Но, самое главное, огроменные воротины были перевешены вверх ногами, вырезанные тщательно узоры на лицевой стороне об этом явно свидетельствовали.
«Однако! — только и подумал Андрей, разглядывая замысловатых животных — помесь коня и утки и странные фигурки женщин в треугольных больших платьях с поднятыми вверх большими руками-граблями. — Это кого же хозяева поджидали подобным образом? Или защититься от кого-то хотели, раз ворота перевесили…»
Калитка же была в нормальном положении, рядом с воротами заперта на крепкий засов, но и она тоже сделана добротной, с узорами и вычурной резьбой, из пригнанных дубовых плах толщиной в три пальца, как и ворота.
Стояла оглушительная тишина. Андрей ступал осторожно, через ворота зашел во двор, который густо, по пояс, почти полностью зарос разноцветными сорняками, колючим бурьяном и травой.
Усадьба оказалась намного больше, чем он подумал вначале. Солидный дом-пятистенок, умело сложенный из толстенных бревен, стоял в центре участка площадью в полгектара, ну, может, чуточку больше.
Заднюю и левую стороны ограды составляли добротные хозяйственные стайки, сложенные из бревен чуть меньшего диаметра. Всего таких стаек было восемь, по четыре на каждую сторону.
Как и жилой дом, их крыши покрывались потрескавшейся, а изрядными местами и просто отсутствующей, глиняной черепицей.
Узкие окна стаек и дома были плотно прикрыты ставнями — в доме солидными, на амбарах поплоше. А вот стекол в окнах не было, что говорило об их редкости в этом краю.
Правую и лицевую стороны усадьбы прикрывала ограда из плотно пригнанных кольев, вернее заостренных вверху высоких, но тонких бревен.
В частокол гармонично вписывались и толстые ворота с калиткой, по обе стороны которых шли широкие хозяйственные навесы, крытые обычной дранкой. Да, строился хозяин усадьбы очень капитально, на долгие десятилетия, если не на пару веков.
— Непонятно только одно — почему такое хозяйство и усадьбу бросили и наспех ушли, оставив ворота и двери открытыми? В чем причина такой спешки? — Андрей задумался, настороженно оглядываясь. И сделал правильный, но ничего не объясняющий вывод: — Неспроста это…
Для начала он решил осмотреть все стайки и амбары, с правой стороны, против часовой стрелки.
Первое строение оказалось целым складом различного инвентаря — на бревенчатом полу были разбросаны косы, серпы, лопаты, тяпки и прочий полезный инвентарь, отдельные экземпляры которого Никитин впервые видел в жизни.
Крыша была доброй, и лишь там, где она прохудилась, железяки полностью проржавели. Остальные инструменты хоть и имели рыжий налет, но вполне годились в употребление.
Как именовать эти предметы крестьянского труда, Андрей не имел понятия. И ничего здесь не поделаешь, у образования не та специфика, без малейшего познания сельского хозяйства.
Только одно обстоятельство заинтересовало его — все железные орудия были грубой ручной работы, о штамповке и речи быть не могло.
Версий сразу появилось две — опять-таки либо сие есть голимое, без всяких прикрас, Средневековье с его натуральным хозяйством и низкими технологиями, либо владелец был большим оригиналом и предпочитал во всем обходиться собственными силами. Во второе предположение ну совсем не верилось.
Осмотр следующих трех стаек произвел даже на видавшего виды майора самое тягостное впечатление. Они были забиты скелетами домашней животины — в одной передохли три десятка овец и коз, в другой был с десяток коров и быков, ну а в третьей умерло три лошади.
Сладкий, приторный запах смерти витал над усадьбой, но ощущался только в данных строениях. Андрей перекурил это поганое дело и отправился дальше по установленному самому себе маршруту.
Другая стайка имела в углу усадьбы обширный, но пустой загон, полностью заросший травой. Он заглянул внутрь и уже не удивился — понятно, что загон сделали для хрюшек, которые дружно гикнулись, откинув копыта и заставив своими скелетами весь пол.
