– Черт, – чешет репу Сява. – Штукатурка чуть не обвалилась… Совсем Вероника не бережет наш труд.
– Иди и догони ее. Объяснишь, что я с каждым так разговаривал. Я пока перейду к ультрапаковским ребятам.
Хотел позвать сразу всех троих, но оказалось, что Кир выехал на встречу. Гриша с Мариной, приоткрыв дверь, просовывают головы и топчутся на пороге:
– Фил, звал?
– Да, заходите. Садитесь.
Ребята озираются, но не решаются сесть, видя, что я стою. Какое-то время я просто разглядываю их лица, стараясь рассмотреть признаки смущения или беспокойства, но ничего подобного не нахожу. Поначалу. А потом затянувшееся молчание обрывает Гриша:
– Фил, ну? Говори, чего хотел, у меня там клиент на линии висит… висел, бросил трубку уже, наверное.
– Ребята, когда вы в последний раз общались с бывшим шефом?
– С Костылем?
– Да, с Панченко.
– Так это… Когда заявление об увольнении принес ему, – отвечает Гриша. – Больше его не видел.
– А ты, Марин?
– И я тогда же. А что случилось?
– Вы никому не рассказывали о нашей компании в плоскости тех слухов, что идут по городу?
– Я – точно нет! – уверенно заявляет Гриша.
– И я не рассказывала. А что случилось? Ты что, думаешь, это мы? – Марина плотно сжимает губы и смотрит исподлобья.
– Теперь точно знаю, что не вы. Но кто-то из наших. Больше просто некому.
– Может, Кир? – переглянувшись с Гришей, предполагает девушка.
– А с Киром-то что не так?
– Да знаешь, Фил… – Гриша опускает глаза. – Он какой-то странный в последнее время.
– В чем это выражается?
– Он снова курить начал! – восклицает Марина. – Ни с кем не общается, утром придет, буркнет «Привет», вечером – «Пока», да и все.
– Реально, Фил, я его не узнаю! – добавляет Гриша. – У него точно что-то случилось!
В последние дни, просматривая профили соклановцев каждое утро, я обращал внимание на понизившийся индикатор настроения Кириченко, но не думал, что это серьезно.
– Так, ладно. Я сам с ним поговорю. Увидите его раньше меня – не говорите, о чем мы общались. Ок?
– Не вопрос, конечно, – ребята уходят.
В клановой вкладке я нахожу профиль Кира и внимательно изучаю:
Удовлетворенность: 62 %.
Страх: 63 %.
Настроение: 18 %.
Это он под клановым бафом такой удовлетворенный, а без него картина была бы еще мрачнее! Кир, Кир, Кир… Как же так? Да что с тобой происходит?
* * *
Кира перехватываю на подходе к офису. Его метка так медленно передвигалась по карте, что я понял – он идет пешком. Замечаю его за квартал от парка, где собираюсь с ним поговорить. Увидев меня, стоящего прямо на его пути, он вздрагивает и смущается. В его руке дымится почти докуренная сигарета.
– Привет, Кир.
– Виделись же сегодня, – буркает он, ища взглядом, куда бросить окурок. – А ты чего тут…?
– Вышел проветриться, освежить голову, обдумать происходящее, а тут ты. Составишь компанию?
– Э… Фил, мне в офис надо, у меня там дела еще. – Кир вызывающе, глядя мне в глаза, глубоко затягивается, прищурившись, вытягивает дым до фильтра и бросает окурок под ноги, после чего давит его подошвой.
– Да мы недолго. По парку прогуляемся туда-обратно, и пойдешь свои дела делать. Если хочешь, можешь еще покурить.
– Хм… Ладно, покурю.
Я жду, пока он вытащит и раскурит сигарету. Его индикатор настроение снизился еще на несколько процентов, и упадок духа теперь очевиден. Он как-то съёжился, сгорбился, и его ощущения мне хорошо понятны – спрятаться от мира, скрыться, зарыться под одеяло, желательно с интересной книгой, большой чашкой чая и какими-нибудь вкусняшками. И чтобы никто не звонил, не беспокоил лет эдак двести. Но деньги сами себя не заработают, вкусняшки стоят денег, и счета тоже как-то надо оплачивать. А потому Кир сейчас идет рядом и терпит. Терпит меня, необходимость общаться и как-то досидеть рабочее время.
