— Поговорить надо. В ресторане нам бы не дали, верно?
Он смеется?!
— Говори, я слушаю, — еле сдерживаясь, ответила я.
В голове у меня стучал вопрос: что я делаю?! Он ведь вроде спас меня!
Миша присел на мотоцикл и спокойно спросил:
— Когда влезли в твою квартиру?
— В тот день, когда меня допрашивал несуществующий Петров.
— Петров существует. — Подумав, Миша продолжил: — Кто за тобой охотится, знаешь?
— Ты и эти, что гнались за нами. Ну, им, понятно, нужны бриллианты, а вот тебе что?
— Документы. Все ищут концы от пропавших денег. Я думаю, что Паша все знал. Есть еще Маша, но ее пока невозможно расспросить, остаешься ты. К тому же ты последняя, кто видел Павла живым, и можешь что-нибудь знать.
Он замолчал и сделался вдруг очень хмурым. Я тоже молчала, но не спускала с него мушки.
— Паша поставил тебя с Машей под удар, — заметил он.
— И так знаю. Зачем было дверь ломать? У тебя ключи были, и вообще, пришел бы и спросил, что надо. Зачем сразу бардак устраивать, стрелять? Тебя основам этикета учили?
— Я не лазил в твою квартиру. И у меня нет ключей от нее.
Опять врет! Я нахмурилась и чуть было не нажала на курок.
— Каким образом запись регистратора осталась у тебя, а сумка Маши — нет?
— В среду у нас пропали деньги. До Паши было невозможно дозвониться, а у меня был плановый выходной. Тут вы с Машей приехали. Я тогда не знал ничего. Видел, что девушка на грани помешательства. Позвонил по городскому и чудом, как понял позже, дозвонился. Вы уехали, мне позвонил наш юрист и рассказал о финансовых проблемах. Позже я через друга узнал, где находится брат, и поехал к нему. В отеле мне сказали, что Павел с девушкой собрался в Испанию, но они забыли документы у девушки дома. Я смутно помнил, где Маша живет, но надеялся догнать брата. Догнал. Они тогда уже разбились. Я вызвал скорую и полицию. Нашел отлетевший в кусты регистратор. Сумки и портфеля не было.
Почему я ему верила? А если он врет, как и Павел?
— Как так случилось, что у телевидения и у стройфирмы деньги увели, а у тебя из пиар-агентства — нет?
Миша кисло улыбнулся:
— Пиар-агентство не мне принадлежит, а маме. Мне принадлежит телевидение, но под руководством брата. Главная подпись оставалась за ним, пока я не женюсь. Так родители решили. Дети остаются детьми, пока не женятся. Глупость, да?
Я не ответила и медленно опустила руку с пистолетом. Только потом я поняла, что рука просто сильно устала.
— Ты мечтал о стройфирме? — вдруг спросила я. Может, я хотела услышать, что скажет на слова Павла его брат?
— Да. — Миша улыбнулся. — Когда в институте учился. Мы с Пашкой сильно спорили по этому поводу. Мама, как всегда, все решила в его пользу.
— Мама?
— Да. Папа мне ее хотел оставить. Я специальное образование получал. Но мама сделала все по-своему.
Вдруг сзади нас раздался крик:
— Вот они!
Меня передернуло.
— Зови всех! — снова крикнул кто-то.
Я стояла с опущенным пистолетом и оцепенело смотрела на высокого мужчину, который входил в гараж. Миша сориентировался сразу. В этот момент я его увидела в другом свете. Миша быстро разобрался с этим верзилой: ударил под дых, тот съежился и застонал. Затем Михаил быстро вывез свой байк и закрыл ворота. Но отъехать мы не успели — у гаража появились еще пять человек. Пять! И это за девушкой! Я подняла свой Иж:
— Еще шаг — и стреляю в каждого.
И чтобы мне поверили, что я метко стреляю, я выстрелила одному из ребят в коленную чашечку. Тот резко согнулся:
— Блин! Она что, снайпер? — крикнул кто-то.
Я не снайпер, а дочь военного летчика и охотника. Конечно, меня папа научил стрелять. Сына у него не было, а дочь была. Вот он все свои знания и интересы и передавал любимой дочурке. В ГПТУ я даже кубки по биатлону брала и первые места занимала по стрельбе. Ребята замешкались, и один из них крикнул:
— Мих, хватит в догонялки играть! Надоело уже. Делом займись.
Это был парень с интересной внешностью. Длинные волосы забраны в хвост, одежда была как у рокера или байкера. Пока я разглядывала его, держа на мушке, мимо моего уха пролетела пуля. Я резко обернулась. Миша держал пистолет, направленный на меня. Ребята тут же разошлись.
