***
Леголас зашёл в покои своего отца, где, если уж не в тронном зале, он должен был находиться. Владыка Лихолесья готовился идти в бой. Его слуги заканчивали облачать своего правителя в искусный древний доспех, на который ушёл отборнейший мифрил. Трандуил слегка повернул голову в сторону сына, и его взгляд упал на дыру в броне наплечников.
— Город пал, — только сказал Леголас. — Но мой отряд понёс большие потери.
Взмахом руки король приказал своим слугам удалиться. Он и сам мог закончить приготовления, но сейчас его волновал сын — принц видел это в неотрывном взгляде владыки.
— Всё хорошо, — принц повернулся к отцу полу боком, дабы скрыть рану. — Какие будут приказания?
— Отдохни, — только лишь сказал Трандуил. — Ты уже не справляешься. То ведёшь войска на битву, то бегаешь в поисках вещей для той женщины. Усталость — самый главный враг воина, — Леголас потемнел лицом. Да, он был прав, принц действительно устал за последнюю неделю. Но он не собирался отступать. Ни перед врагом, ни перед своим обещанием Джасти. Трандуил же, видя, что сын не согласен, сменил тему: — Кстати, как её успехи?
— Это поразительно, отец, — искренне произнёс принц. — Я был там вчера. Наши воины меняются на глазах! Их раны затягиваются, жар спадает. Она сказала, что четверых можно будет отпустить через неделю.
— Действительно? — удивился владыка.
— Она лечит метки смерти. Йорвет встал на ноги. Альаэль…
— И неужели никто не умер? За целую неделю?
Но тут Леголас печально опустил голову. Владыка усмехнулся.
— Драниэль умер два дня назад. Но то было несчастным случаем. Его рана не была тому виной. — Трандуил кивнул, удовлетворённый словами своего сына. Показалось ли молодому эльфу, или в глазах отца действительно промелькнула надежда? — Но что дальше? — поинтересовался сын. — Ты дал ей новое испытание, и она его прошла. Дом Последнего Пути больше не приносит смерти.
— Ещё ничего не пройдено. За неделю оттуда ещё никто не вышел здоровым, но уже была одна смерть.
— Отец, посети его! — упрямство отца злило Леголаса — он невольно повысил голос, дабы докричаться до разума правителя. — Ты сам увидишь, на что способна эта женщина… — взмах руки Трандуила заставил принца прикусить язык.
— У меня нет времени навещать человека, — холодно отозвался он. Подойдя к зеркалу, король продолжил закреплять свой доспех. — Я поведу Воронов в северо-восточную часть Лихолесья. На этот раз мы истребим колонию пауков, что заселяет ту местность.
— Пауков? — и тут до принца дошло. Он настолько привык видеть своего отца, облачающего в латы, что это стало настолько обыденным, как восход солнца. Но эльф вспомнил, что эти королевские латы нужны не для красоты. — Но ты только что вернулся после битвы с людьми.
— Раз уж мне пришлось развязать войну с тремя врагами сразу, то мне положено участвовать во всех, — король стоял спиной к Леголасу, но в отражении принц видел, как нахмурилось лицо правителя. Он негромко добавил: — Мой народ и без того потерял в меня веру.
— Это не так! — вскрикнул Леголас, но осёкся, вспоминая слова Йорвета. А потом Зеврана. — Не все, отец. Многие просто не понимают, в какой ситуации мы оказались.
Трандуил вновь усмехнулся отражению своего сына и, развернувшись, бросил взгляд на пулевое ранение наследника. Его лицо в этот момент не выразило ничего. Но, как сын, Леголас осознавал, что владыка Лихолесья боится. За него самого, за свой народ, за будущее.
— Ступай, — сказал правитель. — Насчёт той женщины не переживай. Я уже определил её судьбу, если всё будет именно так, как ты говоришь.
Эльфу ничего не оставалось больше, как склониться перед Владыкой и выйти из его покоев. Подождите-ка! Трандуил берёт с собой Воронов? Кто тогда будет защищать деревню и лазарет?
***
Йорвет стал замечать, что женщина изменилась не в лучшую сторону. В ней больше не было той уверенности, с которой она подходила осматривать раненых. На их просьбу дать обезболивающее, она отвечала:
— Потерпи немного.
— Но ты же им давала кетонал, и всё было хорошо, — возмущался Йорвет.
— Его нельзя давать слишком часто.
— Тогда замени!
Но она замолкала, игнорируя эту просьбу. Девушка не только стала бояться своих действий, но и самих эльфов.