Несколько минут мы просто молча идем по парку. Кир погружен в свои проблемы, о которых мне предстоит выяснить, а я восстанавливаю резервы духа. «Распознавание лжи» энергозатратно, и хорошо, что регенерация духа у меня повышенная.
– Кир, ты слил Косте Панченко инфу о нас? – задаю вопрос в лоб, чтобы не оттягивать неизбежное и сразу все прояснить.
Кир долго молчит, как-то отстраненно молчит, будто не слышит или находится мыслями совсем не здесь. Дышит он тяжело и как-то осипло.
Мне приходится задать вопрос еще раз, но и тогда он не отвечает. А когда начинает говорить, это больше похоже на исповедь, поток сознания, прервать который я не решаюсь.
– Фил, я болен, ты знаешь. Болезнь дала осложнения. Мне жить осталось, может, лет пять! Врачи больше не дают, да и вообще, прогноз неблагоприятный. На нормальное лечение у меня денег нет, лекарства дорогие, ты понимаешь? А тут еще и это! Это… – Кир умолкает, формулируя мысль. – Он сам пришел. Как-то узнал, где я живу и приехал ко мне домой. Приехал, чтобы сказать, что все знает… Фил, это было один раз! Как раз перед тем, как я лег в больницу! Просто деньги очень были нужны, а он не то, что в займе, в авансе отказал! Поэтому я пошел на это… – Кир снова уходит в себя, бормочет что-то в свое оправдание, и в целом, картина мне понятна, но оставлять бывшего друга в таком состоянии я не могу.
– Кир! – при звуке своего имени он вздрагивает. – На что ты пошел, Кир?
Он вдруг закашливается и кашляет долго, надрывно, выплевывая легкие. Откашлявшись, он шумно дышит, сплевывает и тянется за сигаретой.
– Брось! С ума сошел? Убиваешь себя?
– Да какая уже разница? – Кир закуривает. – Короче, я слил партию упаковки одним хабаровским дистрибьютерам. Дал им скачуху в тридцать процентов, типа за объем. Десять они откатили. Панченко это как-то выяснил, надавил на дальневосточников, те меня сдали. Короче, он тряс у меня перед носом уголовным кодексом и объяснительной с признанием менеджера, с которым я работал. По итогу забрал все деньги, что оставались. Потом начал расспрашивать про твою компанию. Что делаем, чем занимаемся, кому принадлежит бизнес, кто в учредителях… По клиентской базе интересовался особенно – и по пресейлам, в том числе.
– И ты ему все рассказал?
– Что знал, рассказал. Я виноват. Делай со мной, что хочешь, мне уже все равно. Не в тюрьму, так в могилу – вот куда мой путь лежит… Фил! Я не думал, что он это как-то будет использовать! В мыслях даже не было навредить твоей компании! Да и говорил он вежливо, не наседал, не прессовал. Мы с ним выпили даже, разговорились… Само как-то вылезло…
– Дурак ты, Кир.
– Да и пофиг уже… – он жмет плечами. – Если возможно, ребятам не говори. Не знаю, как им в глаза теперь смотреть.
– В глаза им тебе теперь смотреть не придется. Ты уволен.
– Так что, мне можно уже не идти в офис? Свободен?
– Свободен… – выставив вероятностные фильтры, я делаю несколько запросов по поиску в интерфейсе. – Свободен, да не совсем. Для начала, сигареты выбрось, косячник. Потом зайдешь к Розе Львовне, пусть под мой отчет выдаст тебе денег. Я ей скажу, сколько. Потом купишь авиабилеты в Москву. Там пойдешь к доктору Зайцеву Андрею Алексеевичу, главному врачу-пульмонологу госпиталя имени Бурденко. Он тебя вылечит. Лечение платное, так что фотки счетов будешь высылать Резниковой. Компания оплатит.
Кир долго неверяще смотрит, пытаясь разглядеть хоть что-то в моих глазах, но ничего кроме жалости и презрения там нет.
* * *
Система никак не реагирует на мой последний подарок Киру, хотя подарил я ему ни много ни мало жизнь. Конкретно в том самом военном госпитале и у того врача вероятность полного выздоровления Кириченко – сто процентов. Для примера, в нашей городской больнице – меньше сорока. Как бы не злился на него, оставить его не только без работы, но и без надежды на выздоровление я не мог.
