Норманны!..
Она не успела убежать. Утром голубь принес записку от Родерика: я еду к тебе, со мной много людей, я буду охранять тебя, жди меня. Это письмо заставило ее забыть о надвигающихся врагах: Родерик едет, он, конечно, не позволит ни одному норманнскому псу даже близко подойти к замку!
Но Родерик не приехал. Не успел. Норманны нагрянули раньше, чем их ждали. И их было больше, гораздо больше, чем думали защитники замка...
Грязное платье кухарки из грубого полотна и передник с большим карманом, - вот вся ее одежда. В кармане - отцовский кинжал, единственное оружие. Но бесполезно пускать клинок в ход, когда тебя тащат за волосы, да еще двое здоровенных воинов в полном вооружении. Она ничего не может сделать. Она понимает, какая участь ее ожидает, и то кричит, то подвывает в отчаянии и ужасе. Родерик! Где ты? Почему ты не приехал, не спас замок и всех нас, как обещал?..
Тяжелая дубовая, обитая кованым железом, дверь отворяется, и ее втаскивают в комнату, которая ей очень хорошо знакома. Именно сюда, в эту опочивальню, она и стремилась проникнуть, - ибо здесь, под шкурой медведя, расстеленной на полу у узкой оконной бойницы, находится люк. А под люком - лестница, спускающаяся к подземному ходу, ведущему из замка в лес...
Она не была здесь очень давно, три года; но здесь ничего не изменилось: огромная кровать темного дуба в глубоком алькове; вытканные красивыми рисунками, которые она так любила разглядывать в детстве, ковры на стенах; большая жаровня на треноге у изголовья постели.
Эта жаровня и сейчас полна еще тлеющих углей; все осталось прежним... за исключением одного: того, кто сидит на кровати. Это мужчина. Он полуобнажен. Голова его в густой тени, она обвязана, кажется, какой-то тряпицей. Лицо будто сплошь заросло густой темной бородой. Его тень падает на стену, и оттого он кажется еще огромнее и страшнее.
Впрочем, пленнице и не дают разглядеть его. Она успевает заметить лишь, когда ее швыряют на выстланный тростником пол посреди комнаты, что на сундуке в изножье кровати сложены снятые латы и шлем, и на них выгравирован летящий ворон...
2. Разговор с королевой
- Ах, мадам Карлайл, мы так счастливы вашему приезду в Лондон! Мы не перестанем повторять вам: вы оживили двор и скрасили наш досуг. Мы безмерно благодарны вам за это.
- Что вы, ваше величество...
- Вы так прелестно краснеете, дорогая. Право, только ради того, чтоб увидеть румянец на ваших нежных щечках, мы готовы вновь и вновь говорить вам, как мы вам рады и благодарны за то, что вы так скоро откликнулись на наше приглашение.
- Ваше величество, прошу вас...
Несмотря на то, что все пять дней, что Эдель провела в Лондоне, при королевском дворе, ее осыпали комплиментами, она по-прежнему смущалась и краснела. Королева благоволила к ней необыкновенно, и все придворные дамы хором повторяли за своей юной государыней, - которой только что минуло шестнадцать, - как они рады приезду мадам Карлайл.
Но сегодня ее величество была что-то чересчур добра и мила, и Эдель, хотя и хотела верить в искренность королевы, не могла избавиться от мысли, что это неспроста. И, когда та отослала своих дам, пожелав остаться с баронессой Карлайл наедине, сердце Эдель отчаянно забилось.
- Давайте побеседуем по душам, дорогая, - сказала королева. Она, как и почти все при дворе, говорила по-французски; и ее гостье, волей-неволей, приходилось изъясняться на этом же, столь ненавистном языке, который она, однако, благодаря своей старой няньке-кормилице, прекрасно знала.
- Итак, - начала королева, садясь сама, усаживая Эдель напротив себя и доверительно беря ее руки в свои, - вы, конечно, догадались уже, милая баронесса, что его величество вызвал вас в столицу неспроста. Король - и я поддерживаю его полностью, - желает выдать вас замуж. Вы вдовствуете уже достаточно, мадам, и вам давно пора сменить этот безобразный черный чепец, так не идущий вашему чистому, прелестному лицу, на головной убор невесты.
- О, ваше величество, я вовсе не думала... о повторном замужестве, - пролепетала Эдель. - Поверьте, я...
