачиваюсь к ним. - Нарубите-ка лучше дровишек да подмените этого бедолагу, не то обделается в штаны.
Кивнув на часового, вижу, что того и след простыл. Видать, конкретно прижало.
В это время на тропинке показались Чинига и пятеро следовавших за ним подчиненных.
Говорят, наглость - второе счастье. Не знаю, будет ли мне счастье, но не могу остановить прущую из меня наглость и, изобразив гнев, ору на вислоусого:
- Что за разгильдяйство, пан Чинига?! Почему на посту отсутствует караульный?! Ежели что, головой ответишь! Развел тут бардак! А ну, быстро навел порядок!
Начавший было что-то говорить генерал, вновь заткнулся. Пан Чинига, остановленный моим криком, смотрел на Евлампия Савина, вероятно, пытаясь услышать хоть какие-то объяснения.
- Ось... Ось... Шо це такэ, пан генерал?.
- А запри-ка этого говоруна вместе со всеми, - наконец вымолвил бородач.
- Кого? Чинигу? - делаю последнюю попытку заговорить врагов до смерти, понимая, что хуже уже не будет.
Евлампий лишь недовольно зыркнул и поторопил Чинигу:
- Да пошевеливайся! И караульного поставь. Да всыпь плетей тому засранцу.
М-да, кого-то язык может и доведет до Киева, а меня довел до темного холодного сарая. Не надо было так наглеть. Ведь Евлампий почти уже начинал верить в тот бред, который я нес. Наверняка он и сейчас пребывает в сомнениях. Просто не смог мужик смириться с тем, что я, будучи практически пленником, принялся вдруг командовать. Вот сгоряча и распорядился бросить меня сюда.
Дверь захлопнулась, погрузив помещение в непроглядный мрак. Но я успел заметить людей у противоположной стены.
- Погоди, Алексашка, успеется, - послышался из темноты голос Светлейшего. - Ты, Дмитрий Станиславович, никак соскучился по нашему обществу?
- Не так чтобы очень, - признаюсь честно. - Оно конечно с вами веселее, но слишком уж часто по голове получаю.
- Нешто напрасно?
- По голове-то? - хочу возмущенно поведать о несбывшихся планах на освобождение, порушенных Алексашкиным ударом в мою челюсть, но слышу поскрипывание снега за дверью и решаю повременить. Может, это просто переминается с ноги на ногу часовой, а может, и кто-нибудь дюже любопытный приложил чуткое ухо.
Глаза понемногу привыкают к темноте, да и сквозь неплотно подогнанные доски дверей проникает немного света. Осторожно подхожу к еле различимым силуэтам сокамерников. Вижу пятерых - значит все оставшиеся давеча на поляне остались живыми.
- Благодари Петра Алексеича, паскуда, - раздается голос Меньшикова. - Не то придушил бы тебя, как крысеныша.
- А мне думается, - прерывает денщика князь, - не встрянь Дмитрий, так нас сразу живота и лишили бы.
- Оно еще неизвестно что ждет впереди. Может, ежели сразу, так и лучше было б, - высказывается боярин Федор.
Солдаты молчат. Лишь один горестно вздыхает.
Опускаюсь на колени и еле слышным шепотом говорю, чтобы Алексашка продолжал меня громко ругать, а Светлейший время от времени его окорачивал. Князь кивает и толкает денщика кулаком в плечо, призывая к действию. Не слушая искренние Алексашкины проклятия, рассказываю обо всем как есть. Выражаю уверенность, что генерал захочет еще со мной пообщаться. Он хоть и не поверил во все, что я наплел, но сомнения наверняка гложут - иначе, почему все мы еще живы? Вот тогда-то постараюсь сориентироваться в обстановке насчет побега, а возможно и воплотить план по захвату бородача в заложники.
- Почему мы должны тебе верить? - спрашивает Федор.