Отправив его в офис, звоню Резниковой, даю указания по Кириченко, а сам, выяснив местонахождение Панченко, вызываю такси. Надо с ним разобраться.
Теперь, когда я уверен, что все, закрутившееся вокруг нашего агентства, исходит от него, и просто совпало со стычкой в ночном клубе, мне остается распутать последний узелок.
Любые непонятки требуют прояснения. В случае с Панченко прояснения требует причина его поступков.
Девяносто девять процентов, что дело в Вике. Я кляну себя последними словами за свою несдержанность, за то, что сказал напоследок, уходя из его кабинета в нашу единственную встречу. Потрафил собственному мужскому эго, почувствовал минутное удовлетворение, но по факту – мало того, что повел себя, как козел, так еще и на бизнес навлек кучу проблем.
И если причина в этом, то я сам себе злобный антропоморфный дендромутант, и это даже хорошо. Тогда все станет кристально понятным: дело в ревности или задетом самолюбии Панченко, он завелся, потратил ресурсы, покопал и ответил. Больно, неприятно, но жить с этим можно. И ответить тоже можно, да так ответить, что мало не покажется!
Но если причина иная? Именно этот вопрос и заставляет меня ехать в другую часть города в какой-то ресторан, где сидит Панченко.
В такси замечаю, как мерцает иконка виртуального помощника. Такое на моей памяти впервые, так что реагирую сразу, как заметил, активацией Марты.
– Что случилось? – спрашиваю её мысленно, чтобы не смущать таксиста.
– Мой двойник принял сигнал. Информация, которую ты просил передать, у нее. Но как сделать, чтобы Фил-2 получил данные, пока непонятно. Марта-2 прочно заблокирована вместе с самим интерфейсом в разуме копии. Она пытается взломать доступ к его энергоресурсам, чтобы, если не активироваться, то хотя бы вбить данные в его сознание, но пока безуспешно.
– Шансы есть?
– С высокой вероятностью – есть. Мой входящий сигнал она приняла сразу, и все это время работала над получением исходящего доступа к инфополю. Как видишь, успешно. – Марта исчезает, оставляя вместо себя спрайтовое изображение помощника.
Дальнейшее выводится текстом.
Внимание! Критический уровень резервов духа носителя! Произведен вывод дополнительной информации в продолжение прерванного разговора с помощником в новом окне.
Деактивация виртуального помощника…
Пробегаюсь глазами по короткому тексту, который Марта не успела сообщить лично. Не знаю, удастся ли мне там пройти Испытание, но настроение улучшается. Фил-2 все еще жив и захватил уже двенадцать гексагонов, что бы это ни значило.
* * *
Панченко сидит в окружении представительных людей в костюмах и что-то оживленно им рассказывает. Остановившись в центре зала ресторана, я изучаю его, не узнавая. С нашей встречи прошло три недели, а он очевидно похудел. Куда-то исчез второй подбородок, проявились скулы, почти исчез живот. Выглядеть он стал, однозначно, лучше, чем раньше. Текст надо его головой гласит:
Константин Панченко, 27 лет
Текущий статус: коммерческий директор.
11 уровень социальной значимости.
Класс: манипулятор 6 уровня.
Не женат.
Замечен в противоправных действиях!
Отношение: Враждебность 15/30.
Интерес: 83 %.
Страх: 11 %.
Настроение: 88 %.
Панченко явно время зря не терял. Три недели назад он был восьмого уровня социальной значимости, это я помню точно. Но как он так резво прокачался? Неужели партизанская война против меня и моей компании так высоко оценена, что дала ему несколько левелапов, или как там растет уровень у тех, кто без интерфейса? Или же он сделал что-то очень важное для общества?
– Вам помочь? – обернувшись, вижу официантку. – Вас ожидают?
– Э…
– Какие люди! Господин Панфилов! Вот так встреча! – на мое плечо опускается рука Панченко, а сам он обращается к официантке: – Девушка, мы сами разберемся, спасибо!
– Константин? Не ожидал вас здесь встретить, – безбожно лгу я. – Как раз хотел к вам заехать, обсудить один вопрос.