- Я все понимаю, дорогая баронесса, - улыбнулась королева. - Как дрожат ваши тонкие пальчики! Да, замужество - это так волнительно, не правда ли? Особенно, если столь храбрые и достойные рыцари претендуют на ваше руку и сердце! Ведь вы, милая моя мадам Карлайл, счастливица. Немногие дамы вашего возраста могут похвастаться тем, что целых пять доблестных воинов желают сделать их своей женой... Но вы качаете головой? Вы словно не рады? Откройте мне свое сердце, мадам; мы же женщины и, конечно, поймем друг друга... Быть может, вы любите кого-то?
- О, нет.
- Вы уверены? - настаивала ее величество.
Эдель твердо и прямо посмотрела ей в глаза:
- Да.
- Вот как. А что вы скажете о сэре Лайонеле Мэтлоке?
Эдель вздрогнула от неожиданности:
- О... сэре Лайонеле? И что же я могу о нем сказать?
- Он приехал с вами ко двору. Очень красивый молодой человек. Просто необыкновенно. И он оказывает вам столько внимания...
Эдель постаралась как можно небрежнее пожать плечами.
- Сэр Лайонел - внебрачный, хотя и признанный, сын барона Карлайла. Он мой деверь, дядя моего сына. Да, он красив, это верно... он очень похож на Родерика. Но, поверьте, ваше величество, между нами ничего нет и быть не может. Клянусь вам в этом всеми святыми.
- Хм... Вы правы. Между вами, действительно, ничего не может быть. Внебрачный сын, сакс, да еще и без земель, без титула... Он не годится вам в мужья, совершенно. Если б он даже и захотел просить вашей руки - он никогда не получил бы ее. Вас ждет гораздо более престижный союз, мадам! Однако мы отвлеклись. Итак, у вас нет возлюбленного... Но тогда в чем дело? Чем претенденты на вашу руку не угодили вам?
Эдель грустно улыбнулась:
- О, моя государыня, если б вы знали... Ведь все эти пять храбрых и достойных рыцарей, которые желают взять меня в жены, - норманны.
- И что?
- Мой муж... Мой любимый муж... отец моего единственного сына... - Комок встал в горле, мешая говорить, она с трудом проглотила его. - ...Погиб от рук одного из них... Вернее, возможно, не от рук кого-то из этих рыцарей, - поправилась она, - но от рук норманнского воина.
Лицо королевы слегка омрачилось, она выпустила ладони своей визави.
- Да, нам известно об этом, баронесса, - произнесла она после некоторого молчания. - И, поверьте, мы искренне сожалеем о вашей утрате. Но время лечит любые раны. Прошло ведь, кажется, лет пять или более с тех пор, как это случилось?
- Скоро будет шесть лет.
- Немалый срок. Уверена, боль вашего сердца уже притупилась.
- О, нет, ваше величество. Более того - все эти годы я хотела приехать в Лондон, кинуться в ноги его величеству... И молить его о правосудии. Молить найти и покарать злодея, убившего моего мужа... разорившего и сжегшего мой замок...
- Вы вся дрожите, мадам. Я вижу, вы и в самом деле не можете забыть... Успокойтесь, дорогая. Расскажите, как все произошло.
- Это тяжело... - прерывисто вздохнула Эдель. - Невыносимо тяжело. Воспоминания терзают меня и днем, и ночью. - Она помолчала, собираясь с духом, потом медленно начала: - Родерик... Он... он был такой добрый... смелый... такой красивый... - Она всхлипнула, вспомнив, как он лежал на земле там, в лесу: золотистые кудри растрепаны, на спине расплылось темно-багровое пятно... Вспомнила, как они с Лайонелом с трудом перевернули его, ставшее вдруг таким тяжелым, тело. Как завыла, увидев любимые голубые глаза - широко распахнутые, в которых навечно застыло страдание... Она с трудом взяла себя в руки и продолжила:
- Мы были обручены с детства. После смерти моего отца, барона Фэрфакса, барон Карлайл, отец Родерика, взял меня под свою опеку, и я переехала и стала жить в его замке. За несколько дней до... того ужаса мне пришло известие о тяжелой болезни моей старой служанки и кормилицы, к которой я была очень привязана. Несмотря на слухи о том, что несколько больших отрядов норманнов появилось в наших краях, я попросила позволения у опекуна и отправилась в Фэрфакс... Родерик в это время как раз должен был вернуться из Лондона. Три дня я ухаживала за старухой-кормилицей. Затем она умерла. После похорон я почувствовала себя плохо и не смогла сразу выехать обратно в Карлайл. Тут-то и пришло известие о том, что норманны совсем неподалеку, в двух днях езды... - Она снова судорожно вздохнула и продолжила, опустив глаза:
- Родерик прислал записку с голубем, в которой сообщал, что едет с отрядом мне на помощь. Но я не стала ждать в Фэрфаксе и бросилась к нему... на всякий случай я воспользовалась подземным ходом, ведущим из замка в лес. Встретилась с женихом и его людьми. Среди них был священник, отец Бенедикт. Родерик не хотел больше ждать. Я тоже. Мы поженились той ночью, прямо в лесу... Утром мы должны были отправиться в Фэрфакс... Но на рассвете, неожиданно, на нас напали норманны. Они перебили всех: моего мужа... отца Бенедикта... всех воинов нашего отряда. Родерика убили подлым ударом - в спину... В живых остались только я... и паж моего мужа.
