— Не очень, — честно ответил я. Врач мне прогнозировал в ближайшем будущем шумы, обмороки, жуткие головные боли и даже галлюцинации, но почти ничего из этого списка я на себе пока не испытал.
Всё лучшее — впереди.
— Почему ты такой? — с надрывом произнес отец. — Почему не может быть по-нормальному? У меня могли бы быть внуки, Слава. Я мог бы не коротать оставшееся время в одиночестве. Если бы ты был нормальным, было бы проще. Я бы мог проводить тебя в последний путь достойно.
— Значит, такой, какой есть, я недостоин того, чтоб ты меня провожал? — голос не дрогнул. В конце концов, именно такой реакции я и ожидал. Надеялся, конечно, что отец, наконец, оттает и сможет меня принять — каждый непонятый ребенок надеется, что однажды его поймут. Надеялся, но ожидал ровно такой реакции, которую дал отец.
— Я не могу, — тихо произнес отец. — Не могу, понимаешь?
Не понимал. Никогда не понимал, как тот факт, что мне нравятся мужчины, может перечеркнуть даже родственные связи. Он бы принял меня, будь я алкоголиком или наркоманом. Принял бы, если бы я в тюрьме сидел. Но не мог принять моего выбора. И я никогда не понимал этого. И вряд ли уже когда-нибудь пойму.
— Понимаю, — выдохнул я. — До свидания, пап.
Глава 6. Бухачечная
После встреч с отцом я всегда напивался, потому что лучшего способа забыться человечество ещё не придумало. Я зашел в ближайший алкомаркет и долго бродил между стеллажами, подумывая прикупить что-нибудь элитное, как-никак, поводов-то у меня завались. Вышел, правда, все равно с водкой, потому как в элитном алкоголе я не разбирался совсем, а с водкой промахнуться сложно.
По пути домой я успел вылакать треть бутылки, пользуясь тем, что на улице было безлюдно и смотреть на меня было некому. Повело меня почти сразу, потому как пью я очень редко, и домой заявился уже в изрядно датом состоянии.
— Ой, — всплеснул руками Гор, когда мое великолепие предстало перед ним во всей красе. — И что это ко мне такое пришло?
— Это мы, — не без гордости заявил я, демонстрируя бутылку.
— Вижу, — вздохнул он. — И с какой радости ты водку бухаешь?
— Отец, — коротко пояснил. — Ну, чего ты на пороге-то встал? Не пустишь меня в собственную квартиру, да? Фейс-контроль?
— Теперь я понимаю, почему ты не пьешь, — еще раз вздохнул Гор, пропуская меня в квартиру и не без улыбки наблюдая за тем, как я, пошатываясь, пытаюсь стянуть обувь. — Эх, а я-то надеялся на ночь любви.
— Давай завтра? — предложил я, утягивая его за собой в комнату. — Ты это… извини, ладно? Просто отец… хотя не знаю, на что я надеялся. Знал же, что так всё и будет. — Я уселся прямо на пол, и Гор, недолго думая, последовал моему примеру. Немного помолчав, он спросил:
— Есть хочешь?
— Ты меня о еде спросить хочешь?
— Я пиццу заказал, она ещё остыть не успела. Тебе поесть надо.
— Ладно, — вяло согласился я. Перед Игорем было жутко стыдно — это я, кажется, трезветь начал.
— Держи. — Он вернулся с коробкой пиццы, поставил около меня. — Заценил, какой я заботливый? Ну так, что там с отцом, совсем плохо, а?
— В целом, как всегда. Но все прошлые разы я не был смертельно болен. Я хоть какой-то эмоциональной реакции от него ждал, а он как всегда. Вроде как, знаешь, был бы я гетеросексуалом, он бы даже всплакнул на моих похоронах и каждую неделю цветы бы на могилку носил, как маме. А так — пидор я разнесчастный, и понять он меня не может. Наверное, ему даже легче станет, когда я таки сдохну.
— Дай сюда. — Гор отобрал у меня бутылку, ловко отвинтил крышечку и от души хлебнул. — Хреново. Но ты ведь и не ожидал вроде, что он со слезами раскаяния к тебе на шею кинется, а?
