Рианнон льнет к моей груди.
– Это изумительно, – шепчет она.
– Да, это было изумительное ощущение.
– Ты жил тогда в Миннесоте?
По правде говоря, все происходило в Северной Каролине. Однако я сверяюсь с Джастином и решаю, что да, для него это могла быть и Миннесота. Так что я утвердительно киваю.
– Хочешь узнать про второй подобный день? – спрашивает Рианнон, устраиваясь поуютнее.
Я меняю положение руки, чтобы нам было удобнее.
– Конечно.
– Это был день нашего второго свидания.
Но сегодня у нас только первое, думаю я. Да, абсурд.
– В самом деле? – спрашиваю я.
– А ты помнишь?
Я проверяю, запомнил ли Джастин их первое свидание. Не запомнил.
– На вечеринке у Дака, – подсказывает она.
Все еще пусто.
– Э-э… да, – неуверенно отвечаю я.
– Не знаю; наверное, это нельзя считать свиданием. Но это был уже второй раз, когда мы пересеклись. И ты был… не знаю… ну, такой милый. Не сердись, хорошо?
Интересно, к чему она ведет.
– Ничто сейчас не заставит меня рассердиться, обещаю, – говорю я, в доказательство перекрестившись.
Она улыбается.
– Ну хорошо, хорошо. Так вот, еще недавно казалось, что ты все делаешь в какой-то спешке. Вот, например, мы занимаемся любовью, но… не близки по-настоящему. Я в принципе не против. Ну, то есть все классно. Но иногда хочется, чтобы было так, как сегодня. И на вечеринке у Дака было так, как сегодня. Как будто в твоем распоряжении было все время мира и ты хотел, чтобы оно принадлежало только нам. Это мне очень понравилось. Ты снова смотрел на меня по-настоящему. Как будто… как будто ты взобрался на то дерево и на его вершине обнаружил меня. И мы занимались любовью. Хотя это все происходило на чьем-то заднем дворе. В какой-то момент (помнишь?) ты попросил меня передвинуться так, чтобы на меня падал свет луны. «Твоя кожа сияет в лунном свете», – сказал ты. А я себя так и чувствовала. Как будто я вся сияю. Потому что ты смотрел на меня, вместе с луной.
Знает ли она, что вот прямо сейчас на нее падает отблеск разливающегося на горизонте теплого оранжевого сияния, как бывает в те редкие моменты, когда не совсем уже день переходит в не совсем еще ночь? Я наклоняюсь к ней, закрывая ее от света. Я целую ее; мы целуемся долго-долго, а потом наши глаза закрываются, и мы впадаем в дрему. И в этот миг перехода от яви ко сну я ощущаю нечто, чего никогда не чувствовал раньше: близость – и не просто в физическом смысле; духовную связь, для которой неважно, что на самом деле мы встретились совсем недавно, и еще чувство принадлежности друг другу, несущее с собой восторг и огромное счастье.
Что происходит в тот миг, когда ты влюбляешься? Как может такой короткий промежуток времени вместить в себя всю глубину этого чувства? Я вдруг начинаю понимать, почему люди верят в дежавю и в прошлые жизни: потому что тех знаний, что я приобрел за все годы, прожитые на этой земле, не хватит, чтобы коротко описать то, что я чувствую. Когда ты встречаешь свою любовь, появляется ощущение, будто целые поколения людей веками переплетались определенным образом только лишь для того, чтобы могла произойти одна единственно значимая встреча. Всем своим существом ты осознаешь (хотя и понимаешь, что это глупо): все вело к этой встрече, все тайные знаки судьбы направляли тебя к ней, сама вселенная и время давным-давно предопределили ее, а сейчас ты просто выполняешь предначертанное и прибываешь в заданную точку.
Часом позже нас будит звонок ее телефона.
Я лежу с закрытыми глазами. Слышу, как она с досадой стонет, а потом обещает своим родителям, что скоро вернется.
Поверхность океана чернеет, а небо наливается чернильной синевой. Становится прохладнее; мы подхватываем одеяло и бежим к машине, оставляя за собой новую цепочку следов.