— Промахнулся! — крикнул кто-то. Я была в шоке. У меня опять все поплыло перед глазами. Тут Миша быстро завел мотоцикл и крикнул:
— Садись, что стоишь?
Прозвучало это немного нервно.
— Или тебя с ними оставить?
Что стою?! Да ты в меня стрелял!
Что ж, выбор невелик. Они или Миша. Выбрала то, с чем я смогу справиться. Я села на байк и одной рукой схватилась за Высоковского, а другой продолжала держать пистолет, направленный на ребят. Все они что-то орали, но не подходили. Странно, ни у кого из них не было оружия, кроме Миши. В магазине стрелял тоже он — только такой грустный вывод могла сделать я. Мы рванули с места, я вцепилась в Мишу, чтобы не упасть. Сердце опять заколотилось. Невыносимо хотелось к нему прижаться еще сильнее и положить на его плечо голову. Может, его запах так влиял на меня? На глаза надвигались слезы: ну почему как только я встречаю парня по своему вкусу, он оказывается либо недотепой, либо придурком, либо убийцей и голубым…
Куда он меня вез, мне было неважно. Абсолютно все равно. Я лишь твердо для себя решила, что в случае чего убью его и скажу, что все так и было и это не я. Стреляет он плохо, дерется хорошо, но, судя по его темпераменту и воспитанности, со мной он драться не будет. Да и я с ним в драку лезть не собираюсь, убью — и все. Пистолет у меня травматический, но я знаю, куда стрелять надо, чтобы человек не выжил.
Мы неслись по трассе в сторону моего Раменского. Мне показалось, что прошло всего десять минут, а мы уже въехали в мой город, мимо проносились знакомые улицы. Но, естественно, я понимала, что так быстро мы доехать не могли. Просто я совсем ушла в себя.
Миша свернул к моему дому.
— Не надо! — крикнула я. — У меня встреча в семь вечера.
— С журналистом?
Миша остановил байк у бордюра.
— Нет.
Почему я поняла, кого имеет в виду Высоковский? Я слезла с мотоцикла. Голова кружилась. Да что со мной? Уже второй раз за сегодня. Так ведь и промахнуться можно, когда соберусь его убивать.
— Давай довезу до места встречи? — предложил Миша.
— Спасибо, как-нибудь без тебя, — ответила я и хотела уйти. Неужели и правда мне все равно, убьет он меня сейчас или нет? Он догнал меня и развернул к себе:
— Ты плохо выглядишь.
— А как я должна выглядеть? Утром похороны и неудавшиеся поминки, погоня за ручку со злейшим врагом, который зажимает тебя в первом попавшемся углу, потом изливает душу и стреляет, нечаянно промахнувшись.
Боже мой, да он смеется! Стоит и ржет!
— Не я стрелял, — смеясь, ответил он. Глаза его словно зажглись от солнечного света и приобрели золотистый оттенок. Как красиво врет! А то я не видела, с какой стороны пуля летела!
— Ты мне не веришь, — заключил он.
И чего он этому так радуется? Он достал пистолет из-за пояса:
— Проверь.
Я посмотрела на его оружие. Травматик. Только покруче, чем мой. Неужели и правда не он стрелял? Брать его оружие в свои руки я не стала. Потом я очень сожалела, мучаясь от любопытства, но на тот момент я решила не оставлять на его пистолете свои отпечатки. А вдруг он десять человек завалил, а потом я на нарах сидеть буду.
— Допустим, не ты. Но тебе я все равно не верю. — Я отвернулась от него и посмотрела вдаль. Да, ему я не верила, как и Павлу тогда. Вся их жизнь пропитана ложью и сплетнями. И внезапно какая-то странная грусть полностью охватила меня. Даже появилось чувство безнадежности и бессилия. Мои пальцы словно ударило током, и сердце замерло. Миша взял мою руку и поцеловал ее, смотря мне в глаза, затем сказал:
— Береги себя.
Я даже ответить не успела. Он сел на байк и моментально умчался. Наверное, целую вечность я стояла как отупевшая и смотрела в ту сторону, куда уехал Миша. Это было… Что это было? Я шла уже злая как черт. Он такой же, как его покойный нахальный брат! Пусть об умерших плохо не говорят, но он тоже нахал еще тот был! Что это все значит? Я удаляю ему программы, а он мне руки целует! Где логика? Попробуем-канарисовать его портрет. Воспитанный, трудолюбивый, наглый и нахальный, чертовски красив, правда, невысокий. Предлагает мне помощь, а сам пытается убить мою подругу, прощает мне удаленный 1С, но ищет документы, зачем-то пытается меня убить, но потом сам спасает меня от других неприятелей, жмется ко мне, но остается холодным, потом снова пытается убить, но спасает и целует руки. Может, в этот раз и не он стрелял, но я не проверила. Вдруг он как раз рассчитывал, что я побоюсь взять его пистолет? На понт брал. А может, там вообще пуль не было, и проверить было нельзя. Сказал бы, что он их не вставлял, — и не узнаешь правды. Выстрел был с его стороны, это точно. Значит, вывод какой? Он маньяк. Ему нравится охотиться за жертвой и завлекать ее. Его забавляет моя реакция. Ну что ж, я больше ему не дам такого шанса.
