— Не удивительно, если ваш куратор по безопасности — Арестов. Этот тип помешан на контроле.
— Расскажешь? Ну хоть что-нибудь.
— Исключительно из природной вредности, — Фрей гибко поднялся, снял куртку и подошел к окну, оценивая вид. — Обычно к тебе на улице подходит человек и дает почитать какую-то абракадабру. Ты ее читаешь и все, с этого момента все начинается. Ты читал?
Рома нахмурился, вспоминая, а потом вскинулся.
— Да. Дедок какой-то попросил, сказал, что без очков не видит.
— А потом что-то необычное было?
Рома добросовестно задумался.
— Не помню. Но если бы что-то было…
— А письмо когда пришло?
— Почти сразу.
— Это круто, парень, — Фрей повернулся к окну спиной о бедрами оперся на подоконник. — Та абракадабра — это первый ключ. Он снимает первый блок. После него за тобой наблюдают, как быстро проявляется твой дар, проявляется ли вообще и как на тебя реагирует система. Если все хорошо, то тебе приходит письмо с приглашением.
— Ясно, — Рома запустил пальцы в волосы, ероша пряди. С учетом всего того, что он уже знал о себе из рассказов Амфимиади, все укладывалось в общую картину весьма гладко. — Спасибо. Ты здорово помог. Рассказал бы еще про запечатление и якоря, а то разговоров много, а смысл никто не рассказывает.
— Я тоже только с чужих слов. Запечатление и якорь очень часто путают, разобраться только ты сам сможешь. Якорь — это… ну что-то типа «Скорой помощи» для тебя и твоего сознания. Проблемы там какие или еще что. Очень нужная штука на третьем курсе, когда метатренинг начинается. Только якорь тебя в сознании и удерживает. Это что-то реальное, к чему ты всегда возвращаешься. Ты к нему тянешься, когда тебе плохо и все такое. А запечатление — это почти любовь. Ты просто вляпываешься в человека и все. Вы теперь две половинки. Говорят, некоторым парам везет, и они даже могут не только чувствовать настроение другого, но и мысли передавать. Но по мне — так врут.
— О как… — Рома сморгнул, пытаясь уложить это в голове. Выходило откровенно плохо. — И когда это обычно случается?
— А это вещь непредсказуемая. Может вообще не случиться, а может прям завтра. От нашего желания ничего не зависит, — Фрей скользнул рассеянным взглядом по раскрытой книге, лежащей на тумбочке рядом с кроватью Ромы, и вскинул бровь.
— Ты второкурсник?
Рома проследил за его взглядом и покачал головой:
— Нет. По факту — нет. Просто первый модуль я читал давно. Так что мне дали сразу второй.
Фрей вскинул бровь, но дальше любопытствовать не стал. Только зевнул и отошел к своей сумке, оставленной у кровати.
— Ладно, поздно уже. Спать пора. Так что я в душ, а ты баиньки.
— Эй, ты не моя мамочка.
— Конечно, я не твоя мамочка, я твой папочка, — ухмыльнулся Фрей, стянул майку и отправил ее на спинку кровати. — Так что спокойной ночи. Надеюсь, ты не храпишь.
— Могу задать тебе тот же вопрос, — проворчал Рома, послушно забравшись под одеяло. Уютное тепло окутало тут же, так что как вернулся из душа новый сосед он уже не слышал.
Комментарий к 6. Фрей: http://sponzhik.ru/useruploads/a1503/d2c59a85024c1fb64ee2e2821d0cb140.png
Тимур:
http://s2.favim.com/orig/141109/black-and-white-boy-boys-chris-Favim.com-2222861.jpg
====== 7. ======
— Еееежжж ты ж пьянь болотная… — Сима замер у порога в “Гриффиндорскую гостиную”, несколько удивленно созерцая незнакомый ему персонаж. Стильно взъерошенный, помятый после сна, в одних только порядком покоцанных джинсах тип валялся на диване, заткнув уши наушниками, и негромко подпевал неслышной музыке. Нормально так подпевал. Валялся с закрытыми глазами, словно так и надо, похоже, абсолютно и бесповоротно довольный жизнью.
Окинув взглядом непонятную персоналию, господин Бехерович обошел диван и не слишком вежливо выдернул один из наушников.
— Слышь, маргинально-обобранная личность, а ты кто? — поинтересовался он, не прекратив пристального изучения подергивающихся в такт музыке пальцев ног загадочной личности.
— Дракон в пальто, — осклабилась «личность», изымая свой наушник. — Надеюсь, ты ничего против драконов не имеешь? И вообще ты мне свет заслоняешь, мелочь. Кстати, если будешь здороваться, то сойдешь хотя бы за вежливого.
