– Покорно благодарен вам за заботу о моих воинах. Пение кастрата придется им по вкусу.
Церковь Сан-Джорджо издавна предназначалась для наемников и теперь напоминала скорее казарму. Но под фресками с грозными ликами Святого Георгия, поразившего дракона, сопрано певца вполне уместно – среди пройдох, продавших свои шпаги Лаццаро, полно действительно набожных. Только вчера Дженнардо слышал, как один из сержантов перетолковывал проповеди: «Родриго Реджио и есть тот самый Зверь, Антихрист… нет, это папа Антихрист, а его сынок – демон во плоти, коему родитель наворожил неуязвимость и удачу».
– Вы что-то хотели сообщить мне, Ваше Высокопреосвященство? Уверяю вас, я не тот человек, с кем стоит обсуждать достоинства и недостатки кастратов. Еще в детстве медведь наступил мне на ухо. Но я бы с удовольствием потолковал об обороне города.
Валентино претила солдатская прямота, тем больше поводов подразнить кардинала.
– Именно об обороне я и хотел поговорить с вами, синьор Форса, – будь Валентино котом, можно было б сказать, что он слопал большую рыбину: такое удовольствие звучало в холодном голосе, – до сих пор вы не удосужились поведать нам, как именно собираетесь спасти Лаццаро от грешника. Под нашими ногами готова разверзнуться бездна, но вы продолжаете развлекаться, а ваши люди лишь докучают честным горожанам. Вы забыли о воздаянии, мой дорогой синьор Форса.
Ничего я не забыл, ублюдок! Ди Марко небрежно поднес персты ко лбу, как полагается всякому христианину при невольном упоминании огненной пучины. Ад ко мне гораздо ближе, чем ты думаешь, прикрывшийся красной мантией подлец… Они с кардиналом не ладили с первой же встречи и не раз обменивались ядовитыми репликами, а то и сцеплялись, будто дворовые собаки, но едва ль воспринимали друг друга как врагов. Настоящий враг у них один. Ди Марко точно так же желал смерти Реджио, как и сын герцога Форса: у обоих не имелось никаких надежд на примирение с папской кликой. Ходили слухи, что папа приговорил Валентино к смерти без суда – в жажде мести за старания его семьи и самого кардинала не допустить воцарения Реджио в Риме. Ди Марко голосовал против избрания нынешнего Адриана Второго, когда тот еще звался кардиналом святейшей курии Фернандо Реджио. Самому Валентино стукнуло в ту пору всего пятнадцать – едва ль оппозиция была его собственной идеей. Все мы заложники своих семей, нравится нам это или нет. Именно родня Валентино привела в Италию французов, и до конца от нашествия так и не удалось избавиться. Впрочем, отец Дженнардо тоже грешил сделками с «лягушатниками» – ну а кто в том не повинен? Разве что сами Реджио! Как раз Его Святейшество и сплавил любителей порезвиться на итальянских нивах куда подальше, оставив своих врагов с носом. Карл Восьмой напрасно исходил чуть не треть полуострова в поисках армии, с которой можно сразиться, а призвавшие его напрасно ждали, когда король устанет от уверток понтифика и повторит святотатство Чиарры Колонны. Многие представляли себе, как закованная в железо длань сотрет с лица Реджио победоносную ухмылку и снесет его тушу с седалища Святого Петра. В те поры сам Дженнардо воевал в Испании, не желая ничего слышать о доме, и втягивал голову в плечи всякий раз, как обожаемый командир говорил о его стране. Великий Капитан ненавидел предателей. Гонсало де Кордоба полагал, что привести на собственную родину чужеземцев, да еще проклятых «лягушатников», есть великая мерзость. Тем паче если предательство совершенно в борьбе со святым отцом… но Адриан был свят, как обозная маркитантка, и так же жаден, впрочем, дорогие родственнички и другие враги Реджио от него не отставали.
Кардинал невозмутимо похлопывал сжатыми в руке красными перчатками по резным перилам и взирал на мерченара по-прежнему сверху вниз. Валентино просто трусит, так боится Красного Быка, что готов набрасываться на любого? Или дело в чем-то ином? Какая-то новая распроклятая интрига… дражайший папенька должен был ехать сюда сам! Пусть бы сидел и распутывал клубок лаццарских змей, а дело Дженнардо – война. Капитан только хмыкнул и нарочито вперился взглядом в обтянутое ярким сукном бедро ди Марко. Это собьет Валентино со следа и лишний раз напомнит, что как бы церковная змеюка ни раздувал клобук, а спасти их от Родриго Реджио смогут лишь солдаты Дженнардо Форсы. Если, конечно, смогут. Валентино, проследив взгляд наемника, задрал острый подбородок и прищурился от солнца. Все так же громко звонили колокола, ребятишки звонко хохотали под струями фонтана, и гомонила праздничная, нарядная толпа. Долго ли продлится подобное благолепие?
