Чтобы окончательно не сойти с ума, Эль села на кровать, прижала кладонии к пульсирующим вискам и постаралась успокоиться. Этому должно быть какое-то рациональное объяснение. Скорее всего, они с Максом так и нее нашли общий язык и Марго, идя на поводу у своей извечной импульсивности, съехала в гостиницу. Ну а как иначе? А ей ничего не сказала, потому что дуется. Тоже очень в характере Марго: своими руками создать проблему, а потом обвинить в ней всех окружающих.
А было ли в ней хоть что-то такое, в чем бы она брала ответственность в свои руки?
— Прекрати, — шепотом приказала себе Эль. — Марго — твоя подруга. Просто… у всех бывают тяжелые дни.
Она предприняла еще несколько попыток дозвониться до нее, но ни одна не увенчалась успехом.
А что, если она просто перебралась в другую комнату?!
Эль щедро треснула себя ладонью по лбу, ругая себя за рассеянность и безосновательную панику. Ну да, и как она сразу не догадалась? Марго встала в позу и решила продемонстрировать свей «фи» вот таким радикальным жестом.
Эль пулей вылетела из комнаты и пошла в сторону ближайшей двери, уверенная, что найдет Марго там. Никого. И в соседней комнате тоже пусто. Эль исследовала весь этаж, но Марго словно сквозь землю провалилась. Пришлось взять тайм-аут, подумать, а заодно дать отдых ноющей лодыжке. Есть еще комнаты на втором этаже, в какой-то из них спит Максимилиан. Когда воображение подкинуло образ Макса, к которому она вторгается в одиннадцатом часу ночи с идиотским вопросом «А Марго разве не здесь?», Эль пробрал гомерический хохот. Нет, лучше все же спуститься вниз и спросить Максимилиана, куда подевалась его сестра. Конечно, выставит себя дурочкой, но зато закончится эта дурацкая игра в кошки-мышки.
Максимилиана она нашла на в библиотеке. Мужчина задумчиво смотрел в окно, без особого вкуса потягивая что-то из массивного стакана. На виски не похоже, скорее уж на апельсиновый сок. Эль не смогла сдержать улыбку: миллионер, который может позволить себе самые изысканные сорта алкоголя, напивается внутренностями апельсинов.
— Входи, — не поворачивая головы, предложил Максимилиан.
— Я…
— Услышал, как ты скребешься, — ответил он на ее незаданный вопрос.
Эль проскользнула внутрь, но на всякий случай предусмотрительно оставила дверь открытой. Сделала несколько шагов от порога и остановилась. На столе так и лежала подаренная Максом коробка конфет. Воспоминания о том, как она ни с того, ни с сего стала корчить из себя великую соблазнительницу, скрутили живот ноющей болью. Если бы она держала себя в руках, если бы не спровоцировала Максимилиана на ответную реакцию, ничего этого могло бы и не произойти. У него есть все основания желать вышвырнуть ее из своего дома еще сильнее, чем прежде.
Понимая, что разговор начать должна все-таки она, Эль прочистила горло кашлем и произнесла:
— Я хотела извиниться за то, как себя вела. Это было совершенно недопустимо.
Ну вот, она сказала это и небо не упало на землю, и под ногами не разверзлась геенна огненная. Осталось только дождаться ответной реакции.
— Все в порядке, Габриэль, — после некоторой паузы, отозвался Макс. Повернулся, опираясь бедром на подоконник, отхлебнул из стакана. — Мне жаль, что ты узнала обо всем вот так. Следовало дать Маргарите шанс объясниться самой. Хотя, — тут же с раздражением прибавил он, — она должна была сказать раньше, а не водить тебя за нос. В итоге получилось то, что получилось.
«Знаешь, Эль, а я вообще-то лесбиянка и я тут подумала: а может нам заняться сексом, потому что ты мне вроде как нравишься».
Эль не смогла сдержать разочарованный стон. Даже в воображении это выглядело ужасно. Нет ничего страшного в том, с кем и каким образом человек стоит свою сексуальную жизнь. Если Марго предпочитает женщин, то это ее личное право, и Эль совершенно точно не стала бы осуждать ее за нетрадиционную ориентацию. Но то, что Марго имела на нее совершенно определенные виды, зная, что подруга совершенно точно гетеросексуальна, казалось странным. Эль не припоминала за собой радикальных высказываний на тему неодобрения чьей-то сексуальной ориентации, у Марго точно не было утаивать такие вещи. Тем более, когда сама Эль всегда выворачивала душу наизнанку, не утаивая от лучшей подруги совершенно ничего. Уж чего-чего, а возможностей признаться у Марго было предостаточно. Но она предпочла молчать.
