– Твоего близкого друга, э-э?… Видишь ли, Джеймс, у меня никогда не было друзей женщин, но Теодора… Хм… конечно, она выглядит как мужчина и…
– Отец!
Герцог насмешливо хмыкнул.
– Не могу сказать, Джеймс, что мне нравится твоя манера перебивать меня. И если я соглашусь на твое смехотворное предложение, то мне, наверное, следует ожидать каждодневных унижений. – Это была скрытая капитуляция, и отец, широко улыбаясь, добавил: – Вот и хорошо, что разговор окончен. Твоя мать всегда говорила так: «Все хорошо, что хорошо кончается».
И тут Джеймс, не удержавшись, задал еще один вопрос:
– Неужели вас ничуть не заботит, что вы делаете со мной… и с Дейзи?
Легкий румянец снова выступил на щеках отца.
– Девочка не могла бы поступить лучше, чем выйти за тебя!
– Дейзи выйдет за меня замуж, полагая, что я влюблен в нее. Но это не так. Она заслуживает того, чтобы за ней ухаживали и чтобы муж любил ее искренне.
– Любовь и брак – не одно и то же, – заявил отец и тут же отвел глаза.
– Да, верно, любовь и брак не всегда сочетаются, но вы-то совсем не оставили мне выбора. Более того, я вынужден начать свой брак со лжи, что непременно разрушит его, если Дейзи когда-нибудь об этом узнает. Вы осознаете это? И если она узнает, что я предал ее таким бессердечным образом… Тогда не только наш брак, но и наша дружба закончится.
– Уж если ты действительно думаешь, что она рассердится, то лучше сделай себе наследника в первые же несколько месяцев, – сказал герцог с видом человека, дающего дельный совет. – Женщина может отнестись к тебе с презрением – и все такое… И если она и впрямь сильно разозлится, то может даже сбежать с другим мужчиной. Но когда у человека уже есть наследник… Ха, тогда пусть уходит!
– Моя жена никогда не сбежит с другим мужчиной! – невольно выпалил Джеймс. – Жены сбегают только от таких болванов, как вы!
Герцог, снова побагровев, вскочил на ноги.
– Ты посмел назвать меня болваном?! Что ж, я скажу тебе то же самое. Ни один мужчина в здравом уме не думает, что брак – это повод нежничать и целоваться. Мы с твоей матерью поженились по разумным причинам, связанным с семейными обязательствами и финансовыми соглашениями. Мы сделали все, что было необходимо, чтобы получить тебя, и на этом остановились. Твоя мать не смогла выдержать усилий, требуемых для появления запасного наследника, но мы не стали лить слезы по этому поводу. Ты всегда был здоровым мальчишкой. Исключая то время, конечно, когда ты едва не ослеп. Но мы бы сделали вторую попытку, если бы дошло до худшего.
Джеймс промолчал, а отец, уже покидая комнату, презрительно бросил через плечо:
– И никто из нас не воспитывал в тебе таких вздорных романтических взглядов.
Джеймс невольно вздохнул. Достигнув возраста девятнадцати лет, он думал, что осознает свое место в жизни – ведь он научился и ездить верхом, и выпивать, и защищаться на дуэли… Но никто никогда не учил его – он даже не предполагал, что такому нужно учиться, – как предать человека, о котором ты по-настоящему заботишься. И не просто предать, а разбить его сердце, пусть даже это случится не сразу, а лет через пять или десять.
Потому что Дейзи когда-нибудь обязательно узнает правду – Джеймс знал это наверняка. Каким-нибудь образом она непременно обнаружит, что он притворялся, будто влюблен в нее. И этого она ему никогда не простит.
Глава 2
Теодора Саксби, известная Джеймсу как Дейзи, но сама называвшая себя Тео, изо всех сил пыталась выбросить из головы состоявшийся накануне бал у леди Корнинг. Однако как часто случается, когда очень стараешься не думать о чем-то, единственное, что занимало ее мысли, – это сцена из упомянутого бала.
Девушки, болтовню которых она подслушала, когда те обсуждали, как сильно она, Тео, походит на мальчика, даже не были особо жестокими – они ведь не сказали об этом ей в лицо. И она бы не переживала по этому поводу так, если бы у нее не создалось отчетливое впечатление, что и все джентльмены на балу придерживались того же мнения.