– Пора признать, синьор Форса: вы не в состоянии защитить нас от Родриго Реджио, – изрек наконец кардинал, – теперь это понимают все без исключения.
Дженнардо приказал себе оставаться спокойным. Войны выигрываются не в беседах после воскресной службы, хотя кардинал явно держится другого мнения.
– Что ж, вы всегда можете отказаться от моих услуг, Ваше Высокопреосвященство, – изобразив самую глумливую улыбку из своего арсенала, откликнулся мерченар, – мои люди получат расчет, и я предоставлю Лаццаро его судьбе. Без сомнения, она будет не сладкой.
– Вы этого не сделаете, – прелат теперь смотрел куда-то за спину Дженнардо, – и не честь дворянина будет тому причиной. Вы азартный игрок, синьор Форса, и не оставите поле битвы за врагом.
А ведь Валентино хорошо его изучил, надо же! В глубине души Дженнардо полагал реванш над Красным Быком единственной возможностью оправдаться в собственных глазах. Сделать нечто такое, что позволит презирать себя чуть меньше. Непобедимый сын папы обломает о Лаццаро зубы – это ль не доказательство того, что Господь милостив к последнему грешнику на земле?
– Сделаю, не сомневайтесь, – намеренно резко возразил капитан, не заботясь, что выходящие из храма могут услышать, – мне не нравятся ваши намеки…
– О, вы уже злитесь! Напрасно, – протянув для поцелуя руку облаченной в черный бархат вдове, Валентино повернулся уходить, – я не ставил целью задеть, просто… скажем так, обозначил приоритеты. Благослови вас Бог, синьор Форса!
Взлетела красная мантия, но, перед тем как ступить на нижнюю ступень, кардинал обернулся:
– Остальное узнаете у моего секретаря. Вы ведь близко с ним знакомы, не так ли?
****
Дженнардо не хотелось говорить с кардинальским секретарем, и именно потому, что, как выразился ди Марко, они были «близко знакомы». Каждый раз при виде неаполитанца Андзолетто в груди мерченара будто поселялся ядовитый паук, и то, что, насытившись похотью, тварь уползала в свое укрытие, было еще противней. Ничего бы не случилось, но в тот день Дженнардо доверху налился вином и яростью, и повода к попойке он уже не помнил. Наверняка, им послужила какая-нибудь выходка защитничков города в сутанах, а истинной причиной – становившаяся все очевидней бесполезность борьбы с собой. Политики не давали покончить с Красным Быком, пока тот не стянул силы в кулак, и Дженнардо грезил наяву, как прикажет своим солдатам перерезать глотки отцам города, но кардинал Валентино перед смертью непременно отведает капитанский член. Именно ди Марко тогда убедил лаццарцев начать торг, а Реджио того и надо было. Он наобещал золотые горы, а после разорвал все договоры и пошел в наступление. Сущее проклятье… Дженнардо с трудом досидел до конца совета и отправился в купальни на правом берегу Лацци. Добросовестно напился в компании своих сержантов и после заплатил прислуге достаточно, чтобы в закрытом со всех сторон ширмами бассейне его не беспокоили. Купание в прохладной воде не слишком охлаждало разгоряченную хмельную голову, и оставалось только пялиться на нагую Венеру, выходящую из вод. Шаловливый скульптор водрузил мраморную девку посередине водоема, и, плавая вокруг статуи, капитан видел то широкий зад богини, то налитые груди. Именно благодаря Венере он и заметил, что за ним наблюдают – совершенно ненужная красота раздражала еще сильнее, и Дженнардо отвел взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть чьи-то белокурые вихры за ширмой. Занавесь колыхалась, за ней явно кто-то притаился, но пару минут пришлось делать вид, будто купание утомило вояку и он намерен мирно обтереться полотном и продолжить пир. Осторожно подобравшись к соглядатаю, Дженнардо схватил того за плечо и, услышав полузадушенный писк, сразу успокоился. Едва ли наемный убийца способен так верещать! Подглядывающего пришлось выпутывать из складок плотной расшитой травяными узорами ткани, тот отбивался и пыхтел, но борьба была неравной, и вот взору капитана предстал юноша не старше двадцати, со всклоченной светлой шевелюрой и развязанными штанами. Рядом валялся темный плащ ученика семинарии Святого Адриана, а еще беглый осмотр показал, что Венера умерла бы от зависти, увидев зад белокурого. У Андзолетто была восхитительно пухлая и круглая попка – это и решило дело. Дженнардо даже спрашивать ничего не стал: семинарист бегает по купальням, подглядывает за голыми мужиками, запуская руку в собственные штаны. Чего тут может быть непонятного?
