Этот день недели был для меня не очень-то удачным. Я работал не в полную силу: не мог отделаться от мысли о вечернем походе в кино. Я знаю, это звучит глупо, но уж очень не хотелось появляться там с опухшей, окровавленной губой, а статистика утверждает, что губу я чаще всего разбиваю в воскресенье, а не в другие дни.
Кроль заметил, что я ленюсь выделывать олли, и подъехал ко мне.
– Что с тобой? Колесо посеял?
– Ну, вроде того.
– Что самое худшее может с тобой приключиться? Я пятнадцать раз разбивался, занимаясь скейтингом. Хуже всего по пути в больницу – болит все страшно. Лежишь, стонешь, весь в кровище. И думаешь: стоит оно того? Но потом они дают какую-то дрянь, и боль проходит. Это если ты в сознании. Если без сознания – тебе ничего и не нужно. Пока не очухаешься.
– Звучит здорово.
– Это вот моя философия. Сам знаешь, от боли не помрешь. Если только не будет совсем уж худо.
– Да. Спасибо. Тут есть над чем подумать.
– Правда? – Казалось, он был удивлен.
Не думаю, что кто-нибудь говорил Кролю, что в его словах есть над чем подумать. Это потому, что я на самом деле его не слушал.
Я не собирался ему ничего сообщать, потому что какой смысл объяснять что-либо Кролю? Но потом я подумал, что молчание про Алисию меня убьет. И если я не скажу ему, мне придется, придя домой, рассказать об этом маме или ТХ. Иногда не важно, с кем ты говоришь, – говоришь, и все. Потому-то я проводил полжизни, беседуя с плакатом, изображающим скейтера в натуральную величину. Кроль, по крайней мере, живой человек.
– Я встретил девчонку.
– Где?
– Какая разница! – (Похоже, разговор будет не из приятных.)
– Я всегда пытаюсь представить себе картинку, – пояснил Кроль.
– В гостях у маминой подруги.
– Так она старая?
– Нет. Моих лет.
– Так что же она делала в гостях?
– Жила там, – начал я. – Она…
– Жила в гостях? – удивился Кроль. – Как это?
Я был неправ. Плакату легче все объяснить.
– Она не живет в гостях. Она живет у себя дома. А мы там были в гостях. Она дочка маминой подруги.
Кроль повторил про себя то, что я сказал, будто это была самая сложная фраза за всю историю человечества.
– Погоди-ка… Дочка… маминой… подруги… Ага. Врубился!
– Вот и хорошо. У нас с ней сегодня свидание. Идем в кино. А я волнуюсь, что морду расквашу.
– Зачем ей расквашивать тебе морду?
– Нет, нет. Я не волнуюсь, что она расквасит мне морду. Я волнуюсь, что приду к ней с расквашенной мордой. Шлепнусь сейчас, катаясь. Видок у меня после этого, сам знаешь, ужасный.
– Упс… – произнес Кроль. – Она хоть из себя ничего?
– Еще как! – Я был убежден, что это правда, но не помнил, как она на самом деле выглядит. Я так много думал о ней, что ее образ выпал из памяти.
– А, ну да, – кивнул Кроль.
– Что ты имеешь в виду?
– Она из себя ничего, а ты – нет, да?
– Да, знаю. Но спасибо, что повысил мою самооценку, – поблагодарил я.
– А я вот что думаю, – отозвался Кроль, – лучше бы тебе расквасить физиономию.
– Зачем?
– Ну смотри, ты расхаживаешь, например, с синяками под каждым глазом или даже со сломанным носом. Ты можешь сказать, что выглядишь плохо, потому что разбился на скейтинге. Но если ты все время такой… Какое у тебя оправдание?
Хватит с меня. Пытался я поговорить с Кролем, но это бесполезно. И не просто бесполезно – это подавляет. Я в самом деле нервничал при мысли о том, как пойду в кино с Алисией. Если на то пошло, я не помню, чтобы вообще так из-за чего-нибудь нервничал, разве что в первый день в первом классе. А этот дурак говорит мне, что мой единственный шанс – расквасить себе ряшку, чтобы она не увидела, как я выгляжу в действительности.
– Знаешь что, Кроль, ты прав. Не буду лениться. Целый день сегодня – шовиты и гейтвисты.
– Вот это мужик!
А потом, не успел он оторвать от меня взгляда, я взял в руки свою доску и пошел прямо к воротам – и дальше по улице. Я хотел поговорить с ТХ.