Но что она могла с этим поделать?
Тео в отчаянии уставилась в зеркало. Ее мать из страха именно такой оценки – хотя мама отказывалась признаться в этом – распорядилась превратить волосы дочери в мелкие локоны с помощью щипцов для завивки. Платье же, в которое ее нарядили, как и все остальные в гардеробе Тео, было белым с оборками и безусловно женским, расшитым жемчужинами и отделано розовым – сочетание, которое (по мнению Тео) только подчеркивало явно неженственные очертания ее фигуры в профиль.
Тео ненавидела свою фигуру почти так же сильно, как это платье. Ах, если бы ей не приходилось беспокоиться о том, что люди ошибочно принимали ее за мальчика… Не то чтобы такое и впрямь случалось, но все равно многие говорили о подобном сходстве. И если бы ей не приходилось беспокоиться на этот счет, она никогда бы не надела розовое. А также жемчуг. В мерцании жемчужин было что-то ужасно банальное.
На какое-то время она отвлеклась, мысленно разрывая свое платье и отдирая от него все эти оборки и жемчужины, а заодно и короткие рукава. Будь у нее выбор, оделась бы в темно-фиолетовый рубчатый шелк и гладко зачесала бы волосы назад – и чтобы без единого выбившегося локона! А единственным украшением ее прически стало бы огромное птичье перо – черное перо, – чуть загибающееся и касающееся ее плеча. И если бы рукава ее платья были до локтя, то она могла бы отделать их края узкой полоской черного меха. Или, может, лебяжьим пухом с той же отделкой по вороту. Или могла бы пустить отделку из перьев вокруг шеи. Белое смотрелось бы потрясающе на фиолетовом бархате.
Затем у Тео возникла идея, что воротник можно сделать гофрированным и отделать его узкой полоской лебяжьего пуха. Будет еще лучше, если рукава сделать не из того же темного материала, а почти прозрачными – как тот новый индийский шелк, что был на ее подруге Лусинде прошлым вечером. И она сделала бы их достаточно широкими, чтобы ниспадали волной от плеча, а затем плотно прилегали у локтей. Или, может, у запястий – так было бы более впечатляюще…
Тео вообразила, как входит в бальный зал в таком костюме. Никто не стал бы хихикать и злословить о том, походит ли она на девочку или на мальчика. Она бы остановилась на минуту наверху лестницы, привлекая к себе все взгляды, а потом бы раскрыла свой веер… Нет, веера ужасно обременительны. Она должна появиться с чем-то иным.
А первого мужчину, который пригласил бы ее танцевать, обратившись к ней «мисс Саксби», она бы встретила слегка утомленной, но благосклонной улыбкой. «Называйте меня Тео», – сказала бы она. И все эти матроны были бы так шокированы, что весь вечер не могли бы судачить ни о чем другом.
«Тео» – это ключ. Обращение по имени играет огромную роль в формировании тех глубоких привязанностей, которые мужчины испытывают друг к другу, так что самые близкие отношения у них складываются скорее с друзьями, чем с женами. Она видела это на примере Джеймса. Когда ему было тринадцать, он буквально преклонялся перед капитаном крикетной команды в Итоне. Так что если гладко зачесать волосы назад и надеть платье, слегка напоминающее униформу крикетной команды, все эти мужчины, когда-то боготворившие своих капитанов, окажутся у ее ног.
Она так размечталась, представляя себя в жакете строгого покроя наподобие итонского парадного сюртука, что даже не сразу услышала, что стучат в дверь.
– Дейзи! – Настойчивый возглас пробился наконец сквозь туман ее мечтаний, и она, поднявшись с кушетки, отворила дверь своей спальни.
– Ох, привет, Джеймс, – пробормотала Тео без особого энтузиазма.
Ей сейчас не очень-то хотелось видеться с другом, наотрез отказавшимся посещать балы. Он, конечно же, знал, какими ужасными оказались для нее все три недели ее первого светского сезона, но одно дело знать, совсем другое – испытывать. Да и как бы он мог испытывать нечто подобное? Сам-то Джеймс был потрясающе красивым и весьма обаятельным, когда не упрямился. К тому же он будущий герцог. Несправедливо, что ему так много всего досталось.
– Я не поняла, что это ты, Джеймс, – добавила Тео.