В раздумьях я доехала до поселка, где жила Кристина. В кафе-баре я вдруг обнаружила, что забыла на поминках сумку с телефоном и деньгами. С собой в куртке у меня были только ключи от квартиры. Времени полшестого, до встречи еще полтора часа. На свой страх и риск мне пришлось заказать полноценный ужин и кофе. Я решила обдумать наше знакомство с Михаилом. На злого гения он не был похож совсем. И я понимала, что это я не хочу, чтобы он был убийцей, маньяком и геем. Но кто он? Если не гей, то он действительно может быть отцом Машиного ребенка и желать смерти брату, так как тот не хотел с ней разводиться. Он признался, что догонял его и забрал регистратор. Что же я его не спросила про Петрова? О, нет! С поминками я совсем забыла о встрече с Андреем Петровичем! Мне стало еще хуже. Ну ладно, завтра тоже будет день, и я обязательно все узнаю. От запаха кофе я чуть приободрилась и почему-то вспомнила, как Высоковский в ресторане, в этой маленькой комнатушке смотрел на меня. От мысли о нем я покраснела. Да что же это такое? Его нет, а я краснею! И кто он такой, чтобы вызывать во мне смущение?!Гей-маньяк! Лучше буду думать о Гущине. Но все мысли о Гущине заканчивались рестораном, погоней и аркой, где зажал меня Михаил, чтобы нас не заметили. Сердце опять замирало, и я, снова злясь на себя и краснея, в душе обещала себе, что убью свой объект влечения. Маньяки опасны, а голубые все равно никакой пользы для женщин не приносят. Только как зараза захватывают в свой клан нормальных мужиков. И потом, это несправедливо: быть таким красивым — и геем.
Есть совсем не хотелось. Мой крем-суп остыл. Такой задумчивой, с ложкой в руке меня застала Кристина.
— Рада тебя видеть живой. — Она села рядом. — Я у Машки была. Она очнулась. Правду знает. Ей там все сказали.
— Как она?
— Плачет и убивается. Что, впрочем, она всегда делает, когда теряет свою любовь. А я ей говорю, что главное — здорова и ходить будет.
— Скажи ей, чтобы Рине позвонила. Пусть что-нибудь придумает, но не говорит, что в больнице. Я сказала, что в Испании ураган и нет ни телефонной связи, ни Интернета.
* * *
Мы с Кристиной просидели два часа. Она мне успела рассказать, что говорили на поминках. Про Машу никто ничего не знал, как будто ее в машине не было. Деньги, правда, увели. Перевели на фирму за ненужный материал, который так и не поставили, а фирма резко обанкротилась. По такому же сценарию все случилось и с телевидением, только еще без подписи Михаила, как сказал юрист. Все уверены, что Павла кто-то надул, но спросить теперь не у кого. Так что, возможно, его убили, чтобы спрятать концы в воду. Кристина уверена, что финансовый директор ему помогал. Но надо понять, у кого должны были зависнуть деньги — у Павла или у его финансового и чья была фирма, на которую они перевели деньги. С Машей пока не удалось поговорить, так как время визита было ограничено из-за ее эмоционального состояния. В шприце действительно находилась лошадиная доза снотворного, от которого Маша не проснулась бы. Отпечатки пальцев были сняты и переданы Кристининому другу-любовнику — детективу. Ну, и Кристинка мне сообщила как бы между прочим, что по просьбе этого детектива я уже устроена на стройфирму секретаршей заместителя директора. Завтра меня ждут на собеседование. У меня был шок. Конечно, превосходная перспектива из термички превратиться в элитного секретаря… Но Кристина не знает, что за мной идет охота, меня хотят убить, и в том числе Высоковский. А я теперь сама полезу на рожон к этому маньяку. Я сначала засмеялась, а потом заплакала. Кристина посмотрела на меня и, затянувшись сигаретой, сказала:
— Влюбилась ты, девка. Сказала же тебе: он гей, к тому же переболел сифилисом.
— Я терпеть не могу геев. — Я сглотнула. — И сама его убью.