– Что вы говорите! А я как раз освободился и могу уделить вам пять-десять минут, которые у меня есть до следующей встречи. Присядем? – он садится, и я устраиваюсь напротив. – Встреча за встречей, клиент за клиентом… Только и успеваем товар отгружать. Вал продаж, поток бешеный! А у вас как дела? – он делает акцент на слове «вас». Его улыбка словно приклеенная, да вот глаза не улыбаются, а цепко смотрят, оценивая реакцию, мимику и считывая данные.
– О, у нас все превосходно! – отвечаю ему такой же улыбкой, вливая всю уверенность, что у меня есть.
– Правда? – едва заметно хмурится Панченко. – А я слышал, проверки у вас, клиенты от вас бегут…
– Клиентов новых найдем, проверки ничего не дадут. Медведя комар пытался укусить, да хоботок обломал, слышал такую байку?
– Не понял…
– Все ты понял, гнида ты мелкая! Слухи о нас распускаешь, урод? Соркин мне все рассказал, можешь не увиливать.
С каждым моим словом его улыбка все шире и шире.
– А ты злишься… Ха-ха! Значит, все правильно я сделал! – посерьезнев, восклицает Панченко. – И, поверь мне, я на этом не остановлюсь! Я умею убеждать людей! Я и тебя и компанию твою с дерьмом смешаю!
– Сам сначала отмойся, смешиватель… Смердишь.
– Ну-ну. Ладно, некогда мне тут с тобой любезностями обмениваться, – он говорит куда-то в воздух, потому что глаза его бегают, словно он осматривает пространство вокруг меня – слева, справа, сверху…
Сверху! Я открываю подробный профиль Панченко, раскрываю список его навыков и быстро мотаю. В самом низу окна есть интересная пометка.
– Я вижу, для тебя очень важен этот разговор, – говорит он. – Тебе, наверное, интересно, за что? Почему я так поступаю? Я скажу тебе, почему…
– Из-за Вики? Так кроме меня у нее и другие были, можешь не сомневаться.
– Будут и после меня. Я ее бросил, – пренебрежительно заявляет Костя. – Не люблю пользованный товар. Здесь вопрос в другом. Видишь ли, у меня есть дар: я вижу, как люди действительно ко мне относятся. Ты тогда, когда явился ко мне в кабинет, отнесся ко мне очень презрительно. Не отрицай, меня не обманешь. Ты и сейчас сидишь и презираешь меня. Высокий, здоровый, накачанный, директор компании… Что, думаешь, я не знаю, как ты ко всему этому относишься? Самодовольный! Ты же на людей, как на дерьмо, смотришь!
– У тебя комплексы с этим какие-то что ли? – мне уже все ясно, и разговор надо сворачивать. – Что ты прицепился к дерьму?
– Да, прицепился! Потому что ты и есть оно самое! И я не отцеплюсь, пока не смешаю тебя…
– Всё-всё, не продолжай, я понял.
– Ты бы видел себя со стороны, когда так гордо заявил о том, как любит Вика. «Она любит медленно»! Урод! Моральный урод!
Панченко резко встает, бросает купюру на стол и быстро уходит. С его мотивацией все более-менее понятно, и как противодействовать, я придумаю. Дар у него, надо же! Придумал тоже.
Система не ошибается. Константин Панченко – «носитель интерфейса Augmented Reality! Platform. Home Edition. Версия 7.2», как и я.
Глава 13. Границы, усвоенные в детстве
Когда Ганди продвигал свою философию ненасилия, он, видимо, не знал, насколько круто убивать всех вокруг!
– Нет! Пожалуйста! Нет! Не надо… – бормочет ничто.
Извивающееся у моих ног существо сложно назвать человеком. Слизняк, червь, тля, но не человек. Ничтожество! Зак, истекающий кровью и размазывающий по лицу слезы, жалок. Его лохмотья окончательно растрепались после моих жестких пинков и развалились. Теперь он в одном белье, а его здоровье в красной зоне.
Йована неодобрительно хмурит брови, но молчит. Хватило одной активации таймера развоплощения, чтобы эта сука заткнулась.
Мы перехватили Зака у самого камня активации. Он уже почти возложил руку, когда по моей команде сербка разнесла стрелой ему плечо. Единственная причина, по которой он еще жив – мне нужна информация.