— Они думают, что Драниэля убила болезнь. Ребята доверяют тебе, — но слова Исенгрима не возвращали ей уверенность.
На следующий день их посетил принц. Йорвет заметил, что, когда приходил Леголас, девушка улыбалась. Он был единственным, кому она по какой-то причине доверяла больше, чем кому-либо. Но не в этот раз. Человечка попросила его принести ещё перчаток и спирта, дала список нужных ампул и ушла заниматься своей работой. Рассказать всё другу пришлось именно Йорвету. Почему не Исенгрим? Молодой эльф ушёл забирать Мариэль из дома. Повозка с ней вернётся только через неделю, но Лис согласился со своим товарищем — женщине нужна была помощница. Несмотря на языковой барьер, между эльфийкой и человечкой была связь. Может быть, общая профессия. Может, любовь к свой работе.
Леголас искренне поблагодарил Йорвета, что тот присматривает за ней в отсутствие переводчика. Правда, тут и присматривать-то незачем — девчонка вечно мелькала перед глазами. Одноглазый теперь с большим пониманием относился к поступку своего друга и более не злился. На его глазах товарищи действительно стали поправляться.
Принц ушёл, а Йорвету ничего не оставалось, как только смотреть за девушкой и изредка выполнять её просьбы. Теперь он стал её переводчиком и эльфом на побегушках. Это злило, но также было и хорошей возможностью размять ноги. Да, слабость никуда не исчезла, однако лежать целыми сутками командир не мог.
Хотя, чего греха таить? Один раз Йорвет был близок к тому, чтобы вновь начать душить эту женщину. Он ушёл к прачкам, где в шкафу были приготовлены выстиранные вещи раненых. Там же хранилось и всё то, что было спрятано в этих вещах. Кинжалы, целебные отвары, ножны… И курительные трубки. Среди них Йорвет отыскал свою. Найдя нужных трав, подсушив их, он вернулся в лазарет, лёг на свою кровать и был готов насладиться дымом, на что получил такую нотацию от женщины, какую ему даже родители не читали. Разве Старый Лис это бы стерпел? Нет. Если бы не пришедшие с подносами поварихи, Йорвет убил бы девчонку. Курить пришлось на улице.
— Нельзя курить в помещении, где проходит лечение! — эхом отдавались в голове её слова.
На четвертый день после смерти Драниэля Джасти подошла к Йорвету, чтобы сменить повязку. Он уже спокойно относился к этой процедуре. И сегодня понял, что её столь близкое присутствие не досаждает так сильно. Если раньше эльф не без раздражения смотрел в девичье лицо, прекрасно зная, как ей от этого не уютно, то сегодня он просто бегал здоровым глазом по лазарету. Повязка снята, женщина стала обрабатывать рану, а эльф впервые заметил, как на него смотрят остальные. Кто-то хмурился, кто-то бросал короткий взгляд на рану и тут же отворачивался. Были и брезгливые выражения лиц. Старый Лис понял, что на его лице был не просто ожог, а уродство, на которое он до сих пор не обращал внимание, не думал об этом.
Он видел эти глаза товарищей раньше. Как-то зайдя в лазарет — настоящий лазарет — он застал Исенгрима с ужасной раной на лице, о которой теперь говорил лишь уродливый шрам. С таким же пренебрежением на него смотрели представители прекрасной расы. Сейчас на Исенгрима не хотели смотреть лишний раз, а при разговоре прятали глаза. Эльфийский взор любит смотреть на красивые вещи, а разговаривать с кем-то, чьё лицо изуродовано войной, были способны немногие.
— Мне нужно зеркало, — тихо прошептал Йорвет.
— И где я тебе его возьму? — безучастно спросила Джасти, но оторвалась от своей работы и взглянула на одноглазого. На всё лицо, а не только на увечье. — Зачем тебе?
— Ты настолько глупа, что я должен объяснить тебе, зачем нужны зеркала?
Девушка нахмурилась, выражая тем самым всё, что думает о его словах, но всё-таки встала с кровати, поманив эльфа рукой. Йорвет никогда не знал, что было за третьей дверью в той маленькой прихожей. Оказывается, комната Джасти, в которую та, почему-то, никогда не заходила. Хотя, понятно, почему. Ей-то — маленькой и такой хрупкой — здесь было трудно подобраться от двери к комоду, а уж самому Йорвету, в котором бы уместили две Джасти, было вообще не пройти.