- Почему? - переспрашиваю и задумываюсь. - А на кой мне вас обманывать? Вот скажи: зачем мне вас подбивать на побег?
- Ну... - протягивает боярин и замолкает.
Даже Алексашка прекращает меня костерить, задумавшись над вопросом. А может, просто устал ругаться впустую.
- А вот зачем мне помогать вам? Я-то в вашем мире... в смысле, в вашей мирской жизни человек случайный. Мне что одни, что другие - все едино. Разве что с вами первыми встретился, да вы напоили и накормили меня. Зато те не связывали и по голове не били, несмотря даже на то, что на моих руках кровь их товарищей. Вот убегу один. Одному легче.
- И куда ж подашься, коли один сбежишь? - с усмешкой спрашивает князь.
- Да в первую попавшуюся деревеньку. Найду там какую-нибудь добрую вдовушку, жаждущую мужской ласки. Я ж всю жисть в монастыре провел. У меня этой ласки знаете сколько нерастраченной? Ого-го!
- Ишь ты, раскатал губищу, - прервал Федор. - Хлебни вон водицы да поостынь.
- При упоминании о водице ощущаю сильную жажду и облизываю пересохшие губы. В стороне, куда кивнул боярин, замечаю темный силуэт, напоминающий бочонок. Подхожу на четвереньках, наклоняю - действительно водица. Рядом не находится ни ковшика, ни какой другой мелкой посудины, поэтому пью прямо из бочонка, наклонив так, чтобы вода была у самого края.
- А кто такой этот Евлампий Савин, - спрашиваю, напившись.
- Лет десять назад государь Федор Борисович лишил его и весь его род дворянского звания, - объясняет Светлейший Князь. - Под началом Савина южное порубежье находилось. Так он, вступив в сговор с крымским ханом, продавал в полон русских людей целыми деревнями.
- Это как же так?
- Пропускал крымчаков, а потом отправлял погоню по ложному следу, заранее подготовленному.
- И за это его только дворянства лишили?
- Поймали бы, так повесили, аки вора. Да только не слышно о нем ничего было доселе.
- Ясно. А как же вас-то живьем взяли, после того, как этот, кх-м, Александр врезал мне в челюсть?
- Услышав, что меня нужно взять живым, я договорился с Савиным, мол, сдамся, ежели остальным тоже жизни сохранят, - пояснил князь. - Любопытный я, понимаешь ли. Захотелось очень узнать, зачем это Бельские меня живым видеть захотели. Так это оказывается твоя выдумка?
- Тише ты, Петр Алексеич, - шикаю, кивая на дверь.
- Ты еще будешь Светлейшему Князю указывать?! - изловчившись, Алексашка пинает меня в плечо и я кубарем отлетаю в сторону.
Князь что-то кричит денщику, но я не слушаю, бо поглощен появившейся мыслью. Мысль гениальной не назвать, но, лучше хоть какая-то, чем вообще никакой.
Через четверть часа князь с одним из гвардейцев устраивается слева от входа, Федор с другим гвардейцем - справа. Меньшиков, встав напротив меня, бьет кулачищем по левой ладони, сопровождая сочные шлепки громкой руганью. Я же, опершись спиной о дверь и колошматя в нее ногой, кричу классическое:
- А-а! Спасите! Помогите! Хулиганы зрения лишают! А-а!
Снаружи слышатся крики и скрип снега под быстрыми шагами. Наконец, кто-то стучит прикладом в дверь, дабы привлечь внимание.
- А ну, геть от дверей, не то стрелять будем! - слышится крик пана Чиниги.
Мы с Алексашкой отходим в сторону. Он замолкает, а я продолжаю жалобно скулить, будто побитая собака.