- Паж вашего мужа - сэр Лайонел Мэтлок, не так ли? - вставила королева. Эдель удивленно подняла на нее полные слез глаза:
- Да. Это был он. Тогда он еще не был рыцарем... Сэр Вильям знал, что Лайонел - его сын... Следил за его воспитанием, поручил своим воинам научить незаконнорожденного отпрыска ратному делу. Лайонел не слишком хорошо владел мечом, но превосходно стрелял из лука. И в один прекрасный день барон Карлайл сделал Лайонела пажом Родерика...
- Все это довольно интересно, но не относится к делу. Вы отвлеклись. Продолжайте же, милая баронесса.
Эдель стиснула руки.
- Я почти все рассказала, ваше величество. Когда мы с Лайонелом убедились, что все в отряде мертвы, мы бросились в Фэрфакс... И застали ужасную картину. Замок был охвачен пламенем, все его защитники погибли. Норманны разграбили замок и подожгли, а сами ушли дальше. Кто-то открыл им тайну того потайного хода, которым убежала в лес я... Поэтому они так легко и захватили Фэрфакс.
- Получается, что, или среди защитников замка, или среди норманнов был некто, знавший о тайном ходе? Какой-то предатель? - спросила королева. Эдель кивнула.
- Вы узнали, кто это был?
- Увы, нет, моя королева. О ходе было известно очень немногим. Конечно, о нем знали и Родерик, и его отец, и некоторые слуги в Карлайле и Фэрфаксе... Но - чтобы они были связаны с норманнами? И предали? Не верю. Норманнов ненавидели все.
Руки Эдель сжались в кулаки. О, если б она могла узнать, кто был этим предателем!.. Она ненавидела его почти так же, как и того... рыцаря-ворона. Справившись с волнением, она, наконец, закончила рассказ:
- Мы вернулись на место гибели моего мужа, сели на двух лошадей, которых разыскали в лесу, тело Родерика положили в седло передо мной... и поскакали в Карлайл... Вот и все.
- Ужасная история, - сказала королева, вытирая глаза расшитым платком. - Но скажите, баронесса: вы хотели приехать в столицу и молить короля найти убийцу вашего мужа... Но как бы его величество сделал это? В то время норманнов в Англии было очень много, и многие из них промышляли разбоем и насилием.
- Король нашел бы его, - твердо ответила Эдель, - ведь я бы сказала ему, что у предводителя той шайки был необычный герб - летящий ворон.
- Летящий ворон? - Королева наморщила лоб, как бы что-то припоминая. Эдель напряженно смотрела на нее.
- Вашему величеству знаком этот герб?
Чело королевы разгладилось, она медленно покачала головой:
- Нет, мадам. Не припоминаю такого ни у кого из норманнских рыцарей, которые сейчас находятся при нашем дворе.
- Возможно, этот негодяй давно покинул Англию. Но, здесь он или нет, мне кажется, этого герба достаточно, чтобы найти и обличить злодея.
- Я уверена, что этого норманна нет в Англии, - сказала королева. - Или же - кто знает - быть может, он уже мертв? - Она задумчиво побарабанила пальчиками по подлокотникам кресла, в котором сидела. Затем строго произнесла: - В любом случае, вы не должны упоминать об этом вороне при дворе. Мой богоданный супруг благоволит к норманнам, и едва ли эта старая история заставит его измениться к ним. К тому же, могут возникнуть вопросы: например, почему вы раньше не приехали в столицу и не потребовали возмездия? Почему, лишь по прошествии стольких лет, вы вдруг воспылали жаждой мести? И почему, наконец, когда вас пригласили ко двору, и вы явились сюда, вы опять-таки ни словом не обмолвились в день приезда о вашем желании найти того норманна?