В следующих двух строениях оказалась только одна труха и почти полностью сгнившая мешковина. В этом амбаре и сеннике тоже ничего не уцелело, все зерно и сено с соломой давно сгнило-перегнило на сто рядов.
А вот последнее крепкое сооружение, тоже с загоном в углу, но огражденное, в отличие от свинарника, более высоким заборчиком, оказалось пустым, совсем пустым.
По остаткам множества перьев, найденных под крытым навесом, мужчина понял, что в нем был птичник для кур и гусей. Но косточек самой птицы здесь не оказалось, пустынное такое помещение, будто пернатые всей стаей в небо поднялись.
Вот это его несколько озадачило.
— Это куда они делись? Улетели, что ли? Может быть, всю домашнюю птицу продали или съели до наступления трагедии?
Андрей пожал плечами, понимая, что нашел слабенькую отговорку, хиленькую, ничего не объясняющую. Он покачал головой, продолжая пребывать в сомнениях.
Вдоль правой стены частокола трава была и выше, и росла погуще, чем на остальной территории брошенной усадьбы.
Никитин углубился в заросли — так и есть, грядочки насыпные, бревнышками окантованные, для огурчиков-помидорчиков предназначенные. Рассматривать дальше весь огород он не стал, а с бодростью подошел к дому.
ГЛАВА 5
— Дозволь, хозяин, в дверь войти? Под крышей недолго побыть, худа всякого я не учиню!
У распахнутой двери Андрей постоял еще чуток и второй раз тихо попросил разрешения зайти — и это было не чудачество.
Объяснили ему таежные люди о разных странностях, что происходят вот в таких брошенных домах. А в сибирской тайге не то что дома, немалые деревни раньше целиком вымирали.
В прохладных темноватых сенях стояли рассохшиеся кадки для воды, две добротные грубо сколоченные лавки, такой же стол, полка с нехитрой кухонной утварью.
Никитин подошел поближе — миски, кружки, ложки — все тщательно выстругано из дерева, но грубое и некрашеное. С превеликим трудом он отворил прикипевшую массивную низкую дверь и, сильно пригнувшись, вошел в дом.
Глаза постепенно привыкли к царящим здесь вечность сумеркам, и Андрей медленно обошел комнаты дома. Никаких скелетов в живописных позах там не было, зато один отпечаток во всех пяти комнатах явственно присутствовал — семья собиралась в страшной спешке, и хватали все, что только под руки попадалось.
Вещи беспорядочно раскиданы по комнатам, на многочисленные топчаны набросаны всякие тряпки, крышки сундуков и ларей открыты, половики скомканы и отброшены.
В подвешенной к потолку люльке забыта детская погремушка — тщательно обструганный коробочек на длинной ручке, набитый сухим горохом.
На русской печи с трубой, сложенной из тесаных камней, стояли глиняные горшки. По трухе и пыли в них Андрей сразу понял, что там была пища, которую кушать не стали, может, просто не успели.
Да и немудрено — все свидетельствовало о том, что сматывались отсюда жильцы, а их было два десятка человек, включая полудюжину детей, в авральном режиме. Как говорится, на ходу подметки рвали…
Поэтому экипировался он на славу, благо хороших вещей позабывали массу. Правда, подпорчено или подгнило большинство из брошенного, но и оставшейся пригодной одежды хватало за глаза.
На дне одного сундука нашлась еще прочная рубаха из небеленого холста, а в другом самую малость подгнившие штаны с завязками и приличная меховая безрукавка.
В третьем ларе отыскались целые кожаные сапоги нужного размера, но очень странного фасона — сделанные по одной колодке, они походили на близнецов.
— Добре! Так я совсем от местных не отличаюсь! А то в своей старой одежде я мог и запросто получить разборочку! Кто его знает, за кого бы тутошние хлопцы меня приняли?
Он долго разглядывал странного кроя рубаху, прощупывая пальцами льняную материю:
— Ничего! В моем положении не до разносолов. Сгодится!
Разжился он и вышитым рушником, большим полотенцем, и парой добрых портянок, на которые пустил единственную пригодную простыню из сурового полотна.
В одной из комнат Никитин увидел в полу люк, но когда попытался его открыть, отпрянул мгновенно — из подполья шел весьма ощутимый смрад, сгнили овощи целиком и полностью.