В памяти вспылили приставания Марга, то, как она не упускала шанса пройтись перед ней голой, обнять ее. Ее недвусмысленные прижимания и поглаживания.
Ну и дура же ты, Габриэль Кромби. Набитая дура. В эпоху, когда чуть ли ни каждый день кто-то из знаменитостей совершает каминг-аут[1], не увидеть того, что лежало под самым носом.
— Ты нравилась ей, Габриэль, это было очевидно с первого взгляда. Поэтому я был уверен, что ты, зная о ее предпочтениях, используешь слабости Маргариты для своих целей. Мне и в голову не могло прийти, что она держит это в тайне.
— Я просто слепая идиотка, — простонала Эль. — Марго пыталась дать мне понять. Но я вечно по уши в своих проблемах.
— Пыталась дать понять? — Макс одним махом опустошил стакан и с торжественным видом водрузил его на подоконник. — Если сестра хочет что-то сказать — она это говорит самым прямым способом и не стесняется в выражениях. Собственно, что сегодня и произошло. Не стоит винить себя в том, что Марго имела на тебя определенные виды, Габриэль. Она моя сестра и я люблю ее и всегда буду защищать, но это не отменяет того факта, что Маргарита — расчетливая стерва. Если бы она была парнем, я бы начистил ей физиономию.
— Она моя подруга. Нам просто нужно спокойно поговорить обо всем. — И хоть Эль пока не представляла, какими словами начать разговор, с ним определенно не стоило затягивать. — Где она?
Максимилиан Ван Дорт взглянул на часы, устало потер переносицу.
— Полагаю, в самолете. Летит домой.
— Летит домой? — тупо повторила Эль.
— Ну, такие у нее были намерения. Водитель отчитался, что отвез ее в аэропорт, а мой начальник службы безопасности отчитался, что пассажир с таким именем зарегистрирован в числе тех, кто зашел на борт.
Эль поняла, что на этот раз у нее не хватит сил даже устоять на ногах. К счастью, до стола было рукой подать, и она вовремя ухватилась за столешницу. Колени пустились в пляс, перед глазами все поплыло. Ее словно сунули под пресс, раскатали, как какую-то запчать.
— Марго летит домой? — чувствуя себя полной бестолочью, все еще не верила Эль. — Без меня?
— Последние ее слова были: «Пусть она остается здесь, раз хочет твой член между ногами». — Макс поморщился. — Это дословно. Насколько я понимаю, это означает, что Маргарита не планировала советоваться на этот счет с тобой.
— Она не могла так поступить.
— Могла и поступила, — не стал щадить ее чувства мужчина. — Я думал, ты в курсе, что вся Марго — вот в таких выходках.
«Я в курсе, но я не думала, что когда-нибудь она поступит так со мной».
Ну и что теперь делать? Из огня да в полымя.
Так, перво-наперво — успокоится. Это тяжело, но она должна взять себя в руки. Вдох-выдох, вдох-выдох. С горячей головой она вполне способна натворить еще больших глупостей, чем Марго.
— Наверное, я пойду. — Легче сказать, чем сделать, но стоять здесь было просто невыносимо. У нее хватит денег на обратный билет. Как раз впритык. А дальше… Вероятно, дальше будет полная беспросветная задница. — Мне нужно пятнадцать минут, чтобы собрать вещи.
— Не будет наглостью с моей стороны поинтересоваться, куда ты собралась и какие у тебя планы?
— Поеду домой, — Эль передернула плечами. Раздражение вскипело — и улеглось. Он задает вопросы, ответы на которые очевидны, но это не повод сгонять зло.
— Возможно, нам для начала стоит кое-что обсудить?
— Я не задержусь до утра, и не буду стеснять тебя своим присутствием. Пятнадцать минут — все, что мне нужно.
— Ты всегда делаешь выводы за других? — Максимилиан причесал пятерней волосы, нахмурился в унисон каким-то своим невысказанным мыслям, а потом предложил ей сесть в кресло у стола. — Выслушай меня, Габриэль. А потом, если пожелаешь, мой водитель отвезет тебя в аэропорт.