– Не поняла? – удивился он. – Но ведь я единственный человек в мире, который называет тебя Дейзи. Позволишь мне войти?
Девушка тяжело вздохнула и отошла от двери.
– Тебе не кажется, что ты бы мог все-таки называть меня Тео? Я просила тебя об этом уже, наверное, раз сто. Я не хочу быть ни Теодорой, ни Дорой, ни Дейзи.
Джеймс плюхнулся в кресло и запустил пятерню в волосы. Было ясно, что он все утро пребывал в скверном расположении духа – волосы стояли торчком. У него были красивые густые волосы; иногда они казались черными, но в лучах солнца отдельные пряди отливали бронзой.
«Вот и еще одна причина чувствовать себя обделенной», – подумала Тео. Ее собственные волосы не отличались красотой; они тоже были густыми, но какого-то невыразительного песочного цвета.
– Нет, – решительно возразил Джеймс. – Для меня ты Дейзи, и это имя тебе очень подходит.
– Ошибаешься, оно мне не подходит, – резко ответила Тео. – Дейзи бывают яркими и привлекательными, а я не отличаюсь ни тем ни другим.
– Ты очень привлекательная, – пробормотал Джеймс, не потрудившись даже взглянуть на девушку.
Она закатила глаза, но, по правде говоря, у нее не было причин сердиться на молодого человека – тот никогда не рассматривал ее внимательно, поэтому и не мог определить, привлекательна она или нет. Да и зачем ему это? Джеймс был всего на два года старше, и они делили детскую практически с пеленок, а следовательно, он прекрасно помнил, как Уигган шлепала ее за непослушание.
– Как прошел вчерашний вечер? – неожиданно спросил он.
– Ужасно.
– Тревельян не появлялся?
– Джеффри, конечно же, был там, – пробурчала Тео. – Только он ни разу не взглянул на меня. И дважды танцевал с этой волоокой Кларибел. Не выношу ее. Уверена, Джеффри тоже ее не выносит, и это означает, что он просто охотится за ее состоянием. Но если и вправду так… Почему бы ему тогда не потанцевать со мной? Мое приданое, должно быть, вдвое больше, чем у нее. Думаешь, он об этом не знает? А если не знает, – продолжала она, не переводя дыхания, – то, может, ты мог бы придумать способ как-то сообщить ему об этом? Но только так, чтобы это не выглядело слишком уж нарочито…
– Да, конечно, – ответил Джеймс. – Я мог бы, например, заявить: «Итак, Тревельян, тупоумный ты увалень, известно ли тебе, что наследство Теодоры достигает многих тысяч? Кстати, как твоя пара серых, которых ты недавно купил?»
– Ты мог бы придумать более искусный способ поставить его в известность, – сказала Тео, хотя понятия не имела, как это сделать. – И Джеффри вовсе не увалень. Он привлекательный и грациозный. Видел бы ты, как он танцевал с этой глупой Кларибел.
Джеймс нахмурился.
– Уж не та ли это, что воспитывалась в Индии?
– Да, она. Не могу понять, почему какой-нибудь проголодавшийся тигр не сожрал ее там. С ее пышными формами… она бы могла стать отличным воскресным угощением.
– Ай-ай-ай, – произнес Джеймс; впервые в его глазах замерцали смешливые искорки. – Юные леди в поисках мужей должны быть покладистыми и добрыми. А ты все продолжаешь отпускать эти чудовищно недоброжелательные замечания. Если не будешь вести себя должным образом, все светские матроны объявят тебя несостоявшейся невестой, и ты окажешься в весьма плачевном положении.
– Думаю, это только часть моей проблемы.
– Какова же другая часть?
– Я совсем не женственная и не грациозная. И, увы, похоже, никто меня даже не замечает.
– И тебе это не нравится? – Джеймс усмехнулся.
– Да, ужасно. И я охотно признаю это. Мне кажется, я смогла бы привлечь многих мужчин, если бы мне позволили просто быть самой собой. Но с розовыми оборками и жемчужными украшениями я похожу на мужчину еще больше, чем обычно. И хуже всего то, что я чувствую себя уродливой.
– Не думаю, что ты походишь на мужчину, – сказал Джеймс, наконец-то внимательно осматривая ее с головы до пят.
