Быстро одеваюсь. На часах четыре утра, я точно знаю, что у нас работает наш местный супермаркет, где есть буквально все, и даже достаточно большой книжный магазин, пользующийся спросом. И, самое главное- он круглосуточный, хотя, почему? Непонятно, но и выяснять это я не собиралась. Мне нужно пройтись, или я просто с ума сойду от этих мыслей. Хотя, разве мы не все сумасшедшие в этом мире?
Охренеть, Вейверли, что ты со мной сделала? Я стала каким-то недо-философом. Но мне это, как ни странно, понравилось. Понравилось рассуждать обо всем на свете, хотя и вместе с тем у меня появляется все больше и больше вопросов.
Тихо выхожу из комнаты, прихватив свой рюкзак с термосом, полным еще горячего чая, и еще там какой-то тормозок есть. Отлично, хватит на целую прогулку. Хотя, так даже лучше. Я оделась как-то уж точно не по зимней погоде, но возвращаться обратно и переодеваться- слишком долго и шумно. Мама может проснуться. На всякий случай оставив ей записку о том, что отправилась на ОЧЕНЬ раннюю пробежку, я с относительно чистой совестью отправилась на улицу.
Дождь прекратился, и теперь шел... снег? Да, подняв взгляд вверх, я увидела, что с неба падают маленькие пушистые комочки.
Было холодно.
Мороз “кусает” кожу на лице и руках, и я застегиваю куртку до самого горла, чего никогда не делала раньше. Нужно было прихватить шарф с собой, но да хрен с ним. Натягиваю капюшон толстовки на голову, пряча под него волосы, и иду вперед, обязательно тихо закрыв за собой парадную дверь на ключ. Надеюсь, до моего возвращения ни Роберт, ни мама не встанут. Не хотелось объяснять причин столь сильного желания “бегать”.
Черт, как же двусмысленно это звучит! Снова.
Так, все. Хватит об этом думать, Николь. Ты дала себе слово, помнишь? Так держи же его.
Иду вперед, засунув руки в карманы куртки. Так не так холодно. Но сам холод меня отрезвляет. Приводит в чувство. Помогает отвлечься. Прикрываю глаза, пытаясь сконцентрироваться на телесных ощущениях. Всегда помогало, как и в боях, пусть и действия были прямо противоположны: тогда я концентрировалась на чувствах, а не на теле.
Холод приятно покалывает кожу. Ветер дует прямо в спину, подгоняя армию снежинок, которые разбиваются о меня. Волосы щекочут шею. И... что еще? Слышу, сквозь слабое завывание ветра, как наушники на секунду замолкают, прежде чем снова воспроизвести песню...
Deep into the darkness
We all got lost …
Глубокий голос певицы завораживает. Не понимаю, каким образом у меня в плейлисте оказалась эта спокойная песня, но она мне понравилась. А сейчас я даже... чувствовала в ней нечто личное? Что понятно только мне сейчас? Я погрузилась в эту тьму. Потерялась в ней. И не могу найти выход. И оказалась в этой тьме, как бы не прискорбно это было, я со своей собственной помощью.
Я просто- напросто не знаю, что делать дальше. Признаться? Тогда же она даже заговорить со мной не захочет. Но... а что, если нет?
Я фыркнула, чуть усмехнувшись. Ну и что тогда? Да, она может мягко сказать, что не может. Она же встречается с этим... Не хочу его оскорблять, ведь я вообще его не знаю, но мне хочется высказать все то, что уже столько времени вертится у меня на языке. Да, она может и не игнорировать меня, общаться со мной, но разве от этого станет легче?
Может быть. Но легче станет только ей. И уж точно не мне- я-то все равно от этого не перестану ее любить. Никак. И от этого, кажется, больнее- когда твой возлюбленный знает о твоих чувствах, но не может ответить взаимностью. И смотреть, как он счастлив с другим человеком одновременно и легко и тяжело. Легко от того, что твой возлюбленный счастлив, а тяжело от того, что счастлив не с тобой.
Отвратительное чувство.
Посильнее стискиваю кулаки аж до боли в ладонях. Почему я вообще думаю о том, чтобы рассказать ей об этом? Может, это все из-за того заигрывания, которого, может, и не было вовсе? Она же встречается с парнем, и вроде как счастлива. Хочу просто украсть ее и отвезти как можно дальше. Но понимаю, что от этого она счастливой не будет.