Она показывает дорогу, я веду машину. Она говорит, я слушаю. Иногда мы поем. Потом она кладет мне голову на плечо; я стараюсь не шевелиться, чтобы еще немного продлить ее сон рядом со мной, продлить наше наваждение.
Стараюсь не думать о том, что будет дальше.
Стараюсь не думать о том, что все скоро закончится.
Я никогда не наблюдал за спящими. Вот так, как сейчас за ней. Она совсем другая, не такая, какой я впервые увидел ее. Во сне она кажется такой беззащитной, но ей уютно и спокойно сейчас. Ее голова покачивается, она вздрагивает и успокаивается снова. Бужу ее только тогда, когда нужно спросить дорогу.
Последние десять минут она рассуждает о том, что мы будем делать завтра. Я молчу. Что мне ей сказать и как?
– Но даже если у нас это не получится, по крайней мере, встретимся за обедом? – спрашивает она.
Я киваю.
– И может быть, займемся чем-нибудь после уроков?
– Наверное. Я имею в виду, что не знаю, как там завтра все сложится. Я пока еще не думаю об этом.
Это она понимает.
– Достаточно честно. Ну что ж, утро вечера мудренее. Давай закончим этот день на счастливой ноте.
Как только мы попадаем в город, я перестаю нуждаться в ее советах, так как Джастин знает, куда ехать. Хотя, конечно, лучше бы было заблудиться. Чтобы продлить это. Чтобы избежать этого.
– Приехали, – говорит Рианнон, когда мы приближаемся к подъездной дорожке.
Я заезжаю. Разблокирую двери.
Она наклоняется и целует меня. Я жадно впитываю вкус ее губ, ее запах, ощущение ее тела, звук ее дыхания и весь ее облик в тот миг, когда она наконец отстраняется.
– Вот и счастливая нота, – говорит она. И, не дожидаясь моего ответа, выбирается из салона и уходит.
А я и не успел с ней попрощаться.
Я правильно догадываюсь: родители Джастина давно привыкли, что сына частенько не бывает дома и он не является на ужин. Они пытаются закатить ему скандал; все выглядит так, будто актеры исполняют хорошо заученные роли в старой телепостановке, и момент, когда Джастин врывается наконец в свою комнату, – всего лишь самая последняя ее сцена.
Надо бы выполнить домашние задания Джастина (я всегда очень щепетильно отношусь к подобным вещам, если, конечно, имею необходимые знания), но мои мысли постоянно возвращаются к Рианнон. Я представляю ее дома. Представляю, как она вновь переживает приятные события этого дня. Верит, что все теперь изменится, что Джастин стал другим человеком.
Мне не следовало так поступать. Не следовало. Даже будучи уверенным, что меня направляет сама вселенная.
Раздумываю над этим долго и мучительно. Я не могу вернуть все назад. Но и запретить себе думать о Рианнон тоже не могу.
Я уже был влюблен раньше. По крайней мере, вплоть до сегодняшнего дня мне казалось, что это была любовь. Его звали Бреннан, и чувство было очень сильным. Я влюбился в него, не имея представления, отвечает ли он мне взаимностью. Я позволил себе даже помечтать о нашем с ним совместном будущем, что было, конечно же, довольно глупо. У нас не могло быть совместного будущего. Я пытался управлять своим чувством, но у меня ничего не вышло.
В сравнении с моей нынешней ситуацией тогда было совсем легко. Ведь одно дело – влюбиться самому. И совсем другое – знать, что твой избранник тебя тоже любит, и чувствовать себя в ответе за эту любовь.
У меня нет никакой возможности остаться в этом теле. Если я не лягу спать, переход все равно непременно произойдет. Как-то раз я решил, что, если буду бодрствовать всю ночь, у меня получится остаться в прежнем теле. А я был просто-напросто вырван из него. Ощущения были именно такими, какими можно себе представить ощущения души, отделяемой от тела, когда каждый нерв терзает сначала боль от процесса изгнания, а затем – от вселения в новое тело. И с тех пор я каждый вечер ложился спать. С судьбой бороться бесполезно.
Я понимаю, что должен ей позвонить. Ее номер в телефоне Джастина первый в списке. Я не могу допустить, чтобы она считала, будто завтрашний день сложится так же счастливо, как сегодняшний.
