Он должен быть довольным. Безымянный маленький домергианин в африканском интернате – залог того, что не убьют. Тайна вскроется, и их с Сидом наверняка прикончат, а может, и Радека попробуют. Инженер с реактором в заднице вопрошал про совесть, ну да. Выкрасть сына, сесть на корабль, добраться до Домерге, посмотреть, как отец возьмёт Радека на руки, примет его в клан, и сдохнуть. Прямо на трапе, скорее всего. И если бы Пауль Хейг знал, что Игер Спана считает такой поворот самым правильным и удачным, он бы не орал, не тыкал в больное. В безнадёжном бою мысль о последнем заряде всегда утешает. Вот только никого боя нет, есть нелепое копошение с игрой в вожака бездомных беглецов. Сиди, пялься в картинки, пытаясь представить, что это существо и впрямь их с Сидом сын, излучай довольство, глядишь, коммуникатор не сломается. Во внешности Радека преступное смешение генов, неопровержимое доказательство падения и измены. Радек Айторе символ ошибочных поступков, и Игер не желал иметь с ним ничего общего. Ему нужно выкарабкиваться, а не рыдать над разбитыми чашками.
Красный сигнал тревоги раздражал неимоверно. На уютной планетке не может случиться ничего действительно срочного! Игер открыл сообщение, успев прочесть лишь пару строк, и картинка развернулась, обдав жемчужными брызгами. Показалось, что капли сладкие, но старый коммуникатор вкусов не передавал. Терраса белого мрамора, искусственные волны, подсвеченные радугой, сброшенное женское бельё на кромке бассейна, пара высоких бокалов.
– Интересный способ вести дела, – голос был знакомым и по-прежнему мерзким, – не проверяя сообщения неделями. Как прикажешь с тобой связаться, если ты прячешься в глухомани?
Игер проглотил проклятье. Сид и в день, когда Радека отдали цветным, старался клюнуть посильней, и ему вполне удалось. Они не виделись с того дня, разговаривали один раз; кажется, Игер был пьян, вылил на Ястреба кучу отборного дерьма, о чём проспавшись, страшно жалел. Ему бы в голову не пришло орать на Димму или кого-то из Рысей, любого линейного! Вопить, захлёбываясь оскорблениями, можно на равного, а Сид Леттера обычный прислужник, так и следует к нему относиться. Тут традиции Домерге весьма уместны, помогают забыть.
– Твой способ привлечь внимание тоже очень интересен, – яд сочился помимо воли. – Красный сигнал, что за спешка? Подружка потеряла юбку?
Ястребов создавали для охоты. Уровень гормона Фрея у них скуднее, чем у всех прочих, Сид в течке почти не менялся. Дома особенность была доказательством статуса низшего, обречённого на работу и службу, на Земле впору рехнуться от зависти. Сид обдирает подолы красавиц, наверное, это весело, но Игеру никогда не узнать. Его не тянуло к женщинам, ни дома, ни здесь, хоть застрелись из видисты. У красавиц, земных или эмигранток, между ног не торчит то, что ему нужно.
Сид встал на кромку бассейна с радужной водой, тряхнул коротко стрижеными мокрыми волосами, лёгкий халат сполз с голых плеч. Он явно выставлялся, и Игера замутило. Душный короб каюты, давят переборки из дешёвого пластика, острый запах утрики, сумасшествие, помноженное на месяцы воздержания, горячее тело прижимается сзади, Сид что-то шепчет, неважное, неразличимое, и берёт его, жалкого, растоптанного, а очнувшись, Игер слышит надоедливый писк. Ребёнок плакал.
Фрей благой, неужели болван считает, что ему позволили бы прикоснуться, будь другой выход? Неужели верит, что его нагота не вызывает отвращения? Скоро четыре года, как они… и Леттера смеет ему напоминать! Надо было прикончить говнюка у интерната. Ах да, на Земле за убийство сажают в тюрьму, во всяком случае, в Рошшуар точно сажают, в «двух А» чтят законы, глупые, дикие, но законы. Ну и посадили бы, велика разница с помойкой Клёта!
– Зачем ты меня вызвал? – Закончить разговор быстрее, не то он рванёт в Сарассан – или где там Сид засел – и прихлопнет подонка. – Говори, я тороплюсь.
– Как у вас погодка? – непонятно откликнулся Сид, но халат всё же запахнул. – У нас минус двадцать, и температура падает. Объявлена тревога.
Бассейн и босые ступни с минус двадцать не вязались, но ведь это Сарассан, а не клётская нищета. Игер не видел столицы Азии, только, скорее всего, Сарассан похож на Рош. Мыслимая и немыслимая роскошь, полный климат-контроль. Откуда внезапная зима?
– Они пытались немного освежить воздух и перестарались, – Сид сел напротив линкома на корточки, – распылили какой-то препарат, тот дал непредсказуемую реакцию… я в климатологии не силён, пришлось потолковать с приятелем…
Леттера наклонился близко, тёмно-серые глаза были внимательны. И здесь ему повезло: не нужно линзы носить, серый не синий, местные не шарахаются.