Может, мне стоило вообще сказать ей об этом прямо? С самого начала? Сразу так вывалить на нее все и, наконец, выяснить, что же будет дальше? Да, она бы раньше не ответила, может, даже послала так грубо, насколько это вообще применимо к ней, но было бы легче. Я бы знала, что шанса нет, и тогда бы, может, посмотрела бы на других девушек.
Но... я, как дура, молчала. И только сильнее развивала внутри себя это чувство. Оно уже часть меня, и отказаться от этого я не могу. Черт, а почему я вообще решила, что есть шанс? Это все ОДНО, мать его, гребаное сообщение с сомнительным содержанием! Я бы хотела написать что-то подобное в ответ, но почему-то остановилась.
И чтобы я написала? Она же не знает о том, кто ей пишет! Не хотела усугубить ситуацию. И в итоге полностью вынесла сама себе мозги! Браво, мать твою!
Я резко ощутила несильный удар по лицу, тут же вздрогнув. Потираю снова пострадавший кончик носа, и поднимаю взгляд наверх. Ох, я уже дошла до него? Быстро.
Не медля, захожу внутрь. Тепло заставляет кожу покалывать, но от этого я чуть улыбаюсь. Да, не самое приятное ощущение, когда в тебя словно иголки вонзаются, но мне оно нравилось. Да и разве после прихода с холодной улицы домой не будет уютно переодеваться во что-то домашнее, закутаться в мягкий теплый плед на диване или в кровати с чашкой чая или кофе? А если еще и любимый питомец пригреется под боком, так вообще песня.
Потираю замерзшие ладони и иду вперед к книжному. Интересно, продавец ночной смены сильно удивится, увидев меня так рано? Надеюсь, что нет.
Открываю дверь и захожу внутрь. Да, замечательное, уютное место. Книжные полки стояли в несколько рядов, и еще были те, которые размещены у стен. А напротив них мягкие кожаные диванчики, и легкий джаз только сильнее расслаблял. Мне нравилось это местечко. А еще и то, что я в нем раньше подрабатывала, пока мама не забеременела, вызывало еще больше теплых чувств.
Продавца нет на месте. Видимо, он вышел по делам. Ну да ладно.
Снимаю рюкзак и кладу его на один из диванчиков и иду к книжным полкам. Моя книгомания началась, кажется, после известия матери о ее положении. Тогда я просто проштудировала все возможные книги о беременности, уходе за ребенком, уходе за беременной и просто порасспрашивала Алека, продавца магазина об этом. Его жена же тоже года два родила, и мне стало интересно. Тем более, что мне стоило знать, чего ожидать. И его рассказ меня и порадовал, и немного напугал.
В общем, я приготовилась так, словно рожать буду я.
Мягко провожу кончиками пальцев по корешкам переплета. Приятное чувство. Моя домашняя личная библиотека пополняется едва ли не каждый день, и я уже просто не знаю, куда все это добро девать. Тогда я просто приняла решение прибить еще одну длинную полку, но это лучше сделать, пока мамы дома не будет. Я пробовала это делать тогда, когда она была на шестом месяце, и повторения того ужасного дня мне не хотелось.
Заметив книгу без названия и указания автора на корешке, я вытащила ее. Интересно. Это была достаточно толстая книга в полностью черной кожаной обложке, больше напоминающая дневник. Названия не было и не обложке. Еще раз странно.
Открываю ее, бегло пролистывая. Так, чистые листы, иногда исписанные ручкой. Почерк красивый, почти каллиграфический, ровный, прямой. Вот и все. Останавливаюсь на одной из страниц, одной из немногих полностью исписанных. Внимательно вчитываюсь в написанные на белом листе фразы, которые больше напоминали и цитату и личные чувства автора одновременно.
Как странно вспоминать о том, как когда-то встретил человека и как в тот момент ты даже понятия не имел, что он так повлияет на тебя...
В углу страницы прилагался небольшой рисунок той же ручкой в виде маленького орла, грозно смотрящего на тебя. Почему-то мне показалось, что это словно мысли этого орла: хмурого, сильного, гордого снаружи и удивительно ранимого внутри. Мы ведь все ранимы, просто кто-то больше и он почти все слова в свой адрес воспринимает “в штыки”, а есть такие, которых обидеть или задеть вообще трудно. У меня есть пара одноклассников, идеально подходящих под эту характеристику.
Я чуть грустно усмехнулась... ну да. Это вспоминать больно, и действительно ли я думала тогда, что встреча с Вейверли так сильно изменит меня?