— Мне уже говорили, здоровался, ты ни хрена в наушниках не слышал, и ваще, не тянешь на дракона, — отбил Сима. — И кстати, я тут месяц, а ты только явился, так что по всей форме представляйся, — для начала он решил пропустить мимо ушей нелестную в свою сторону «мелочь» и простить. Для первого раза.
— Не слышал — значит, не было, — бросил парень с невозмутимым видом и сел прямо. — Повторишь?
— Привет, пассионарий, — во все тридцать два оскалился Сима. — Кто такой, откуда явился и че тут развалился? Обычно тут по утрам возлежит вечно заспанный Ромусь, так что твои кацыбы и подергивания оказались для меня сюрпризом.
— Ромусь? — парень вскинул бровь, а потом на лице отразилось понимание. — А, Рома… Он в душе.
— Пффф, — на лице Симы цвела широчайшая из улыбок. — Ну вот, а он так мечтал быть единовластным обладателем комнаты. Не судьбец! Так вы чьих будете, гражданин? Или джентельхомо?
— Ваше любопытство не знает границ, — тот усмехнулся и раскинул руки по спинке дивана. — Фрей Блэкберри к вашим услугам. Второй курс. Переведен вчера ночью из Португальского филиала. Это вас Роман называет Серафимом?
— Черничка! — просиял Сима. — А Ромка — трепло. Но да, Симеон Бехерович, — представился он наконец. — Первый курс. Страдаю не за дело, но за убеждения!
— Хм? — Фрей склонил голову к плечу. — Не знаю, что значит то, чем ты сейчас меня назвал, но узнаю. И кто же у нас такой Симеон Бехерович, страдающий за убеждения?
— Мы с Ромкой соседи по странам. Своего рода живем в смежных квартирах, — пожал плечами Сима. — Хотел вот вытянуть его на завтрак, но поскольку Ромашка заделался водоплавающим, проще вытянуть Чеда.
— Он скоро выйдет, — Фрей гибко поднялся. — По крайней мере, обещал мне показать где тут что. Чед — это Чед Шеннон? — он кивнул в сторону закрытой пока двери.
— Да ты прикалываешься, тебе Ромка нас с потрохами сдал, что ли? — фыркнул Сима. — Ну я этой ромашечке лепестки пообдираю…
— У него выбора не было, — Фрей потянулся, улыбаясь почему-то очень непристойно. — Ну так что, мне сказать ему, что ты на завтрак его не дождался?
— Да я и сам могу, — Сима с независимым видом прошествовал через гостиную к блоку с комнатами. — Надеюсь ты ему руки не выкручивал? Это, знаешь ли, моя прерогатива.
— Огласите весь список ваших прерогатив, пожалуйста, мистер Бехерович, — Фрей зевнул.
— Обдирать лепесточки Ромашечке, подкалывать Чеда и Тимура, называть вас, мистер, Черничкой, строить глазки Амфимиади-греку, задирать третий курс, носиться по коридорам с воплями «Ууууу-ха-ха-ха!!!» и всяко радоваться жизни. Последнее не запрещается никому, — с готовностью отрапортовал Сима, просачиваясь в коридор. — Силиверстов, ты там еще гусиной кожей не покрылся?
— То есть строить глазки… «Ромашке» можно? — уточнил Фрей, встав напротив и не скрывая бесившихся в глазах чертей.
— Сам у него спрашивай, я Ромашке не сторож, хотя и сторож тоже, но не в этом плане, — развел руками Сима, и снова заорал: — Ромууууусь, тут тебе Черничка глазки строить планирует, ты там вякни, жив еще или уже в водосток от стыда слился?!
— Размечтался, — дверь распахнулась почти сразу, и на пороге ванной появился Ромка в полотенце и с мокрыми волосами. — И тебе доброго утра, Серафим. Как там наш лорд, живой? А то ночью мне было весело. Но хоть вопрос решили. Ты сюда? — он повернулся к Фрею и кивнул назад.
— Я быстро. Ты же не свалишь без меня на завтрак, Ромашка?
— Да куда я денусь, — Силиверстов хмыкнул, Фрей кивнул и исчез в ванной.
— Вот так, да? — выгнул бровь Сима, скрестив на груди руки. — Недолго музыка играла? Прошла любовь — завяли помидоры? А кто, кто, я тебя спрашиваю, расписал всю стену у моей комнаты — «Серафим, ангел мой, я люблюууууу тебя»?! Недолговечна ваша любовь, сеньор Ромашкелло… вы разбили мне сердце! Прощайте! — и Бехерович, гордо задрав нос и драматично закатив глаза, медленно зашагал прочь, как Дон Кихот из старого мультика, высоко вскидывая коленки.