По пути домой я понял, что еще ни о чем конкретном с Алисией не договорился. Когда подошел автобус, я двинулся вперед по салону и сел прямо за кабиной водителя. Рядом со мной никого не было. Я достал из кармана ее карточку и набрал номер.
Она не узнала меня по голосу, и на какое-то мгновение я почувствовал себя нехорошо. Что, если я все это сам себе напридумывал? Нет, конечно, это не игра моего воображения. Но может, она вовсе не вела себя со мной так напористо, как мне это запомнилось, и про кино сказала так просто…
– О, привет! – сказала она, и я как будто слышал, как она улыбается. – А я уж боялась, что ты не позвонишь.
И мне опять стало хорошо.
Слушайте, я знаю, что вы не хотите читать про каждую пустяковину. Вам неинтересно знать, на какое время мы с ней договорились и все такое. Все, что я пытаюсь вам втолковать, так это то, что день тот был совершенно особенным, и я запомнил каждую его секунду. Я помню погоду, помню, чем пахло в автобусе, помню царапину с корочкой на моем носу, которую я сковырнул, когда звонил ей по мобильнику. Помню, что сказал ТХ, когда я пришел домой, и что надел, когда пошел на свидание, и во что она была одета, и как легко все стало, когда увидел ее. Может быть, некоторые решат, учитывая последующие события, что это были какие-то сюси-пуси, как обычно у юнцов. Но нет. Даже близко ничего такого.
Мы и в кино-то не пошли. Сначала болтали на улице, а потом пошли в кафешку в соседнем подъезде и там сидели. То и дело один из нас говорил: «Пойдем, пора», но ни она, ни я не двигались с места. Это была ее идея вернуться к ней домой. И когда пришло время заняться сексом – это была тоже ее идея. Но я забегаю вперед.
Думаю, до тех пор я немного ее побаивался. Она была такая красивая, и ее мама с папой были такие напыщенные, и я переживал, что она решит, будто я всего лишь парень ее возраста, пришедший со своей мамой в гости к ее маме, а это вовсе не значит, что нам надо встречаться. Вечер закончился, гости ушли, и она может условиться о встрече с кем-то другим, с кем захочет.
Но на самом деле в ней не было ничего пугающего. Ничего навороченного. Она даже не была такой уж башковитой. То есть нет, тупой-то она тоже не была. Но если знать, что мама ее работает в городском совете, а папа преподает в универе, можно подумать, что она круглая отличница. А она полвечера говорила о том, какие уроки она прогуляла, и о всяких неприятностях, которые у нее были в школе, и о том, сколько раз ее за это вздрючили. Ее как раз отчихвостили в тот вечер, когда были гости, потому она и была дома. А все это – что она якобы хотела меня видеть, – это было вранье полное, как я и думал.
И в колледж она не хотела.
– А ты хочешь? – спросила она.
– Да. Конечно.
– Почему «конечно»?
– Не знаю…
Хотя я-то знал. Но не хотел распространяться об истории моей семейки. Если бы она узнала, что у нас вообще никто – родители, дедушки-бабушки, прадедушки-прабабушки – не закончил колледжа, тогда точно решила бы, что ей не стоит на меня тратить время.
– Ну так куда же ты пойдешь, – спросил я, – когда закончишь школу?..
– Не хочу говорить…
– Почему?
– Ты решишь, что это что-то такое выпендрежное.
– Как это может быть, если это совсем наоборот?.. Ты же учиться не хочешь?
– Знаешь, выпендриваться можно по-разному. То, о чем я говорю, там нет никаких экзаменов или чего-то в этом роде.
Я совсем потерялся. Мне никогда не приходило в голову, что о чем-то, не имеющем отношения к экзаменам, можно сказать, что оно выпендрежное. Ведь что это значит – выпендрежное? Это когда кто-то выставляет себя напоказ. То есть важничает, какой он умненький, да? Разве кто-нибудь скажет, что ТХ выпендривается, потому что любит опасные трюки?
– Клянусь, не скажу, что ты выпендриваешься.
– Я хочу быть моделью.