– С приятелем из правительства «двух А», – веско произнёс Сид, – он говорит, что по полюсам и средним широтам врежет здорово, и очень скоро. Циклон или нечто вроде. Вначале дождь, потом всё замёрзнет. Игер, ты бы слетал в Рош или к нам, проветрился. У вас-то прятаться от холода негде.
Европа не замерзала со времён чудовищной ошибки терраформирования, прятаться и правда негде. Игер поглядел на придавленную зноем площадь за засиженным мухами окошком, на утирающего пот дылду-оператора. Коммуникатор показывал сорок девять градусов, разумеется, с плюсом. Уникалы не чувствуют жары, ровно как и мороза, он не замечал никаких изменений, да и некогда было – отбирал остатки клиентуры Колло.
– У нас градусы тоже подскочили, – Сид верно расценил колебания, – стало жарко, но после – дождь, снег… сейчас на улицу без термокостюма не выйдешь. Учти, «два А» позаботятся только о себе, Свободные Территории они даже предупреждать не собираются. Игер, почему ты не следишь за новостями?
Потому что на Клёте он всё едино что на космической станции. Остального мира не существует, это был сознательный выбор: отрезать себя от прошлого и будущего, убить память. Забавно, цветные столетиями упрекали белых в опасных экспериментах, уничтоживших земной климат, а теперь творят то же самое, нимало не раскаиваясь. Афро-Азиатский Союз богат и всесилен, Свободные Территории слабы и бедны, их можно бросить, пусть околевают.
– Подожди, не отключайся.
Игер убрал картинку с разноцветной водой, затребовал график температур на побережье и в приграничных районах «двух А». Связь работала медленно, и он от скуки прослушал визги изнеженных жителей Роша о похолодании, испортившем праздник Великой Матери. Если Сид не врёт насчёт приятеля-чиновника, то Клёт досадными неприятностями не отделается. Будут десятки замёрзших насмерть. Греться в их халупах нечем, разве печками на угле, тёплой одежды не сыщешь, зачем она в вечном зное? А стоит забарахлить «Акуне», и по Клёту можно поминальные гимны петь.
Наконец открывшийся график показал превышение средней температуры градусов на пять-шесть, недавний скачок. Пока сходится. Фрей брюхатый, он, что, обязан бить тревогу, бегать, как безумный инженер Пауль, убеждать быдло принять меры? Да они не будут его слушать! Зальются водкой – и чхать им на климат.
– Проверил? – Сид держал бокал с шипучим напитком. – Через пару суток ваше море превратится в каток. Кстати, у меня приятная новость. Я создаю партию, ну, скажем, сторонников возвращения. Ты задумывался, сколько на Земле домергиан? Конечно, нет, тебя ведь ничто, кроме твоей драгоценной персоны не волнует. Многие хотят вернуться, но на собственных условиях. Договор с «двумя А», вероятно, анклав. Независимость от кланов.
Вот и выяснилось. А он удивлялся, чего ради Сиду его предупреждать. Сочинил дурацкий климатический кризис только для того, чтобы уязвить превосходством. Партия возвращенцев! Идея неплоха, некоторые и впрямь вернулись бы, прихватив земные преимущества. Игеру возможность не подчиняться никому и привилегия помереть с голоду на свободе преимуществами не казались, но тот же Димма судил иначе.
– Тебя не примут на Домерге, – он собьёт с обнаглевшего низшего спесь, – ни при каких условиях. Ты всегда был шутом, и лгуном вдобавок.
– Не примут, – согласился Сид Леттера и поставил бокал, – но мои избиратели не в курсе. А ты, Спана, и твоя берилловая родня мне не помешаете. Купи шубу, возлюбленный господин, если у тебя есть деньги!
Картинка погасла, оставив привкус неизрасходованной ярости. Игер стёр данные, покосился на оператора, прикидывая, что он мог уловить в разговоре на домергианском. Кто их, местных, разберёт, колония домергиан давно обосновалась на Клёте, и не один Димма путается с людьми. Дылда, обливаясь потом, продолжал копаться в ящиках, ничем не показывая страх перед заморозками. Никакого катаклизма не будет, Леттера всё выдумал. А вот клиентов они потеряют, капризные шишки не расположены ждать.
Игер допил согревшуюся водку из фляжки, прицепил к поясу оружие и шагнул под палящие лучи. У входа Димма сверял закупки по списку на линкоме.
– Соевый концентрат – тридцать пять кило. Мясные консервы – двадцать два… индюшатина ещё… господин, мы потратили на еду три тысячи йю, – Ворон поднял черноволосую голову, – я прибавлю пятьсот, никто и не заметит.
– На школу, да? – Сейчас он ненавидел всех линейных. Несуразное, извращённое чувство, никто в его позоре не виноват, даже Сид. – Любовник-человек попросил, и ты готов платить.