— Не далее, как вчера вечером вы плакались в мою жилетку, страдая и страшась участи незавидной возлюбленным мужчины быть, — не моргнув глазом, отбил Рома. — Как вы не постоянны, ангел мой. Иль вы, подобно деве милой, любите лишь тех, кто смеет искать других в толпе?
— Ложь и поклеп! — рыцарь печального образа порывисто обернулся и упер указующий перст в сторону Ромки. — То было седьмицы полторы назад! А вы, моншер, все раздавали авансов больше, чем имеете в карманах! Да и вообще, может мне милей надменный облик кормчего драккаров!
Бровь Романа взлетел вверх. Выдохнув еле различимое «о, как», он ухмыльнулся и направился к себе в комнату, суша волосы на ходу и одновременно пытаясь удержать сбегающее полотенце:
— Слова твои — пустые наговоры. Я верен вам. Был еще вчера. Но вы изволили выбрать не меня. Вам викинг люб, куда уж мне в калашный ряд да со своим-то рылом. Высок, могуч, голубоглаз — с ним не сравнится мне, я понимаю.
— Да что уж, я вижу, вы утешились в объятиях черничных. Сколь быстро вы о верности забыли, боже мой… что мне осталось? В горы! В горы!!!
И снова пафосно заломив бровь, прижав потрагичнее руки к груди, и цаплей, подбоченясь, как по болоту, вышагивая странно и ломано.
— Пипец, — задумчиво постановил вышедший из того же душа в их уютный маленький холл Тимур, как в тогу оборачиваясь в огромное веселое полотенце с морскими звездами и крабом-Себастианом из незабвенной «Русалочки». — Монтекки с Капулетти бамбук смолят среди колонн Вероны.
— В твоем случае бедный Йорик был бы более уместным. Джульетта своего Ромео хоть любила, — Рома фыркнул и обернулся к нему уже с порога своей комнаты. — С Чедом все в порядке, а то что-то его не слышно?
— С тыла по-прежнему невинен аки агнец. Касаемо же фронта — удовлетворен и жив, вполне здоров, и по углам не жмется. Раньше вас поднялся и фланировал, довольный жизнью и собой на завтрак… — пожал плечами Ширинский. — Так что не переживайте за вашего не слишком девственного друга. Я же говорил, дурного я не сделаю и зла не причиню!
— Не вiр, мiй сину, цьому пiдорасу. Цукерку ту тобi вiн в жопу встромить!!! — душераздирающе проорал Сима и с гиканьем пронесся по коридору мимо обалдевшего татарина, несомненно понявшего о чем речь и откуда цитата.
— Детский сад, штаны на лямках, — вздохнул Тимур. — Ну в общем, ваш приятель в кафе. Спешите видеть! Тьфу ты…
Рома расхохотался и, бросив «похоже, это заразно», скрылся за дверью своей комнаты.
— Доброго утра, мой маленький самурай! Вставай, подъем, еще одно прекрасное утро в горах! Радуйся, у нас в рядах пополнение! — ворвался Сима в комнату. — Недурен собою, языкат, зовется Черничкой! Эй, Аян, ну давай, пора завтракать!
— Охае, — донеслось из-под подушки. Жизнерадостность Симы была для Аяна самым лучшим и самым раздражающим будильником. К сожалению, без опции отключения. — Не хочу завтракать. У Ромы новый сосед? — Вылезать из теплой постели не хотелось отчаянно.
— Давааай, выбирайся из-под одеялка, — продолжал тормошить его Сима, не поленившийся залезть руками под помянутое одеяло и начать щекотать ему пятки. — Тонкий-звонкий-прозрачный… И да-да-даааа, у Ромки появился сосед, хоть и не такая очаровательная язва как я, но тоже потянет со сливочным маааслом! Вставай-вставай-вставай-вставай!!! Аян, я ж не отъебусь, вставай и идем завтракать! Обещаю, что мой милый самурай получит самый вкусный тост!
— Съеду я от тебя. Поменяюсь с новым соседом и пойду жить к Роме, — фыркнул Аян, являя свету заспанное лицо. К особенностям общения с этими странными людьми он привык не сразу, зато сейчас находил в этом свою прелесть. Рядом с ними он чувствовал себя живым и даже нужным. О нем заботились, хоть и в весьма специфической манере, и это немного согревало. Он отказался от традиций, от всего того, что связывало его с домом, а взамен получил в соседи сумасшедшего парня. Не то, чтобы это его напрягало, но по утрам ему хотелось его убить.