Справа от двери была кровать, а над ней он заметил зеркало. Старый Лис подошёл к нему, как к эшафоту. Оттуда на него взглянуло ужасное лицо с огромным впалым красным пятном вместо глаза, в уголках которого виднелся ещё не очищенный гной. Красные края окрашивались в синий цвет, вся скула была одним здоровым синяком. Да ещё и тянулась эта рана через всю щеку прямо к губе. Неудивительно, что большая часть его лица болела.
Пальцами мужчина потянулся к ожогу, хотел потрогать, будто это была злая иллюзия. Но нет. Это реальность. Уродливый эльф. Как на него теперь будут смотреть? Как его отряд будет говорить с ним? Через силу.
— Он станет меньше, — вдруг произнесла человечка. Йорвет уже забыл про неё. — Синяк спадёт, а краснота уменьшится.
— Ты считаешь, что я должен обрадоваться этому? — в голосе прозвучали нотки ярости, и с каждым словом становился громче. Он резко повернулся к Джасти и указал пальцем на свой глаз. — Этому?!
— Это всего лишь будущий шрам, — пожала она плечами. Надо же, больше не боится его. — Зато жив остался.
— Да ты хоть представляешь, чем мне придётся заплатить за эту жизнь?! — голос эльфа сорвался на крик. — На меня теперь будут смотреть с брезгливостью! Ты думаешь, приятно жить с чувством, что никто не будет при разговоре смотреть тебе в глаза?
— Прекрати жалеть себя! — рявкнула женщина. Что? Йорвет не мог скрыть удивления на её реакцию. Да, девчонка точно изменилась — она к тому же перестала его бояться. — Вернись в кровать, я закончу свою работу.
Ну всё. Даст голову на отсечение Леголасу, но это дело будет того стоить. Кто она такая? Как смеет повышать голос? Забыла своё место? Йорвет быстро напомнит ей. Благо, она была достаточно близко, что бы тот молниеносно схватил своими пальцами её тоненькую шею и сжал. Пока не сильно, для предупреждения.
— Не смей мне указывать, Dhʼoine, — прошипел эльф женщине в лицо.
Что не говори, теперь в ней больше не было того страха перед Старым Лисом. Были две догадки. Смерть Драниэля сломала девушку. Не так, как это бывает, немного в другом направлении. Или она чувствовала свою власть над другом Леголаса? Проклятье, да она права! Он сжимал пальцы на её шее сильнее, но не позволял себе перейти границу.
— Ты и Исенгрим всё равно красивы. Даже с вашими шрамами, — в тон прошипела Джасти.
Йорвет удивился, да так сильно, что даже рот распахнул. Эти слова были настолько неожиданными, что он не знал, как на них реагировать. То ли она насмехается над ним, то ли ещё чего. Но тот факт, что человечка не понимает всю суть происходящего — это точно.
— Не знаю, как у тебя, но у Исенгрима есть не только внешняя красота, — продолжала шептать девушка сдавленным голосом. — Если будешь вести себя, как ублюдок, ни одна эльфийка на тебя не взглянет.
Ах она…! Мало того, что не понимает сути, так ещё и перевернула всё с ног на голову! Эльфийки? Йорвет — военный эльф от пальцев ног до кончиков ушей, ему эти эльфийки не нужны! Ему нужна преданность своих воинов и их доверие! А смотря на его глаз, они не будут думать ни о чем, кроме как: «У нас могут быть такие же ранения. Мы можем проиграть».
Каждое её слово только сильнее выводило из себя. Старый Лис перекрыл дыхание дерзкой девчонке и хорошенько впечатал головой в стену, дабы та хоть немного поразмыслила своими мозгами. Вот теперь-то Йорвет наконец увидел страх в человеческих глазах.
— Не забывайся, Dhʼoine, — он ослабил хватку, давая доступ к кислороду.
Взгляд Джасти вновь поменялся. Она открыла рот, хотела было сказать что-то колкое, чем вновь подвергнет свою жизнь опасности, но…
В лазарете разбилось окно. Эльф с человеческой женщиной одновременно посмотрели на выход и также вместе вбежали внутрь. Раненые приподнялись со своих кроватей и с любопытством смотрели на осколки, лежащие на полу. Среди них валялся крупный камень. Йорвет нахмурился, но, кажется, догадался, в чём дело. Он подошёл к окну и увидел среди деревьев проезжающую мимо кибитку. Ею управлял старый поседевший эльф, а между стволами прятались двое молодых ребят, со смехом поглядывающие на лазарет.