Почему-то меня зацепила эта... Книга? Не знаю, скорее, это дневник. От этой мысли я прикусила губу. Как он тут тогда оказался? Так, нужно будет спросить. Кладу его на место, и иду вперед. Выбрав несколько книг, которые мне больше всего понравились здесь по описанию и прочитанному отрывку с самой середины, я пошла на кассу, прихватив с собой тот дневник.
Кладу всю эту стопку на прилавок, и слышу легкий шелест. Смотрю на пол, где лежал небольшой листочек, свернутый в треугольник на подобие фронтового письма. Бумага пожелтела, печать была давно стерта и видна лишь частично. Сердце чаще забилось в груди. Так, это выпало из дневника, скорее всего.
Поднимаю письмо с пола и вкладываю его в дневник.
— Николь? — я подскакиваю от звука голоса... Алека? Поднимаю взгляд на продавца, который сонно потирал глаза. Видимо, он дремал в служебном помещении, где должны были сидеть охранники. — Ты что тут делаешь?
Я хмыкнула, услышав в его голосе удивление. Ну да, странно видеть подростка в книжном магазине в четыре часа утра. Чуть улыбнувшись, я подтолкнула стопку книг ближе к нему, намекая на то, что отвечать на этот вопрос отвечать не буду.
— Ладно. Не хочешь-не говори. — он начал пробивать книги на кассе. Остановившись на том дневнике, он странно улыбнулся. — Заинтересовало?
— Да. — я пожала плечами, подходя к рюкзаку, чтобы достать оттуда судок с торморзком и уложить туда книги. — Я просто... Прочитала одну строчку и поняла, что не могу теперь оставить его здесь.
— Зацепило? — он улыбнулся шире. Я осторожно кивнула. — Значит, можешь забрать ее просто так.
— Чего? — я усмехнулась. Да ладно, такое сокровище и просто кладезь разумных мыслей, которые словно копия моих собственных и “просто так”? Не верю. — Почему?
— Ты бери, не стесняйся. — он хихикнул, докладывая ее в пакет. — Я объясню. Мой дедушка умер два года назад. Он болел раком легких, чтобы не удивительно при том, что он дымил как паровоз.
Я нахмурилась. Так, а вот зачем мне рассказывать нечто столь личное? Я прекрасно знаю, что его дедушка был Алеку Воронову словно отец. И говорить ему об этом, наверное, больно. Да что там наверное!
— Так вот. Перед смертью, он отдал мне его и попросил, чтобы я передал его человеку, которому он будет нужнее. Кто потерялся и, может, сможет найти ответ в этих строках. Я вижу, что тебе сейчас это нужно. Ты потерялась, Николь. Я буду рад, если ты действительно найдешь выход из этой ситуации, и если эта книга тебе в чем-то поможет. — он широко и искренне улыбнулся.
Я склоняю голову на бок. Меня что, так легко прочитать? Уже второй раз задумываюсь над этим вопросом, но неожиданно мои мысли прерывает... бурчание живота? Качаю головой, растрогано улыбнувшись покрасневшему от смущения парню, который прикусил губу и ладонью прошелся по своим светлым волосам.
— Такой момент испортил. — я достаю термос и судок с бутербродами, который, по моему мнению, больше были сэндвичами. Мама уж точно решила, что если толстеет она, то толстеем и все мы. — Будешь?
— Ох, спасибо! — Алек снова убегает в служебное помещение, после возвращаясь со своей кружкой. — Я не ужинал вечером, поэтому жутко голоден.
— Я слышу. — наливаю ему еще горячий чай. Мы всегда общались хорошо, пусть он и был почти в два раза старше меня. Никого из нас это не смущало. — Приятного аппетита.
— Ты моя спасительница! — он просто набросился на сэндвич. Мне даже на секунду показалось, что тот закричал от невыносимой боли... Господи, Николь, что за бред? Чуть усмехаюсь, отпивая немного чая из кружечки, которой служила крышка термоса.
— Что, тебя Мора голодом морит? — откусываю кусочек сэндвича, внутреннее все же согласившись с Алеком и его голодом. Мама всегда готовила божественно, а с ее беременностью, кажется, все стало еще божественнее.
— Кстати, а Джейн тебе потом ремнем по заднице не даст? Ты чего так поздно гуляешь? Тебе же в школу скоро! — его искреннее недоумение смешит. А еще и его выразительная мимика...
— Я оставила записку. Думаю, она не сильно обидится. — качаю головой. Мы присаживаемся на диван.