Да, теперь я понял, что она имеет в виду. Она – показушница. Но что она предполагала услышать в ответ? Щекотливая ситуация, доложу я вам. Я что хочу сказать: не дай вам бог встречаться с кем-то, кто вот так напрямую говорит, что хочет стать моделью, потому что ведь все мы этого хотим, да? С кем-то, кто и выглядит как модель, только грудь не такая плоская. Другими словами, если вы встречались с кем-либо, кто говорит, что хочет быть моделью, вы и без меня понимаете, что веселого в этом мало. (Особенно избегайте некрасивых девушек, которые хотят быть моделями. Не потому избегайте, что они некрасивые, а потому, что они чокнутые.)
Я не много знал тогда про модельный бизнес да и сейчас знаю немногим больше. Алисия была хорошенькой, но не худой, как грабли, и у нее были родинки. Поэтому я не знал, есть ли у нее шанс стать новой Кейт Мосс. Может, и нет. И еще я не знал, почему она мне это сказала: потому что у нее действительно такие планы или ей хотелось услышать от меня, как она мне нравится?
– Вовсе это не выпендреж, – сказал я. – Ты легко можешь стать моделью, если захочешь.
Я знал, что говорю. Я хотел во что бы то ни стало повысить свои шансы с Алисией. Не знаю, поверила ли она, но это было не важно.
В тот вечер мы впервые вместе легли в постель.
– Ты прихватил кое-что? – спросила она, когда стало очевидно, что нам нужно кое-что.
– Нет. Конечно нет.
– Почему «конечно нет?»
– Потому что… Я же думал, мы в кино пойдем.
– И ты не носишь это с собой? Просто на всякий случай?
Я отрицательно покачал головой. Я знал одноклассников, которые так делают, но они просто пыль в глаза пускали, большинство из них по крайней мере. Был один парень, Робби Брэди, так он один и тот же пакетик с «Дюрексом» показывал мне пятнадцать раз. Ну, каждый может купить их, и я тоже, купить – не проблема. Но я ничего не сказал. Я всегда думал так: если мне эта штукенция понадобится, я всегда заранее ей запасусь, потому что такой уж я человек. Я никогда не рассуждал подобным образом: а вдруг сегодня вечером мне придется трахнуть кого-нибудь, кого я сейчас вообще еще не знаю, так прихвачу-ка я презерватив. Я всегда надеялся, что это будет спланировано как-то получше. Я думал, что мы как-то загодя это обговорим, так что будем оба к этому готовы, и это пройдет как-то по-особенному, без напряга. Мне никогда не нравились всякие истории, которые я слышал от парней в школе. Они всегда себе льстили, но это не походило на тот секс, о котором в книжках читаешь и видишь в порнофильмах. Это всегда было впопыхах, иногда прямо на улице, а иногда рядом находились другие люди. Я убежден, что скорее вообще не стал бы заниматься сексом, чем развлекаться таким манером.
– Ох, да ты славный мальчуган, – сказала Алисия. – Мой последний парень повсюду носил с собой кондомы.
Видите? То, что я и думал. Он всегда носил с собой кондомы и никогда ими не пользовался, потому что Алисия ему не давала, а не давала потому, что ей не нравилось, как он на нее давит. Иногда презерватив на самом деле по-настоящему помогает, чтобы не залететь. Если ты такой парень, который носит с собой кондом постоянно, никто с тобой по-всякому спать не станет, так ведь? Но по крайней мере, я был с девушкой, которая хотела секса со мной. Только мне от этого было не легче. У бывшего парня Алисии не было с ней секса потому, что он носил с собой презерватив, а у меня – потому, что я не ношу. Но она хотела секса со мной. Так что в целом я был рад, что я – это я, а не он.
– Давай пойдем стащим один, – предложила Алисия.
– Где?
– В спальне у моих предков.
Мы встали и пошли к двери. На ней не было ничего, кроме футболки и кроссовок, так что не нужно было быть великим провидцем, чтобы понять, что творилось в ее комнате.
– Меня же убьют, – испугался я.
– Не будь таким слизняком! – возмутилась она, но я так и не понял, почему бояться, что тебя убьют, – значит быть слизняком. По-моему, это просто нормальный здравый смысл.