– Привет! – раздается в трубке ее голос.
– Привет, – говорю я.
– Еще раз спасибо за сегодняшний день.
– Да, все было чудесно.
Я не хочу этого делать. Я не хочу все разрушить. Но я должен!
И продолжаю:
– Насчет сегодняшнего дня…
– Ну-ка, ну-ка? Не собираешься ли ты сказать, что мы не можем каждый день сбегать с уроков? Это не похоже на тебя.
На меня…
– Послушай, – пытаюсь объяснить, – я не хочу, чтобы ты считала, что каждый следующий день будет похож на сегодняшний. Это просто невозможно, понимаешь? Невозможно!
Молчание. Она чувствует: что-то не так.
– Ну, это-то понятно, – осторожно произносит она. – Но может, у нас теперь все изменится? Как ты полагаешь?
– Я не знаю, – говорю я. – Это все, что я хотел тебе сказать. Сегодня было классно, да, но так ведь не может быть всегда.
– Понимаю.
– Ну ладно.
– Ладно.
Я вздыхаю.
Есть определенная вероятность, что мне удастся, так сказать, слегка почистить этого Джастина. Всегда остается шанс, что его жизнь изменится – что он сам изменится. Но узнать об этом мне не суждено. Очень редко в своих последующих воплощениях мне удавалось встретить какое-нибудь из своих бывших тел. Чаще всего это происходило спустя месяцы и годы. Я мог его вообще не узнать.
Я хочу, чтобы Джастин был к ней добрее. Но я не могу позволить ей надеяться на это.
– У меня все, – говорю я. Мерзавец Джастин выразился бы именно так.
– Пока, завтра увидимся.
– Ну да, увидимся.
– Еще раз спасибо за сегодняшний день. Неважно, что нам завтра будет за сегодняшнее, оно того стоило.
– Конечно.
– Я люблю тебя, – говорит она.
И я хочу ей ответить. Хочу сказать: Я тебя тоже люблю. Именно в этот момент все мое существо буквально кричит об этом. Но я знаю: нынешняя ситуация продлится всего лишь пару часов.
– Спокойной ночи, – произношу я. И вешаю трубку.
У него на столе лежит блокнот.
«Помни, что ты любишь Рианнон», – делаю запись его почерком.
Назавтра он вряд ли вспомнит, когда написал это.
Подхожу к его компьютеру. Открываю свой почтовый ящик, набираю в письме ее имя, телефонный номер, адрес электронной почты, адрес электронной почты Джастина и его пароль. Описываю сегодняшний день. И отправляю письмо на свой адрес.
Затем подчищаю все следы своего присутствия в компьютере Джастина.
Как же мне сейчас тяжело!
Я так привык к тому, как устроена моя жизнь.
У меня никогда не было желания задержаться в очередном теле. Я всегда готов к перемещению.
Но только не сегодня. Сегодня мне не дает покоя мысль, что завтра здесь будет он, а не я.
Я хочу остаться.
Я молюсь о том, чтобы остаться.
Я закрываю глаза, страстно желая остаться.
День 5995
Просыпаюсь с мыслями о прошедшем дне. Воспоминания о нем приносят радость, а понимание того, что это был все же вчерашний день, – боль. Меня там нет. Я не в постели Джастина, не в его теле.
Сегодня меня зовут Лесли Вонг. Лесли не услышала будильника, и ее мать очень сердится.
– Вставай! – кричит она. – У тебя двадцать минут – и Оуэн уезжает.
– Мам, уже встаю, – со стоном произношу я.
– Мам! Могу представить, что сказала бы твоя мать, будь она здесь!
Я быстро сканирую память Лесли. Так, это моя бабушка. Мама уже ушла на работу.
Пока я стою под душем, напоминая себе, что нужно поторапливаться, мои мысли обращаются к Рианнон. Я просто уверен – она мне снилась. Интересно: вот я в теле Джастина, мне начинает что-то сниться; продолжается ли сновидение после того, как я его покидаю? Проснется ли он, думая о ней с любовью? Или же это просто другая сторона моего собственного сна?
– Лесли! Давай вылезай!