— Не ожидал. Но мне все равно плохо, — признался я. — Нет же ничего плохого в том, что я хочу, чтобы папа меня любил.
— Сука он, — выдохнул Гор и снова приложился к бутылке. — И я тоже. Не стоило мне заставлять тебя говорить ему. Я ж, блять, эгоцентрик, всё у всех должно быть, как у меня. Если мой батька осознал, то и твой должен бы… Я все испортил, да? Но извиняться все равно не буду, — неожиданно заявил он, насупившись.
Игорь вообще не из тех, кто извиняется. Точнее, не из тех, кто чувствует себя виноватым.
— И не надо. Всё правильно, он должен знать. И прекрати пить мою водку!
— Довольно паршивую на вкус, надо сказать.
— Эй! Я за неё пятьсот девяносто рублей отдал.
— Хочешь открою секрет?
— Хочу.
— Водка за пятьсот девяносто — это водка за сто восемьдесят, только в красивой этикетке. Слав?
— М-м-м?
— А я знаю хороший неалкогольный способ отвлечься, — поиграл он бровями.
— Прости, — покачал головой я. — Не сегодня. Нет у меня настроения. Давай чем-нибудь другим займемся?
— В шахматы поиграем, что ли? — усмехнулся Гор. — Или включим Ваенгу и потанцуем?
— Ваенгу? Извращенец!
— А то ж. А ещё я красив собой, умен и скромен.
— Придумал! Расскажи мне о себе.
— В смысле?
— У нас серьезные отношения, забыл? А что я о тебе знаю? Иногда мне кажется, что я знаю тебя как облупленного, а потом понимаю, что совсем тебя не знаю. Есть в тебе, Гор, какая-то загадка, какой-то секрет…
— Не протрезвел ещё? — хмыкнул Игорь. — А вообще, Славка, секретный ингредиент секретноингредиентного супа не существует.
— А тебя, гляжу, вставило. Что ты несешь? — рассмеялся я.
— В принципе, я несу счастье людям. В данной конкретной ситуации мною была использована цитата из мультфильма «Кунг-фу Панда».
— Ты что, мультики смотришь?
— А ты нет? — искренне удивился Гор.
— Я уже вырос из того возраста, знаешь ли.
— Никогда не бывает поздно для мультиков! — убежденно воскликнул Гор. — А знаешь что? Ты же хотел сходить в кино на все сеансы подряд, помнишь? Давай заменим это вечером мультипликации?
— То есть кино на все сеансы это, как ты выразился, детский сад, а вечер мультипликации — серьезное взрослое занятие?
— Не будь занудой. Мы с Максом все время так делаем, это весело.
— С Максом?
— Племянник.
— Ты не говорил, что у тебя есть племянник.
— Ну, знаешь, это не то, что обычно рассказывают. Как это должно, по-твоему, выглядеть? «Привет, меня зовут Игорь. Я яркий, классный, офигенный, я не такой, как эти все. А ещё у меня есть племянник Макс, ему шесть»?
— Примерно так, — рассмеялся я. — Так ты расскажешь мне про него?
— Да хоть всю подноготную моей сумасшедшей семейки, но только завтра, а то у меня уже язык заплетается. И в сон клонить начало… Только ты мог умудриться купить палёнку за шесть сотен.
— Ну, извини, я не профессиональный алкаш.
— А как же студенческие годы? Скажешь, не бухачил?
— Не скажу. Но в нашей группе учился грузин, а у него всегда было домашнее вино.
— Господи, — покачал головой Гор. — Какой ты неискушенный. Провести тебя, что ль, напоследок, по злачным местам?
— В клуб фетишистов «Золотой дождь»?
— Фу. И кто из нас пошляк неприличный?
Глава 7. Увлекающиеся родственники и парк развлечений
Разбудил меня Гор. Он коварно стянул с меня одеяло и полез целоваться, требуя взамен упущенной ночи любви утро. Кроме всего прочего Игорь был отвратительно бодр и свеж, что рождало во мне глухую зависть, ибо мое самочувствие после вчерашнего можно было описать только нецензурным словом.
— Отстань, — прохрипел я, отталкивая ретивого любовника. — Я не в форме.
— Ты меня теперь динамить будешь? — обиделся Гор. — Скажи ещё, что у тебя голова болит!