Брать в комнатах было уже нечего, да и незачем было дольше оставаться, и Андрей с нешуточным облегчением в душе и в ноздрях пошел к раскрытой двери.
— Спасибо, хозяева добрые! — Андрей низко поклонился в сторону печи. — Вот вам! — Он положил на стол монету в пять рублей, единственную, выуженную из кармана ветровки. — Больше у меня ничего нет, чтобы заплатить за добро…
Неожиданно дом чуть вздрогнул всем своим бревенчатым телом. За печью зашелестело, и кто-то или что-то глубоко и тяжело вздохнуло. Гулко стукнул упавший от стены ухват.
Андрей, словно ошпаренный, мелко крестясь и бормоча на ходу все известные обрывки молитв, вылетел на улицу, чудом не зацепив лбом низкий дверной косяк.
«В доме домовой! А во дворе? Дворовой? Овинник? Гумник? Вот тебе и народный фольклор!»
Андрей лихорадочно оглядел еще раз усадьбу и без принуждения над собою поклонился дому в пояс.
— Простите, ежели потревожил чем! — Он еще раз поклонился. — Хозяева добрые, не гневайтесь! Не корысти ради… Не гоните сегодня со двора…
По-прежнему светило солнце, стояла такая же оглушительная тишина. Сделав пару глубоких вдохов-выдохов, Андрей окончательно успокоился и приступил к переодеванию: надел рубаху и кальсоны, затем короткие кожаные штаны, потом безрукавку.
Пуговиц нигде не было, и он долго возился с разными завязками, чертыхаясь и матерясь про себя. Портянки намотал привычно, вбил ноги в кожаные сапоги, не разбираясь, где левый или правый сапог, все равно одинаковы.
Встал и походил немного — все нормально, размер попался правильный, нигде не жмет, нога не болтается.
Одна только была беда на отысканной одежде — полное отсутствие карманов, что на штанах, что на безрукавке. Похоже на то, что здесь пока не знали ни о карманах, ни о пуговицах.
А потому он решил при первой же возможности нашить на одежду короткие деревянные палочки с петлями, которые ничем не хуже круглых пуговиц. Такие в Сибири даже в нынешнее время еще носили в ряде селений, особенно у «семейских».
Отобрал он нужную себе утварь — железный котелок, деревянную миску и две ложки, толстую сапожную иглу, дратву, кресало и прочих нужных в дороге вещиц.
— Теперь бы тару найти надежную, рюкзачок какой-нибудь…
Короткие поиски увенчались нужной находкой — он нашел добротный мешочек. Недолго думая, Андрей отмахнул топором длинную вожжу. Концы последней накрепко привязал к углам мешка, и получилась классика — нищенская котомка девятнадцатого века или советский солдатский вещмешок — кому как нравится, тот так и называет. Вещь неприхотливая, скроена по принципу — «дешево, но сердито».
Прежний «шестопер» и кистень были безжалостно уничтожены, слишком примитивными и наивными он их сделал из примитивного материала.
И со всей своей старой одеждой Андрей поступил так же, даже носков не оставил, только перочинный нож про запас отложил — пригодится. Вещь хорошая, универсальная, современная, из хорошей стали. Такой «перочинник» должен всегда под рукою быть.
Новый кистень Андрей начал делать первым, сразу во дворе — и привычный он для рук, и эффективный против врага. Крепкая дубовая палка нашлась в стайке, а кожаный ремешок с увесистой медной гирькой был позаимствован в хозяйственном складе.
Для тренировки Никитин нанес резкий и точный удар по оглобле, прислоненной к частоколу, — треск, и деревяшка хрустнула. Такой кистень любые латы проломит, как бумагу.
Он со спокойной уверенностью ходил по заброшенным сараям. Работа над кистенем увлекла его, но тем не менее он изредка замирал, словно чувствуя на спине взгляд, но не пробивающий морозным холодком, а скорее заинтересованный.
Пару раз он краем глаза замечал за спиной робкое шевеление, но, как ни оглядывался стремительно, ничего подозрительного или необычного не усмотрел. А потому несколько успокоился.