[1] Каминг-аут — открытое и добровольное признание человеком своей принадлежности к сексуальным или гендерным меньшинствам
Эль согласилась. В душе затаилось опасение, что еще один «душевный» разговор принесет лишь следующую порцию неприятных откровений. Или предложений? Почему-то в голове возник образ прикованной к постели голой девицы из какого-то фильма для взрослых, которая добровольно согласилась на роль содержанки в обмен на предоставление сексуальных услуг. А следом память воскресила дурацкий аукцион, который произвел настоящий ажиотаж в сети и СМИ: какая-то феминистически настроенная девица выставила на торги свою девственность, обещая, что все вырученные деньги передаст в фонд женщин, пострадавших от сексуального насилия.
Максимилиан производил впечатление человека, не способного предложить ни то, ни другое. Но и Марго не выглядела законченной лесбиянкой. Возможно, она просто не видит то, что лежит на поверхности? Снова и снова занимается самообманом, убеждая себя в том, что подобные гнусности должны обойти ее стороной. С оглядкой на то, что вся ее жизнь и есть одна большая гнусность, Эль первой называла бы себя романтической идиоткой.
— Я, как ты понимаешь, навел справки о тебе и твоей семье, — не стал юлить он. И не давая ей вставить слово, продолжил: — Извини, что пришлось покопаться в грязном белье семьи Кромби. Но такой уж я есть: должен знать всех, кто слишком близко подходит к моей семье. Мне нужно было убедиться, что ты не аферистка и не очередная ушлая журналистка, которая нашла лазейку, чтобы проникнуть за порог моего дома. Я не то, чтобы публичное лицо, но в моем деле репутация зарабатывается очень медленно, а теряется за секунды. Не представляешь, что может натворить раздутый газетчиками скандал.
Его аргументы звучали разумно. И все же это не отменяло того факта, что Максимилиан Ван Дорт сунул нос в ее прошлое и настоящее.
Эль, как прилежная ученица перед комиссией, положила ладони на колени, пытаясь собраться с духом для достойного ответа. Или чтобы выдержать то, что последует вслед за первой порцией признаний.
— Я знаю, что ты очень стеснена в средствах. Строго говоря, это лежит на поверхности.
— Да, я бедна, как церковная мышь, — нервно согласилась она. — И я до сих пор не понимаю…
— Я еще не закончил, — мягко, но уверенно перебил ее Макс. — Так же я знаю, что тебе вряд ли хочется возвращаться в лоно семьи. Судя по всему, твой отец, прости за грубость, тот еще засранец. Я не большой знаток человеческих душ, Габриэль, но кое в чем разбираюсь. Например в том, что ни одна здравомыслящая, довольная жизнью девушка, не согласилась бы на придуманную Маргаритой авантюру. Молодые люди часто тусуются вместе, это нормально. Но ты рискнула отправиться на другой конец света, хоть имеешь в запасе пару недель и, строго говоря, от того, будешь ты ждать решение комиссии у себя в трейлере в Сан-Франциско или здесь, ничего ровным счетом не изменится. Из чего я делаю вывод, что ты воспользовалась поводом сбежать. Я прав?
Эль сглотнула. Это невозможно. Он за несколько минут разложил ее жизнь по полочкам.
По спине побежал холодок паники. А что, если он узнает и том поступке?
«Успокойся, Габриэль Кромби, он не может узнать. Никто не может. Прошлое похоронено».
— У меня очень … необычные жизненные обстоятельства, — справившись с паникой, пробормотала Эль.
— Обычно люди называют их «дерьмовыми», — предложил свой вариант Максимилиан.
— Пожалуй, так будет точнее. — Она все еще не имела ни малейшего представления, куда он клонит.
— Я более, чем уверен, что Марго придумала эту поездку, чтобы заманить тебя на чужую территорию, ну и… — Он сделал пространный жест. — И не без моего участия, к сожалению, получилось то, что получилось. Я утрирую, конечно, но мы с Маргаритой повели себя как те еще засранцы. Кстати говоря, я редко так критичен к себе при посторонних людях.
— Это намек, что мне следует упасть ниц? — Ну и зачем теперь-то грубить, Эль?!
— Это была неудачная попытка пошутить, — усмехнулся мужчина. — В общем, я считаю, что не могу пустить все это на самотек. Ты определенно одаренная умная девушка, и будет глупо потерять шанс побороться за стипендию только потому, что дома у тебя сложатся какие-то «непредвиденные обстоятельства» и ты не сможешь прилететь в Нью-Йорк.