— Надеюсь. Что заставило тебя так поздно выйти на улицу? — он с наслаждением отпивает горячего чая, даже не поморщившись от того, как он обжигает язык.
— Мысли.
— О ней? — он понимающе улыбнулся. Ну да, еще один плюс дружить с тем, кто старше тебя- он может дать совет. И понимает тебя, ведь тоже переживал тоже самое. И да, он знал о Вейверли.
— Да. О ней. И еще о том, какую же кашу я заварила и как мне ее разгребать. — я отпиваю чай. Мне срочно нужно себя чем-то занять. Не могу спокойно сидеть, когда выговариваюсь кому-то, руки так и тянутся что-то переставить или покрутить. Тогда локация предметов в комнате меняется очень быстро.
— Все настолько плохо? Ты же знаешь, в делах амурных я не советчик, но тебе лучше рассказать ей уже. И то, что вы анонимно переписываетесь, только сильнее все усложняет. — он ставит свою кружку на журнальный столик.
— Я знаю. Я должна признаться ей, но как? Просто приду, и скажу, что я – тот аноним, с которым ты переписывалась две недели ровно, и я люблю тебя? — я фыркнула, но тут же хотела прикусить себе язык. Да, я призналась в этом кому-то. Хотя, от этого стало легче.
— Ну... не совсем так... — он игриво улыбнулся. — Можно поромантичнее что-нибудь придумать. Ну... песня?
— Что? Спеть что-нибудь? Ты с ума сошел? Мне нужно, чтобы она меня выслушала, а не бежала с кровью из ушей! — я откидываюсь на мягкую спинку дивана.
— А что это сразу с кровью-то? Ты, между прочим, не так уж и плохо поешь. Можно несколько занятий вокалом и практика, и вуаля- ты сможешь что-то исполнить. — он заинтересованно щурится, пока я приподнимаю брови. Он серьезно? Какой мне петь? И вообще, с чего он сделал подобные выводы? — Ты часто подпеваешь песням, когда в наушниках.
Он закатывает свои голубые глаза, а я снова фыркнула. Офигеть, теперь меня еще и по лицу прочитать можно.
— Допустим. Но что с песней? Мне нужно, чтобы это поняла только она, а не все остальные. — я все-таки спрашиваю его.
Стихи-то я пробовала складывать... Роберт, точно! Я же могу попросить его помочь! Улыбаюсь от этой мысли. Не за горами 8-е марта... Хорошее поздравление будет, ничего не скажешь. Тем более, я чувствую себя ужасно вдохновленной, так почему бы не вылить это все в эту чертову песню? Отличная идея!
— Кажется, ты уже сама ответила на свой вопрос... — хитро протягивает Алек. Чуть толкаю его локтем в бок, и встаю. Точно, нужно вернуться и начать прямо сегодня, времени же не так уж и много! А еще же нужно подобрать мелодию и отрепетировать! Уверена, он поможет, я же ему помогала ухаживать за Уиллой. Только это по секрету!
— Да, спасибо! — быстро упаковываю покупки в рюкзак и туда же заворачиваю пустой судочек. Термос снова примостился в своем собственном боковом кармашке, и тогда я застегиваю куртку и закидываю рюкзак за спину. — Море привет передавай! И еще... маме ничего не говори, хорошо?
— Все будет сделано в лучшем виде, рыжик! — он подмигивает. — обращайся, если что!
— Пока!
Быстро прощаюсь с ним и буквально лечу домой. Тихо вхожу внутрь, и прислушиваюсь... Так, вроде никто еще не проснулся. На часах было как раз семь утра, поэтому я быстро переодеваюсь в домашнюю одежду и убираю записку, которая осталась на том же самом месте, где я ее и оставила, чтобы не вызвать подозрений. настроение было просто замечательное, ведь я наконец-то поняла, как можно признаться только ей, при этом просто выступив!
Готовлю завтрак, чтобы потом всех разбудить, тихо напевая себе под нос песню группы Louna- твоя, которая так намертво вцепилась мне в память с самого первого дня, когда я ее услышала.
— По ступеням – вниз...В прятки – от себя...Был пустой каприз...Я играла зря...— тихо мурлычу себе под нос, накладывая на тарелки приготовленный завтрак. —Я не молчу, просто талый снег...Талый снег – моя слеза...Это грим, просто черный грим...Черный грим – мои глаза...Знаешь, я... я останусь здесь...