Дженнардо схватил парня за руку и отволок поближе к шипящим и булькающим котлам, там уж точно никто ничего не услышит и не поймет! Пар висел в воздухе, вино туманило рассудок, а голая кожа отловленного соглядатая тут же покрылась испариной. Не позаботившись стащить и без того болтающиеся у колен штаны семинариста, капитан облапил обнажившиеся ягодицы, уделив внимание и тому, что спереди. Мальчишка, понимая, что его ждет, уже ныл и просил пощады, но небольшой аккуратный член торчал вперед. Вот как! «Пососи, да как следует!» – рявкнул Дженнардо и, заставив семинариста сесть на лежанку, где истопники держали свои кувшины и тазы, подставил собственную плоть к яркому рту. Зубы мальчишки стучали, но он справился с собой и исполнил приказ. С большим старанием, надо признаться! Проворный язычок подобрался к уздечке, пощекотал там, а потом белокурый принялся делать то, что шлюхи называют «крыльями бабочки». «Бабочка» порхала по напряженной плоти, и столь усердные труды Дженнардо выдержал недолго. Подхватив семинариста подмышки, он поставил его коленями на мрамор и обеими ладонями раздвинул аппетитные половинки, наслаждаясь их мягкостью. «Ну держись, юный развратник!» – кажется, он сказал это вслух, потому что семинарист тихонько завыл еще прежде, чем ощутил в себе силу разбуженного вожделения. Дженнардо буквально оседлал взбрыкивающий зад, не забыв, впрочем, смочить промежность слюной, и яростно долбил, входя почти под прямым углом. Мальчишка покрикивал, сжимал задницу, распаляя случайного любовника еще сильнее, пот лил с него градом, но демоны Дженнардо уже вырвались на свободу. Впрочем, белокурый кончил, после того как насильник вошел в него особенно глубоко, и так стиснул член Дженнардо, что тому осталось лишь присоединиться. Излив семя, он долго не мог оторваться от округлых ягодиц, поглаживая их и звонко шлепая ладонью, а семинарист, видно, радуясь, что больно больше не будет, сам двигался навстречу обмякшей плоти. Ему тоже хотелось продлить их утехи, и Дженнардо безошибочно чуял тот же голод, что терзал его самого. Выйдя, наконец, из покрасневшего, припухшего отверстия, капитан спросил имя своей жертвы и разглядел смазливую довольную мордашку. Семинариста звали Андзолетто, родом тот был из Неаполя, а в семинарию Святого Адриана угодил после того, как мать его обзавелась муженьком, не терпевшим в доме чужое отродье. От денег Дзотто отказался, намекнув, что не прочь воспользоваться связями капитана и подыскать себе должность писца или секретаря при влиятельной особе. Ярость и бессилие растворились во вспышке страсти, и капитан благосклонно выслушал просьбы, с удовольствием поцеловав Дзотто в уголок рта. Он пристроил семинариста к кардиналу ди Марко, втайне наслаждаясь мыслью, что вымороженному красавцу служит содомит.
Сейчас Андзолетто в своей «вороньей» мантии крутился возле фонтана и явно плевать хотел на все, кроме возможности безнаказанно поболтать с полуголыми уличными мальчишками. Кардинальский секретарь швырял медные монетки смуглым крепышам, и те, поощряемые щедростью, прыгали с бортика во взбаламученную воду. Перед прыжком мальчишки нагибались, и на миг взорам всей площади представала туго обтянутая потрепанными штанами задница. Дзотто развлекался от души, а рядом с ним прятала улыбку под веером супруга синьора разоренного Камерино. Греховодница тоже любуется на попки? Похоже! За спиной госпожи хмурилась тощая и уродливая служанка, и Дженнардо отказался от мысли говорить с Андзолетто на виду у дам. Приказав своим сержантам ждать, он послал одного из них за кардинальским секретарем, и вскоре Дзотто предстал перед ним. На раскрасневшемся лице читалось явное разочарование. Еще бы, оторвали от такого зрелища! Кардинал Валентино ничего не делает попусту, следует об этом помнить. Прелат намекнул, что город может отказаться от услуг сына герцога Форса, точнее, намекнул, будто сам склоняется к подобной мысли. А еще он ткнул под нос Дженнардо своего секретаря… на воре горит его колпак, только и всего!
Дзотто низко поклонился перед ним, солнце путалось в белокурых пышных локонах. Настоящий неаполитанец – светловолосый, курчавый и проворный. Дзотто всем хорош и умеет молчать, вот только… Когда вокруг пустыня, ты берешь то, что дают. Прочее – пустяки, призрак, растаявший в бесконечной испанской сьерре. Охряной едкой пылью осевший на губах… довольно!