Выхожу из-под душа, быстро вытираюсь и одеваюсь. Как я понимаю, Лесли не особенно популярная личность. Лица ее подруг на тех нескольких фотографиях, что я замечаю, выглядят кисло. А ее одежда скорее бы подошла тринадцатилетней, а не шестнадцатилетней девушке.
Захожу в кухню, натыкаясь на взгляд бабули.
– Смотри не забудь кларнет, – предупреждает она.
– Не забуду, – бормочу я.
Парнишка за столом глядит не слишком дружелюбно. Предполагаю, что это ее брат, затем память дает подтверждение. Оуэн. Старший. Возит меня в школу.
Я очень давно привык к тому, что, как правило, все утренние часы в большинстве домов, где я просыпаюсь, похожи друг на друга. Ты вылезаешь из постели. Ковыляешь в душ. Бормочешь что-то за завтраком. А если родители еще не проснулись, на цыпочках выбираешься из дома. Единственный способ не умереть от скуки – выискивать различия между ними.
Сегодняшнее отличие связано с Оуэном: как только мы садимся в машину, он моментально закуривает косячок. Я принимаю к сведению, что он следует своему обычному утреннему распорядку, и проверяю, не отражается ли на лице Лесли то удивление, что чувствую я.
Минуты через три, проведенные в молчании, он решает предупредить:
– Только вякнешь, поняла?
Я бездумно смотрю в окно. Еще через две минуты он говорит:
– Слушай, мне все равно, что ты думаешь.
К тому времени он уже докуривает, но повеселевшим не выглядит.
Я предпочитаю проснуться единственным ребенком в семье. Конечно, в длительной перспективе братья и сестры могут быть очень полезны: у вас с ними общие семейные тайны, всегда есть кто-то из твоего поколения, кто знает, правильно ли ты вспоминаешь тот или иной эпизод, кто видит тебя и в восемь, и в восемнадцать, и в сорок восемь и все воспринимает нормально. Это я понимаю. В более же короткой перспективе братья и сестры для меня в лучшем случае – всего лишь досадная помеха, в худшем – настоящий кошмар. Большую часть оскорблений, которые я вытерпел за свою не слишком, так сказать, обычную жизнь, мне нанесли мои братья и сестры, причем самыми злобными обидчиками чаще всего оказывались старшие. Сначала я по наивности считал, что они – мои друзья и союзники, а как же могло быть иначе. Да так оно и бывало порой. Например, во время семейных поездок или по выходным, когда единственное, чем мои братья и сестры могли развлечься, – это поиграть со мной. Но в обычные дни правилом становилось соперничество, а не сотрудничество. Временами мне приходила в голову мысль: а не чувствуют ли они, что с тем человеком, в теле которого я в данный момент обитаю, что-то не так, и поэтому стремятся воспользоваться этим в своих интересах. Был такой случай: мне восемь, моя старшая сестра сказала, что мы вместе убежим из дома; затем, когда мы пришли на станцию, это «вместе» исчезло, и она меня там бросила. Я бродил по станции несколько часов. Было страшно попросить о помощи: я боялся, что сестра это обнаружит и выругает меня за то, что я испортил всю игру. Когда я бывал мальчиком, все мои братья – что старшие, что младшие – дрались со мной, пихались, пинались, кусались и придумывали мне больше обидных прозвищ, чем я смогу когда-либо запомнить.
Лучшее, на что мне остается надеяться, – это заполучить брата или сестру со спокойным характером. Поначалу я отнес Оуэна именно к этой категории. В машине мне показалось, что я ошибаюсь. Но к тому моменту, когда мы подъехали к школе и вышли из машины, я снова решил, что верным было мое первое предположение. Оказавшись в толпе учеников, он весь как-то съеживается, идет с низко опущенной головой, оставив меня далеко позади. Никаких «до свидания» или «удачного дня». Просто глянул, запирая машину, плотно ли закрыта пассажирская дверь.
Я слежу за тем, как его одинокая фигура исчезает в дверях школы, и вдруг слышу за спиной чей-то голос:
– Куда ты смотришь?
Я оборачиваюсь, одновременно глубоко сканируя память.
Кэрри. Моя лучшая подруга с четвертого класса.
– На брата смотрю.
– А чего на него смотреть? Это ж, считай, пустое место.