— Вообще-то и правда болит, — проанализировав свои ощущения, сообщил я.
— Ты умираешь?
— Разве что от похмелья, — мрачно сказал я.
— И ты даже не хочешь меня поцеловать?
— Хочу, — улыбнулся я. — Только я даже зубы не чистил ещё.
— Есть у меня тут одна зубная щетка, — поиграв бровями сказал похабно улыбающийся Гор, демонстрируя внушительную выпуклость в паху.
— Не в обиду тебе, но если ты мне сунешь в рот эту «зубную щетку», я блевану. Я, кажется, сделаю это в любом случае, — булькнул я, резво соскочил с кровати и стремительно понесся в туалет. Меня предсказуемо вывернуло наизнанку. После пяти минут страстных объятий с белым санфаянсовым другом я сам себе пообещал больше никогда в жизни не пить. Учитывая, что жить мне осталось не так уж и долго, обещание грозило быть в кои-то веки выполненным.
— Очень плохо? — спросил Гор, когда я выполз на свет божий, демонстрируя нездоровый цвет лица.
— Терпимо, — вздохнул я. — Гор, а давай полежим?
— Ты имеешь в виду секс? — обрадовался Гор.
— Может, позже, — я вздохнул. — А просто полежать ты не хочешь? Знаешь, я вот даже так сразу и не скажу, когда у меня была возможность лишние пятнадцать минут поваляться. Школа, универ, работа…
— Ладно, — фыркнул Гор. — Уговорил.
Мы легли. Игорь меня обнял.
— Ты обещал рассказ о своей семье, — напомнил я.
— Да не о чем особо рассказывать, — пожал плечами Гор. — Племянник вот… Я всегда знал, что он у меня будет, с тех пор как Юлька в чайлдфри себя записала. Она же в мать вся, натура увлекающаяся, она все субкультуры на себя примерила. То, знаешь, богу молится, то на кладбище мрачные песенки поёт. А потом, значит, осознала она, что дети — есть зло. И нипочем она их не хочет, рожать не будет, а будет вместе со своим дружком патлатым жить для себя.
— Но племянник всё-таки появился, — подвел итог я.
— Ну, так залетела. И всё. Как говорит моя бабуля: «Трымай порты, ховайся у бульбу!»
— Что, аборт хотела сделать?
— Бабуля-то?
— Сестра, придурок! — улыбнулся я.
— Держи карман шире. Она из чайлдфри спешно прогрессировала в яжемать, скупила в ближайшем букинистическом магазине все книги по воспитанию и уходу за новорожденными и начала сидеть на форумах для будущих мам.
— А патлатый дружок? — улыбаясь, полюбопытствовал я.
— Патлы свои обрезал и давай за Юлькой носиться: «Тяжелое не поднимай, жестокое не смотри», — такой батя из него вышел, любо-дорого взглянуть.
— А ты? Ты никогда не хотел детей? Ну, своих.
Гор посмотрел на меня сочувственно, как на дворового дурачка:
— Ты-то сам как думаешь, очень вяжется мой образ жизни с детьми?
— Одно другому не мешает, — возразил я.
— Я вообще детей не очень люблю. Это Макс ещё куда ни шло. И то — закинет мне его Юлька на выходные раз в месяц, а я потом высшие силы благодарю, что это не мой ребенок. Ну как, удовлетворил твое любопытство?
— Почти. А почему ты сказал, что сестра увлекающаяся, вся в мать?
— Потому что так оно и есть. Батька с мамой познакомился, когда она с транспарантами напротив местной администрации стояла, требовала власть сменить, очень уж она ей не нравилась. Он-то, как раз, по обратную сторону баррикад был, в администрации работал. Полюбили они, значит, друг друга — и сразу мамулю власть стала устраивать. Зато перестала устраивать незаконная вырубка лесов. В Гринпис вступила, мясо перестала есть, соседке норковую шубу краской облила и на двери соседкиной маркером «убийца» написала. Отец только и успевал участковому «на чай» отстегивать. Потом у нее проблемы начались со здоровьем, из-за диеты ее вегетарианской, она как раз мною беременна была, и с «зелеными» завязать пришлось. Решила она книгу писать.