– Но та балерина, за которой ты ухаживаешь…
– Тебе не полагается ничего знать о Белле! – перебил Джеймс.
– Почему же? Мы с мамой были на Оксфорд-стрит, когда ты проезжал с ней в открытом экипаже. И мама объяснила мне все. Она даже знает, что твоя любовница – балерина. Странно, однако же, что ты взял себе любовницу, которую все знают – даже такие люди, как моя мать.
– Не могу поверить, что миссис Саксби сказала тебе такую чушь.
– Какую? Она что, не балерина?
Джеймс нахмурился и проговорил:
– Ты должна делать вид, что таких женщин, как она, вообще не существует.
– Не глупи, Джеймс. Леди всё знают насчет любовниц. И ты к тому же пока не женат. Вот если будешь продолжать это, когда женишься, – тогда я ужасно на тебя разозлюсь. И обязательно расскажу твоей жене. Так что берегись. Я этого не одобряю.
– Беллу? Или супружество?
– Женатых мужчин, разъезжающих по Лондону в компании роскошных блондинок, мораль которых крайне низка, – заявила Тео.
Джеймс уставился на нее с удивлением, а она добавила:
– Сейчас все это вполне приемлемо, но тебе придется бросить Беллу, когда женишься. Или ту, которая ее заменит к тому времени.
– Я не хочу жениться, – сказал Джеймс.
Тео послышалось в его голосе какое-то мучительное напряжение, и это заставило ее внимательно посмотреть на него.
– Ты поссорился с отцом, не правда ли?
Он молча кивнул.
– В библиотеке?
Джеймс снова кивнул.
– Он не пытался размозжить тебе голову тем серебряным подсвечником? – продолжала Тео. – Крамбл сказал мне, что уберет его оттуда, но я заметила, что вчера он был еще там.
– Отец разбил фарфоровую пастушку.
– О, это хорошо. Крамбл накупил их целую кучу на Хеймаркет и расставил на видных местах по всему дому в надежде, что твой отец будет швыряться ими, а не чем-нибудь ценным. Он будет очень доволен, что его план удался. Так о чем же вы там скандалили?
– Он хочет, чтобы я женился.
– Правда? – Тео была неприятно удивлена. Конечно, Джеймс должен жениться… когда-нибудь, но сейчас она предпочитала, чтобы все оставалось как есть и чтобы он принадлежал только ей. Ну ладно, ей и Белле. – Ты ведь еще слишком молод… – добавила она сочувственно.
– Тебе самой всего семнадцать, а ты уже ищешь мужа.
– Но я-то как раз в таком возрасте, когда девушки выходят замуж. Мама не позволяла мне дебютировать до нынешнего года именно из этих соображений. А мужчинам должно быть гораздо больше девятнадцати. Я думаю, что тридцать или тридцать один будет в самый раз. К тому же ты ведешь себя как юнец, то есть несообразно своему возрасту.
Джеймс снова нахмурился:
– Ничего подобного.
– Но это правда, – заявила Тео. – Я видела, как ты разъезжал вместе с Беллой, выставляя ее напоказ, словно новый сюртук. Наверное, ты поселил ее в каком-нибудь потрясающем маленьком домике, стены которого обиты атласом цвета стыдливого румянца.
Лицо Джеймса приобрело свирепое выражение, и это подтверждало догадку Тео.
– Она могла бы выбрать какой-нибудь оттенок синего, – продолжала девушка. – Женщины со светлыми волосами почему-то считают, что розовые тона выгодно оттеняют их кожу, в то время как синие, скажем лазурный или даже фиолетовый, были бы намного приятнее.
– Я ей непременно скажу. Ты пойми, Дейзи, не полагается упоминать женщин, подобных Белле, в приличном обществе. Не говоря уже о том, чтобы давать советы, как им обустраивать свои гнездышки.
– Когда это ты стал «приличным обществом»? И не называй меня Дейзи, – пробурчала Тео. – На ком ты думаешь жениться? – Ей неприятно было задавать этот вопрос. У нее всегда возникало что-то вроде собственнического чувства, когда речь шла о Джеймсе.
– У меня никого нет на примете, – ответил молодой человек, но уголок его рта слегка дернулся.
– Ты врешь! – воскликнула Тео. – У тебя точно кто-то есть! Кто она?
– У меня никого нет, – ответил Джеймс, вздохнув.