Эль поджала губы. Ее самое больше исключительное обстоятельство — отсутствие денег. И еще отец, который считает, что продать дочь за карточный долг — это офигительно благородно.
— Поэтому, я думаю, логичнее всего в этой ситуации будет предложить тебе остаться. Здесь, — уточнил он. — Если, конечно, ты не опасаешься, что я старый большой извращенец.
— Оу, ты точно не старый и не… Что?
Эль старалась не думать, как по-идиотски должно быть сейчас выглядит: таращится на него так, будто он только что предложил купить ее девственность. Но нет, Максимилиан Ван Дорт смог ее удивить. По крайней мере сейчас, пока не озвучены дополнительные условия, на которых она может остаться.
«Ты должна отказаться, Эль, потому что… Ну, потому что это абсурд: находиться в доме мужчины, которого ты знаешь без году неделю»
— Я имела ввиду, что не считаю тебя старым, и не думаю, что ты изващенец, — сказал она, когда оправилась от первого шока. — Но, боюсь, я не могу принять это предложение.
— Ну раз мы оба точно знаем, что я не извращенец, то могу я поинтересоваться причинами твоего отказа?
— Это… странно. — Молодец, Эль! Просто таки вся мудрость мира в двух словах. — Мы знаем друг друга несколько дней. С таким же успехом я могла бы постучаться в первый же попавшийся дом и попроситься на постой.
— Согласен, наше общение нельзя назвать радужным. Поэтому, я хотел сначала прояснить все нюансы. Извини, но причина твоего отказа, мягко говоря, не очень разумна. Учитывая тот факт, что вопреки всему, ты кажешься девушкой, способной трезво мыслить и делать разумные выводы, полагаю, ты просто стесняешься доставить мне неудобства.
— И это тоже. — Раз уж они говорят откровенно, зачем отпираться от очевидного?
— Будут еще аргументы?
— Этот кажется мне очень веским.
— А мне он кажется хренью собачьей, — с улыбкой ответил Макс.
Эль ничего не могла с собой поделать: его энергетика буквально прошибала насквозь каждую клеточку ее тела, заряжала позитивом и уверенностью, что иногда даже девчонки из грязного трейлера могут вытащить золотой билет на фабрику Вилли Вонка[1]. Сама того не желая, она улыбнулась ему в ответ. И продолжала лыбиться и растворяться в мыслях о том, как потрясающе он выглядит даже с морщинками усталости вокруг глаз. Старый? Дева Мария, да он даст фору любому двадцатилетнему. Этот мужчина словно дорогой коньяк многолетней выдержки: каждый из тридцати лет отшлифовал его вкус и запах до умопомрачительной остроты. Сейчас для подобного был точно самый неподходящий момент, но Эль до щекотки в ладонях хотелось обойти стол и уткнуться носом в шею Максимилиана Ван Дорта, чтобы на всю жизнь запомнить приправленный ароматом древесного мха запах его кожи.
— Ты видела дом, Габриэль. При желании, мы можем даже не пересекаться друг с другом. Хотя это будет странно.
— Определенно.
Он, наконец, отошел от окна и сделал то, чего Эль опасалась больше всего: подошел к ней на расстояние вытянутой руки. Несколько секунд просто разглядывал со стороны своего немаленького роста, при этом оставаясь наглухо закрытым для ее попыток угадать, что кроется за его непроницаемостью.
— Я понимаю, что это предложение звучит странно. Согласись, и ситуация соответствующая. Не то, чтобы я был ревностным поборником справедливости, но мне кажется неправильным, что по нашей вине ты можешь лишиться хороших возможностей.
— Сама виновата, — тщетно силясь казаться уверенной, сказала Эль. — Я знала, что не стоило принимать приглашение, но Марго — она как спичка: загорается — и зажигает своими идеями всех вокруг.
Макс тепло улыбнулся, кивнул. Да, он точно не взял бы премию «Брат года», но и слепому видно, что Макс готов на многое ради нее. Эль с горечью вспомнила собственного брата с его наполненными героиновым угаром глазами. В их последнюю встречу, он с трудом вспомнил ее имя. Эль вспомнила это каждый раз, когда испытывала угрызения совести из-за того, что не скучает за ним и считает, что брат получил то, на что напрашивался всю жизнь.