И вот я где-то минуты две лежал в постели в ее спальне и пытался припомнить, как мы оказались здесь. По правде говоря, особых усилий не потребовалось. Мы вошли, поздоровались с ее мамой и папой, поднялись по лестнице – и вот мы на месте. Мы никогда об этом не говорили. Мы просто делали то, чего нам хотелось. Хотя я был убежден, что она хотела проделать все это из-за своего бывшего. Я тут был так, сбоку припека. Я имею в виду, что если бы она меня терпеть не могла, то, конечно, не стала бы этого делать. Но я помнил, как она мне тогда, при первом разговоре, сказала, что может передумать, и я догадывался: она почему-то хочет того парня вернуть. Она как будто собиралась над ним поиздеваться. Он-то настаивал, она говорила «нет», тогда он послал ее к черту. Вот она и решила переспать с первым встречным, мало-мальски пристойным с виду. Держу пари, что, если бы у нас был секс в тот вечер, это не осталось бы между нами. Она уж как-нибудь дала бы ему знать, что она больше не девочка. Это у нее было вроде пунктика.
И вдруг мне расхотелось делать это. Знаю, знаю. Вот красивая девчонка, которая мне на самом деле нравится, и она ведет меня к себе в спальню, и понятно, что не просто так. Но когда я понял, что к чему, мне как-то стало казаться, что это неправильно. Нас было трое в койке, она, я и он, и я прикинул, что, поскольку у меня это в первый раз, хорошо бы, чтоб нас было поменьше. Я решил подождать, пока он уйдет, чтобы быть уверенным, что ей в самом деле это интересно.
Алисия вернулась, держа в пальцах маленький серебристый пакетик.
– Та-ра-ра! – пропела она, помахивая им в воздухе.
– А ты уверена, что он качественный? Не просроченный?
Не знаю, почему я это сказал. То есть знаю почему: потому что искал какой-нибудь повод. Но я мог использовать кучу предлогов, и этот был не лучший.
– Почему бы ему не быть качественным? – спросила она.
– Не знаю.
Я и вправду не знал.
– Потому что он папин?
«Может, и да, это я и имел в виду», – подумалось мне.
– Думаешь, у них и секса никогда не бывает? И презервативы валяются годами?
Я ничего не ответил. Но именно об этом я и думал – странно, правда? Поверьте мне, я знаю, что родители занимаются сексом. Но думаю, что не был в курсе, как с этим обстоит дело у родителей, которые живут вместе. Для меня как-то само собой подразумевалось, что у родителей, которые живут вместе, секс бывает реже, чем у тех, кто живет врозь. Меня сбило с толку, что у них вообще есть презервативы. Если у людей они есть, значит они вообще-то занимаются сексом, причем все время, правда? Их покупают люди, которые реально ими пользуются.
Она посмотрела на ценник.
– Срок годности – двадцать первое сентября две тысячи пятого года.
(Если вы читаете это в будущем, я скажу вам, что это было задолго до 21 сентября 2005 года. У нас было много времени, чтобы использовать этот презерватив. Годы и годы.)
Она протянула мне упаковку.
– Бери. Нам он не понадобится.
– Почему?
– Потому что уже поздно, и мама с папой знают, что ты здесь. Они скоро начнут стучаться. Они всегда это делают, если парень задерживается у меня слишком надолго.
На моем лице, наверное, застыло какое-то особенное выражение, потому что она встала на колени перед кроватью и поцеловала меня в щеку.
– Извини! Я не хотела так вот…
– А как ты хотела?
Я сказал первое, что пришло мне в голову. Я-то сам хотел, чтобы было совсем поздно. Ее родители забарабанили бы в дверь, и я бы быстренько оделся и пошел домой.
– Ты не хочешь заниматься этим, правда? – спросила она.
– Не хочу… – промямлил я. И сразу же добавил: – Нет-нет, хочу…
Она засмеялась.
– То есть я тебя не смутила, а?
– Не понимаю, почему ты этого захотела, – сказал я. – Ты говорила, что с бывшим своим парнем не была к этому готова.
– Не была.
– А почему тогда со мной?..
– Ты мне нравишься.
– Значит, он не слишком-то тебе нравился?
– Нет, не очень. То есть сперва нравился, потом разонравился.
Больше я ей вопросов не задал. Смысла не имело. Выходило так, словно она решила переспать со мной побыстрее, пока я ей не разонравился. Как будто она знала, что завтра я ей нравиться не буду, – так что надо все проделать сегодня. Хотя если посмотреть с другой стороны, все такие. Я имею в виду, спишь с человеком, потому что он тебе пока что не осточертел, а осточертеет – больше не спишь.
– Если ничего не хочешь, почему бы тебе не уйти?
– Хорошо. Сейчас.
И я встал, и она расплакалась. И я не знал, что делать.
– Лучше бы я не говорила тебе, что хочу стать моделью. Я чувствую себя так глупо.