— Ба! Страсти-то какие. Знаешь, подруга, я понимаю твою проблему, — сказала она мне серьезно, — но не буду объяснять ничего. А то ты и меня убьешь.
Интересно, что же она такое понимает, чего не понимаю я…
Кристя оплатила мой ужин и дала мне в долг денег. Домой я отправилась на такси. Чувствую, мне теперь еще год придется пахать на заводе сверхурочно и без отпуска, чтобы расплатиться за эту сумасшедшую неделю, что я провела дома.
Остановившись у подъезда, я заметила, что в окнах горел свет. Нет! Опять! Неужели мы забыли включить сигнализацию? Я тихонько поднялась, попробовала открыть дверь. Она была просто на щеколде. Я вошла. Чисто. В коридоре стояли белые кроссовки Сергея. Смешно, я ведь совсем про него забыла. Закрыв дверь, я разулась и сразу почувствовала, что ноги отекли, сильно болели ступни, зато спине стало так легко… Я доковыляла до кухни. Сергей сидел за ноутбуком, что-то печатал, жуя бутерброд. Перед ним было четыре пустых чашки из-под кофе, на плите открытая кастрюля с макаронами, рядом две заветренные сосиски.
— Где шлялась?
Что за вопрос? Кто он мне, чтобы так фамильярничать? Но я так устала, что меня это даже не разозлило особо. Видно, после происшедших событий моя реакция давно умерла.
— Была в кафе с подругой. — Я села напротив Сергея. — А ты взял больничный?
— Взял. Ну и с кем ты убежала? — спокойно продолжал Сергей, смотря в монитор ноутбука. — Ты в курсе, что у него неустойчивая психика, что он шизик?
Опять новая сплетня. Что же еще можно про него сказать?
— Да, еще он гей, маньяк и деспот. — Я заметила на тарелке нарезанные дольками огурцы и помидоры. Ну надо же! Приготовил ужин, нашел овощи. Вот мне бы в голову не пришло залезть в ящик холодильника, чтобы хотя бы посмотреть, что там лежит и что можно из этого приготовить. Я взяла огурчик и надкусила. — Ты как сюда вошел? — перевела тему я.
— Вик, — посмотрел на меня Гущин, — я вчера принимал работу монтажников. Они мне дали ключи. А вот твои, в кармане, совсем к новой двери не подходят.
А ведь он прав! Как я могла так безалаберно все забыть… Если б он был сейчас на работе, куда бы я пошла?
— Да не заморачивайся ты! Я ключи повесил у входа. Не забудь поменять. — Он словно читал мои мысли.
— Спасибо, — только и смогла вымолвить я.
— И все? Спасибо ночью не согреет. Спасибо на свидание не ходит и сыт им не будешь…
Опять Гущин начал свою песню… Я уже устала от этого.
— На ночь получишь грелку, на свидание возьмешь моего медведя, а с ужином ты и без меня хорошо справился, — отрезала я.
— Так и знал, что ты злая, — скорчил обиженное лицо Гущин. — А еще делала вид, что в меня влюбилась, на кладбище с собой взяла… И меня, настоящего журналиста, променяла на психа из гей-клуба.
— Откуда?
— Ты сама сказала, что он гей. Значит, он тусуется в гей-клубах. Где он себе пару ищет? Нет, к гею я ревновать тебя не буду, но почему именно с ним ты убегала оттуда? — почти заорал Сережа. И поднял одну бровь: — Ты тоже решила пополнить ряды меньшинств?
Я схватилась за голову. Смеяться или хоть как-то реагировать на его выходки у меня уже не хватало сил.
— Давай признавайся, ты хотела заставить меня поревновать, вот и инсценировала свой побег с красивым блондином и стадом поклонников?
Хоть это было полным бредом, но мне вдруг так смешно стало, что я расхохоталась в голос.
— Я оценил, — продолжил Сергей. — Классно было. Хочешь, фото покажу?
Фото? Мое и Михаила? Я замерла. Сердце опять остановилось, стало трудно дышать.
— Ты что?
— Я спать. — Я быстро повернулась к выходу, чтобы он не заметил, как я опять краснею.
— Так я только начал разговор!
— Завтра продолжим.
Я закрылась в своей комнате. Да что это со мной?
— Вик, у тебя получилось, я ревновал! — кричал из кухни он. — Хватит бегать с этим геем. Лучше признайся мне во всем. Какие там еще есть у тебя грехи? Я все прощу, Вик!
Я молчала. Сергей о чем-то догадывается. Не понимает, что происходит, вот и паясничает.
— Вик… Ви-ик… — шептал он в щель двери.
— Чего тебе?
— А сказку на ночь? Я же гость, и потом, после кладбища страшно без сказки спать ложиться. А?