— Что это значит? — спросил один из раненых, который не мог встать самостоятельно и взглянуть на происходящее.
— Деревенские переезжают, — ответил Йорвет и перевёл свой взгляд на камень. — И, кажется, они ясно дали понять, что не желают соседствовать с человеком.
— Мариэль слишком много позволяет себе рассказывать в деревне! — огрызнулся один.
— А чего рассказывать? — заступился за эльфийку второй. — Они к нам приезжали с продуктами! Да и покажи мне того, кто не в курсе об идее Леголаса.
— Переезжать из-за того, что в нескольких десятках километров живёт человеческая женщина? Да они с ума сошли!
Йорвет нахмурился и посмотрел на Джасти. Она стояла рядом с ним, смотря на детей.
— Человек! Убить человека! Застрелите её!
Женщина не понимала этих слов, но видела, с какой ненавистью и издевкой кричали эти слова именно ей. Хмурая, потирая больную шею, она резко развернулась и удалилась из лазарета.
— Да пошли вы все, грёбаные эльфы! — и громко захлопнула первую дверь, а потом дверь в свою комнату. Йорвет устало вздохнул. Исенгриму было легче с ней совладать. Что-то он задерживается.
***
Джасти впервые легла на свою кровать за прошедшие полторы недели заточения. Нет, она не стала плакать — все слёзы уже были выплаканы. Но стало так обидно… Одиноко, холодно, безнадёжно. В этот миг стало как-то всё равно. Не страшен был серый волк. Точнее, одноглазый Йорвет. Уже не хотелось видеть лицо Мариэль, в котором было столько веры и страсти к работе. Джасти больше не ждала Исенгрима. Даже Леголас не внушал такого трепета своим приходом, как два раза ранее. Девушка ощущала, как быстро перегорала в такой обстановке.
Лёжа на спине, сестра смотрела в потолок и пыталась найти смысл своей жизни. Кажется, ответа на этот вопрос не было. Точнее, был. Вон, тень от него скользнула по этой комнате. Стоп, что? Джасти приподнялась на локтях и осмотрела помещение. Нет, она точно увидела боковым зрением, как что-то пробежало мимо. Но здесь было пусто.
— Йорвет, это не смешно, — решила представить себя героиней какого-то фильма и сказать самую типичную фразу в таких моментах. Она ожидала, что ответом ей будет тишина, но тут, неожиданно, будто бы из самой тени, отбрасываемой комодом, вышел эльф. Она его знала. — Ты меня напугал!
— Прости, — улыбнулся Зевран. — Я не хотел.
— Что ты тут делаешь? Пауки уже истреблены?
— Если бы. Сколько бы их ни били — меньше не становится, — он подошёл ближе к девушке и осмотрел её с ног до головы каким-то уж оценивающим взглядом. — Тебе идут наши одежды.
Вот чего-чего, а этих слов она уже и не надеялась услышать среди остроухих. Это было приятно. Тем более, если учесть, что она не слышала столь приятных слов с… Да вообще за всё время пребывания здесь!
— Спасибо, — это даже смутило.
— В прошлую нашу встречу ты была более веселая. Что-то случилось?
Забавно, как легко и просто он с ней разговаривал. Вот у кого нужно поучиться Йорвету и Исенгриму общению. Что Джасти им плохого сделала? Ничего! А понимает это только Зевран. С ним было проще. Даже в первую встречу. Тогда между ними диалога не было вовсе, но он не раздражал своим присутствием, не угнетал и не ввергал в страх, как это умело делал одноглазый.
— Да так, лёгкий нервный срыв, — не очень хотелось говорить вслух то, из-за чего она была расстроена минуту назад.
— Вижу, ты врёшь. Но я принимаю твоё нежелание говорить, — Зевран перевел взгляд с девушки на дверь и улыбка его спала. — Исенгрим на месте?
— Нет, он ушёл забирать Мариэль из деревни. Но скоро должен вернуться.
— А кто за него остался? — Джасти состроила мину, по которой Зевран всё понял и усмехнулся. — Ладно. Пусть будет Старый Лис.
Он поспешно вышел из комнаты, — почему он вошёл в лазарет именно через неё? — а Джасти поспешила за ним. Любопытно же! Ну и что, что они могут говорить на другом языке! По выражению лиц тоже можно будет что-то понять. Да и Зевран, вроде бы, умеет злить одноглазого. Приятно видеть, как ему портят настроение, а не наоборот.