С найденной короткой рогатиной он провозился пару часов, но труды того стоили. Теперь в его руках была почти двухметровая алебарда — симбиоз копья и топора. Андрей с полчаса орудовал сделанной страшилой и остался доволен. Действительно, стоящая вещь — и топор, и копье, и оглобля.
«Три в одном, настоящий коктейль. Жаль только, что топор без крюка, а то бы еще багор был».
Проще было с кинжалом, который вместе с ножнами и поясом нашелся в доме. Андрей им быстро опоясался, но долго раздумывал над многочисленными кольцами и ремешками, которые крепились к широкому кожаному ремню. Можно было, конечно, прикрепить и топорик, но зачем себя обременять, когда есть хорошая алебарда.
Да и воин, увешанный оружием с головы до ног, производит на профессионала совсем другое впечатление, противоположное тому, на которое «ходячий арсенал» рассчитывал.
И зачастую в бою такого пентюха уделывали максимум за десяток секунд, ведь чтобы драться тремя мечами или, скажем, тремя «АКМ», нужно ручонок иметь столько, что всякий индийский Шива должен немедленно удавиться от черной зависти.
Оставалось только хорошенько наточить оружие и снять кое-где ржавчину. Андрей не раздумывая пошел к навесам — ведь печь в доме одна, в стайках нет, а скотине варить надо, да и всякие домашние поделки тоже нужны.
Расчет был верный, хозяйственный ряд протянулся на полсотни метров, и тут было все — колодец, два очага, верстак, ножное точило и еще целое множество нужных в хозяйстве вещей и приспособлений.
Хотя все порядком позарастало травой, Никитин быстро расчистил себе рабочее место. Исправление точила заняло много времени, да и сам процесс заточки отнял достаточно много сил и времени, но это было острой необходимостью…
ГЛАВА 6
По заросшей дороге Андрей шел уже больше часа, согреваемый теплыми лучами утреннего солнца. Он впервые провел очень спокойную ночь, под крышей первой стайки — там не пованивало, а для ложа он натащил всякой рухляди из дома.
Ужин и завтрак явились просто королевскими — на грядках росли одичавшая тыква, чеснок, репа и лук-батун, за частоколом раскинулся заросший сад — груши, вишни, сливы да яблони.
Теперь вещмешок весил полтора пуда, не меньше — два десятка вяленых и копченых рыбин, соль и груда всяких фруктов и овощей. Брать больше он не стал, в вещмешок не влезет, да и вредно чрезмерное отягощение в дальнем пути.
Заброшенная и заросшая давным-давно дорога отходила от хутора и от реки извилистым перпендикуляром.
Андрей немного подумал и пошагал по ней, по крайней мере, дорога всегда ведет к людям, а вот за рекой порой такого не наблюдается. А чтобы идти было нескучно, Никитин подбадривал себя матерками — как запросто он потерял на сытой и ленивой «гражданке» не только все навыки, но и заплывший жиром разум.
«Идти несколько дней и высматривать на траве и камнях главные приметы современной жизни — окурки, пивные банки, осколки бутылочного стекла, обрывки газет. Всего того, что я просто не мог здесь встретить, если по этой усадьбе судить. Средневековье, блин!»
Никитин припомнил одну поговорку, суть которой заключена в следующем — какие времена, такие нравы. И тут же перефразировал последнее слово на два других — и следы цивилизации.
А что здесь нет асфальта и автомобилей, самолетов и тампаксов, пива «Туборг» и резины, а также целой уймы всего прочего, привычного в тойжизни, — в этом он сейчас был полностью уверен.
После полудня показалось селение из пяти домов за общим для всех строений частоколом. Андрей не стал удивляться встреченной деревне — дорога для того и существует. Он смело пошагал вперед, чуть ли не чеканя размеренный солдатский шаг.
Но через минуту, хорошо всмотревшись, Никитин остолбенел — селение было нежилым и запущенным больше, чем первый хутор. И хуже того, здесь произошло нечто ужасное.
Все ставни и двери домов были распахнуты, а во внутренней ограде в разных местах во множестве чуть белело что-то страшно знакомое.