Эдель склонила голову, чувствуя, как запылали щеки. Ей нечего было ответить королеве. А та продолжала:
- К чему ворошить прошлое? Я понимаю, что вы испытываете; но разве господь не велел нам прощать наших врагов? К тому же мы - женщины; пусть месть и жестокость будут уделом только мужчин. Если б мы, как они, мстили своим врагам, то что осталось бы от рода человеческого? Милосердие и прощение - вот то, что делает сильными нас, слабых женщин. Будьте же и вы, дорогая, сильной. Простите и забудьте.
«Если б вы, ваше величество, испытали то, что я, - простили бы вы? Забыли бы?» - с горечью подумала Эдель. Но вслух, конечно, не сказала этого, и лишь молча кивнула головой на слова королевы. Та ободряюще улыбнулась:
- Милая моя, теперь я понимаю, отчего ваши красивые зеленые глаза всегда печальны... Сочувствую вам всем сердцем. Единственное, что, конечно, облегчает вам боль от утраты любимого мужа - это ваш сын?
- О, да, - тихо промолвила Эдель. - Дик - все, что у меня есть. Все, чем я дорожу.
- Я слышала, он прелестный малыш, не правда ли?
- Д-да... - едва скрыв удивление, пробормотала Эдель.
- Но мальчику нужен отец, - заметила ее величество. - Тем более, в таком возрасте.
- Дик ненавидит норманнов... Он столько слышал от дедушки о том, как погиб его отец...
- Какие пустяки! Моя милая мадам Карлайл, он же еще ребенок. Ваш супруг скончался еще до его рождения. Тем быстрее Ричард привяжется к вашему новому мужу и полюбит его. Ну-ну, вы опять сейчас заплачете! Хватит, не огорчайте меня. Давайте лучше поговорим о ваших женихах. Уверена, что у вас, несмотря на все сомнения и страхи, уже есть свои предпочтения... Так поведайте мне о них. Кто из рыцарей кажется вам наиболее достойным вашей руки?
Эдель заерзала в кресле.
- О, ваше величество... Я не знаю...
- Ну, смелее. Не бойтесь признаться; клянусь, я поддержу перед королем любой ваш выбор... Вы молчите? Хорошо, я помогу вам. Давайте отбросим худшие варианты. Например, Обри д'Эпернона и Фолька де Монасье. Первый староват и от него всегда так плохо пахнет; второй, хоть очень силен, но невообразимо глуп, и глаза у него, как у объевшегося филина.
Эдель, несмотря на свое состояние, не могла удержаться от улыбки, так королева похоже выпучила глаза. Да, эти двое рыцарей очень не нравились и ей. Хотя - именно эти двое были блондинами - и, значит, не могли быть тем... Зато остальные были темноволосы. А это было то, что внушало ей наибольший страх.
- Остаются трое, - подытожила ее величество. - Все достаточно молоды, красивы и, конечно, отважны. Как на подбор. Граф де Турнель, сеньор Клод д'Антраг, герцог де Буажи. Скажите откровенно, дорогая баронесса, кто из них вам больше по сердцу?
Эдель нервно сплела пальцы. Да, королева была права, все трое названных ею рыцарей были и впрямь хороши собой, и придворные менестрели постоянно восхваляли их подвиги. Если б все трое не были брюнетами...
Клод д’Антраг, молодой рыцарь родом из Аквитании, был очень красив, строен и гибок, как хорошо выкованный клинок; у него был чудесный голос, и он часто пел придворным дамам красивые песни. Черные волнистые кудри, матовая кожа и теплые карие глаза под неимоверно длинными ресницами делали его похожим на девушку, но его воинские доблести были неоспоримы.
Граф Антуан де Турнель являлся самым старшим из троих, - в его коротко стриженых черных волосах уже заметно серебрилась седина, а в черных глазах застыло выражение жесткости, почти жестокости. Смуглое лицо было всегда мрачным, что тоже прибавляло этому рыцарю лет. Эдель за эти пять дней выслушала от претендентов на свою руку немало цветистых комплиментов; но она могла поклясться, что ни разу не слышала голоса мессира де Турнеля. При дворе поговаривали к тому же, что он много пьет.
Но особенный страх внушал ей герцог Филипп де Буажи - самый высокий и плечистый; у него было надменное лицо с безупречно правильными чертами, которое нисколько не портил даже шрам на лбу, рассекавший левую бровь. Волосы у него были темно-каштановые, а глаза - светло-голубые, холодные и льдистые. Герцог де Буажи был заслуженно признан самым красивым и могучим рыцарем при дворе. И он больше всех напоминал ей того... рыцаря-ворона.