— Не-а, — широко ухмыльнулся Сима, окончательно стаскивая с него одеяло. — Если бы правда хотел — уже давно свалил. А так — ты тащишься, вот я тащусь, когда бужу тебя. Ты прелесть просто. Нэ-ко! И всяко мимими! Ты очень милый и самое естественное это заботиться о тебе. Так что неее, не поменяешься!
— Не боишься, что поцарапаю? — Аян лениво отмахнулся и сел в кровати, опустив ноги на пол и зевая. Сомнительные комплименты Симы скорее смешили, чем напрягали. Особенно учитывая особую «любовь» того к теме однополых отношений. — Когда-нибудь я тебя поцелую и ты сам от меня сбежишь. Душ занят?
— Одна кабинка — точно. Но ты всегда можешь потеснить кого-нибудь, вломив ему с разворота пяткой, — осклабился Бехерович. — Вы точно не сговаривались с Ромкой? Он вот тоже сегодня о высоком, о любви говорил…
Не особо расположенный к юмору с утра Аян наградил Симу возмущенным взглядом и, взяв с полки свежее белье и полотенце, прошлепал в душ. Ему нужно проснуться, впереди долгий день.
Одна из кабинок действительно была занята. Судя по незнакомому голосу, мурлыкающему какой-то незатейливый мотив, тем самым новым соседом, знакомиться с которым у Аяна не было никакого желания. По крайней мере, не сейчас. Поэтому, быстро раздевшись, он вошел в свободную кабинку и закрыл дверь, спустя пару минут услышав, как «певец» покидает свою.
…Забавно, но даже сквозь шум воды и стеклянную дверь было слышно как господин Бехерович трубит сбор в кафе. Настойчиво, громко и с подколами. Кажется, снова досталось Тимуру. Кажется, он даже пел серенаду Ромке. И почему этому оболтусу все прощается?
В кафе с утра было как всегда многолюдно, но господин Шеннон, наученный горьким опытом, занимал стол на всех. И терпеливо отбивал поползновения остальных студентов занять стратегически выгодное место у окошка. И надо сказать в этом деле он преуспел как никто другой.
— Доброго утра, дорогой мой Евросоюз! — радостно провозгласил Сима, врываясь в кафе и тут же вклиниваясь в очередь к стойке раздачи. — Простите, извините, я страждущий… кофе мне, кофе… О соооолееее… о соле миииииоооо…
Ладонь, легшая ему на губы и оборвавшая этот душераздирающий вопль, принадлежала Роману. Шепот, который услышали все, тоже выдохнул он:
— Не пугай народ, моя прелесть, еще только утро. Что о тебе подумает наша Ягодка? — Он обернулся и подмигнул идущему следом за ним незнакомому парню со странным цветом волос, который в ответ только усмехнулся, стягивая поднос с полки.
Сима в ответ только поиграл бровями, изогнувшись в неимоверной позе.
— А мы знакомы. Вот аккурат перед завтраком и познакомились. И это я его Черничкой назвал! Привет. Кстати, на завтрак я хочу панкейки с черничным джемом и сгущенкой. Ом-ном-ном!
— Думаю, он увидел твой облегченный вариант, — Рома отпустил его и перехватил тарелку с омлетом и беконом, к которой потянулся Сима. — Серафим мой, если ты растолстеешь, я тебя разлюблю, — с самым серьезным видом заявил Силиверстов, и по очереди раскатились смешки.
— Ты разбила мое сееердцеее… И осколки разбросааалааа… Ты всегда была моей звездой… А теперь чужою стааалааа… — совершенно немузыкально и безбожно фальшивя, пропел Бехерович. — А как на счет «хорошего человека всегда должно быть много»? — Он с безумной скоростью принялся уставлять свой поднос самой разной едой, дополнив все поданным термосом с кофе.
— Хороший человек — не профессия, — возразил подошедший со стороны Тимур с двумя подносами сразу. По всей видимости себе и Чеду.
— Ты же лопнешь, деточка, — Роман покосился на подносы и покачал головой. — И не унесешь все сразу, — потянул Симу на себя, чтобы дать пройти Тимуру, отступил и спиной уткнулся в грудь стоящего позади Фрея. — Прости.
Тот придержал его, носом провел по коротким прядкам его волос и смешно фыркнул.
— Весело у вас завтраки проходят. Жаль, я попкорн захватить не догадался.
— О, это шоу исключительно, уникально и только для тебя, — Рома отстранился, чуть порозовев щеками.
Сима обернулся и, оценив пикантность ситуации, подмигнул новенькому, дескать: так держать, чувак!