С той стороны выбивают подпиравшее дверь бревнышко, и та отворяется. В ярко освещенном проеме тут же появляются два черных ствола, направленных в глубину сарая ружей. Бандиты слепо щурятся, ничего не видя внутри после яркого солнца. Я тоже мало что вижу после темноты, но, понимая, что все зависит от скорости действия, всматриваюсь наружу до рези в глазах. Сквозь выступившие слезы все же различаю стоящих напротив генерала и пана Чинигу. К ним и шагаю, согнувшись, жалобно поскуливая и слепо шаря перед собой.
- А-а. Они мне глаза выбили-и. А-а-а, - размахивая руками, будто боясь на что-нибудь наткнуться, как бы невзначай отвожу стволы ружей в стороны, и за них тут же хватаются цепкие руки товарищей и вдергивают ружья вместе с владельцами внутрь сарая.
Я в это время уже делаю шаг к генералу, опять же, словно сослепу оттолкнув Чинигу.
- А-а-а, я ничего не ви-ижу-у. А-а-а, - в очередной раз изображая слепоту, натыкаюсь вытянутыми руками на Евлампия, хватаю левой за правый рукав полушубка, правой - за меховой воротник и, дернув на себя, бросаю генерала через бедро в сторону дверного проема, где уже застыл в ожидании гостя княжеский денщик.
Рядом, кроме привычно офигевшего пана Чиниги, никого нет. Однако по всей обширной поляне бродят не менее десятка вражеских солдат. Поэтому решаю поскорее вернуться в сарай. Уж теперь-то с таким заложником шансов на освобождение всяко больше.
Но вот же незадача, как только делаю попытку захлопнуть за собой дверь, в нее тут же вцепляется, выпучив глаза, вислоусый.
- Це ж пан генерал, - бормочет Чинига, словно бы пытаясь меня образумить. - Вин же мине голову снесет.
- Да? Ну, заходи и ты, - отпускаю дверь, вовремя схватив за шиворот потерявшего равновесие пана, и запихиваю его вслед за генералом в темноту сарая. Там чье-то, скорее всего Алексашкино, хэканье сливается с глухим ударом.
Наконец-то закрываю дверь, приветливо махнув остановившейся троице бандюков, среди которых узнаю незадачливого Панаса.
Опять ничего не вижу в темноте. Только слышу возню и усердное сопение - пленники вяжут пленителей.
Пытаюсь сообразить, как запереть дверь, но ничего в голову не приходит - открывается наружу, значит изнутри не подпереть, а вместо ручки используется какой-то косой сучок.
К сараю подходят. Судя по звуку шагов, несколько человек. Стук в дверь.
- Пан Чинига, - слышится чей-то встревоженный голос. - Вы там, чи не?
- Нет его тут, - отвечаю раздраженно. - Они с генералом через другой вход ушли.
- А-а, - понятливо протягивает голос за дверью, но тут же понятливость сменяется недоумением: - Через який другий? Це хто гутарит? Пан Чинига, вы здесь?
Дверь пытаются открыть, но я, вцепившись в заменяющий ручку сучок, упираюсь ногой в косяк.
- Панас! - ору, вспомнив, что видел знакомое лицо. - Панас!
- Чого? - парень действительно оказывается рядом.
- Пан чинига наказал, чтобы ты встал у дверей и никого не впускал, покуда они с генералом не выйдут. Понял?
Снаружи начинают о чем-то переговариваться. В голосах сквозит явное сомнение. Похоже, никто не заметил, как я бросил генерала, иначе действовали бы решительнее.
- Ну что там? - оборачиваюсь к товарищам, продолжая удерживать дверь.
- Алексашка малость перестарался, - отвечает князь. - Не можем Савина в чувство привести.
- А Чинигу?
- Этот вроде стонет, - теперь говорит Федор.
Глаза уже вновь привыкли к темноте, и я вижу, как боярин склонился над вислоусым. После пары звонких пощечин пленник задергался, засучил ногами. Судя по открывшемуся рту, хотел было заорать, но внушительный кулак, нежно приплюснувший нос, пресек необдуманный поступок.