– Синьор, – секретарь кардинала не умел носить свою черную мантию с достоинством, при ходьбе она задиралась слишком высоко, – примите мои уверения в совершеннейшем почтении и радости видеть вас!
Веселый говорок, пухлый рот привычно складывается в трубочку. Он хотел Дзотто едва ль неделю, не больше.
– Что кардинал ди Марко велел мне передать?
Неаполитанец съежился, но что поделаешь, если один взгляд на Дзотто вызывал холодную ярость.
– Говори скорее и можешь быть свободен.
Минуту секретарь переминался с ноги на ногу, потом проговорил, запинаясь – Дзотто понимал, когда он лишний:
– Если скорее, синьор, то не примите за обиду… Они наняли, эээ… синьора Акилле Ла Сенту. Его собственную банду, а еще он отыскал гасконских наемников, – неаполитанец заморгал и отступил. Должно быть, в лице Дженнардо было нечто, способное испугать. – Ла Сента прибудет сюда до конца апреля.
Мерченар едва не выругался вслух. Что за дьявольщина? Рехнулись эти гадюки в женских тряпках, не иначе! Отнюдь не близость собора удержала его от богохульства. Ласковый телок сосет двух маток, так говорят крестьяне, и кардинальский секретарь вполне возможно в точности передаст своему хозяину любое неосторожное слово.
– Ты хочешь сказать, что Лаццаро будет оборонять брат Красного Быка? – все еще не веря, переспросил Дженнардо. Воистину Бог отвернулся от несчастного городишки и его жителей! Но когда Господь смотрит в другую сторону, у Дьявола развязаны руки.
– Точно так, синьор. Его Высокопреосвященство велел мне сообщить также, что Ла Сента сам предложил свои услуги и взял недорого, – проходимец уже скалил зубы, а Дженнардо обвел взглядом площадь, выискивая красную сутану. Кардинал ди Марко стоял возле кареты кардинала Лаццарского и, склоняясь к окошку, что-то втолковывал старшему собрату. Мерзавец! Похоже, Валентино плюнул ему в рожу устами Андзолетто и теперь наслаждается. Единственное, что сейчас доставило бы капитану хоть какое-то удовольствие – это немедленный разрыв договора. А потом он отойдет со своими людьми в пригороды и будет наблюдать, как доблестные лаццарцы пожинают плоды глупости своих владык. Но чертов кардинал был совершенно прав. Отнюдь не честь удерживала сына герцога Форса в рядах защитников города – есть то, что выше чести. Но, если он останется, придется здорово поломать голову и написать папеньке к тому же. Быть может, герцог Форса имеет более точные сведения о том, каким чудом младший сын папы пошел против семьи.
Адриан Второй произвел на свет четырех сыновей и дочь, и, правду говоря, для всей Италии было бы лучше, если б мужское естество святого отца отсохло еще в юности. Даже солдаты, сражающиеся в Испании с маврами, понимали, чего добивается Реджио. Старший сын станет править Романьей и Лаццаро, а в случае удачи – и строптивыми республиками вместе с Миланом. Второй отпрыск в свое время сменит родителя на апостольском престоле. Просто божья благодать! Младшие, как и дочь, в счет не шли, но могли послужить удобной разменной монетой, недаром черт придумал браки. Папа выгодно женил старшего сына на испанской принцессе, трижды продал дочь, а тот, кто сейчас пер на лаццарские стены, надел красную сутану. Над Родриго Реджио в кардинальской мантии потешался весь Рим. Став отцом церкви в неполных семнадцать, будущий Красный Бык только за один год обрюхатил трех римлянок, да еще исхитрился похитить некую венецианку. Дженнардо не слишком верил в слухи о блуде в самом папском семействе и о том, что Родриго до смерти влюблен в собственную сестру и поклялся не уступить ее другому мужчине. Не верил до тех пор, пока не узнал на опыте – нет предела человеческой гнусности и глупости. Да и как было сомневаться, если брат Дженнардо, с благословения папы побывавший на ложе прекрасной Луизы Реджио, клялся, будто кардинал Родриго не давал зятю прохода, преследуя своей ревностью? В конце концов Родриго заявил сестре, что убьет ее мужа, и Джованни Форса бежал через окно супружеской спальни. Бедолага братец так и не понял, что у преступной ревности были вполне политические мотивы. Папа заигрывал с домом Форса, но, когда нужда в нем отпала, брак превратился в обузу. Копыта скакуна беглого мужа еще стучали по итальянским дорогам, а Луизу вновь повели к алтарю. Нового супруга сестры Красный Бык задушил собственными руками – так говорили все. Утверждали также, будто Луиза с тех пор не сказала брату ни слова, но Родриго это не обескуражило. Стать следующим папой римским – блестящая перспектива для кого угодно, но недаром Родриго Реджио взял себе девизом гордое «Или Цезарь, или никто!»