– Кланы Домерге помогали поселянам. – Для Диммы всё просто, он обрёл на Земле больше, чем потерял дома. – Пауль белый. Клёт будет носить тебя на руках.
– Хоть зелёный в крапинку! – Низ живота тягуче стиснуло, и он не сумел сдержаться. – Хватит соплей, мы уезжаем.
****
Масик победно колотил ложкой по столу. Ему досталось пюре из настоящей картошки, приправленное кусочками индюшатины, и малиновое желе – целых две порции. Юрген и Лукас присмирели на стульях – сегодня они ни за что не станут задевать Олив, особенно пока у неё в руке поварёшка. Олив разливала в глубокие тарелки суп, густо, восхитительно пахнущий мясом, наклонялась над кастрюлей, неверяще принюхивалась. Димма привёз много еды. И не сунул, как прежде, несколько свёртков в благодарность за присмотр за Юргеном, велел приготовить, «ну, как вы любите, чтобы картошка в подливке плавала», суп и сладкое. Дети млели. Олив касалась продуктов со священным трепетом, постоянно отворачивалась от плиты и блаженно улыбалась домергианину. Мальчишки вызвались ей помогать – дело небывалое.
– Не жмись, девочка, наливай до краёв, – Димма, наевшись, улёгся на продавленный диван – свидетель их короткого, бурного совокупления – и закурил сигарету. – Я ещё привезу.
– Как съездили? – Пауль спросил из вежливости. Наёмники не склонны распространяться о секретах ремесла. – Там тоже льёт?
– Льёт, точно. Десять лет живу на побережье, такого дождя не видел, – Димма ловко стряхнул пепел в крышку от опустошённой бутылки пива. Человек обязательно угодил бы мимо. – И вот чего странно. Ладно, дождь, должна же и Европа помокнуть, но холод! Чувствуете?
Детям было не до гримас погоды, они вовсю работали ложками. Пауля и впрямь среди ночи поднял именно холод, ему даже снилось, что он вновь в Айша-Бобо, корпит над заданиями, мёрзнет в комнатке при колледже. В Африке мороз не редкость, в городе, конечно, снег убирали, воздух грели, но кругом расстилались безбрежные пушистые поля. Он полез в кладовку, вытащил старые куртки, накрыл Масика и Олив и утром приказал одеться теплей. Олив нашла дырявую кофту матери, уцелевшую при взрыве, укутала в неё Масика, сама обошлась цветастым платком. Тёплая одежда на Клёте вещь совершенно бесполезная.
– А съездили нормально, – Димма выпустил в потолок сизое кольцо, – наши будут охранять рудник в две смены – солидные деньги. У заказчиков прыткие конкуренты, господин Игер обещал им защиту.
Лукас оторвался от тарелки, глянул заинтересованно. За шашни с отцом презирал, с домергианином, от которого и прибыль, и выгода, готов смириться, так, что ли? Вдруг возьмут в отряд к «господину Игеру»? Неприятно, но всё не открытая вражда. Пауль устал от битв в собственном доме и школу решил не трогать – успеется. Они сыты, еды вдоволь, в стекло стучит дождь, можно затопить плиту и никуда не ходить. По эдакой мокроте стройка накрылась.
– Был однажды снег. – Хорошо бы Олив отобрала у Масика ложку, увела мальчишек погулять, оставила их с Диммой вдвоём. – В детстве, я помню. Чуть не окочурились, мама нас соломой укрывала. На Домерге, наверное, холодно?
– Везде, кроме экватора лета вообще не бывает, – Димма зевнул, поднёс линком к лицу, – плюс двенадцать – и падает! Потому у нас и дерутся за тёплые земли, красный карлик слабо греет…
– Димма… – Лукас несмело кашлянул. И куда удаль подевалась. – Можно, ну… эмигрировать на Домерге? Меня пустят?
Вот тебе! Расслабился, замечтался, а парнишка долго, видать, дозревал. Олив уткнулась в тарелку. Брата она не жалует, но ведь брат же! Юрген улыбнулся чему-то, сморщил курносый носишко. И Масик перестал колотить ложкой, будто понял.
– Пустят. – Чёрные, яркие глаза, совсем нелюдские, и выражение нелюдское, застывшее, как на картине. Димма лениво перевернулся на бок, поглядел на Лукаса из-под ресниц. – Езжай в Сарассан, обратись в посольство Берилла или Ртути. Гранит держит своё в Рошшуар. Исполнится восемнадцать, и мотай. Ты белый, расовый контроль пройдёшь без проблем.
– А… общего посольства у вас нету? – Лукас замотал лохматой, тупой башкой. – Я не… сразу три?
– У каждого богатого клана отдельное, – медленно, словно недоумку, объяснил Димма, – Берилл и Ртуть воюют с начала колонизации, Гранит нейтрален. Общее посольство им неудобно, так скажу.
– Прекрати чушь нести, – оборвал Пауль. Толку от Лукаса ни на грош, но он за парня в ответе. И не перед засранцем Алексом, перед собой. – Расскажи, для чего ты удрал с распрекрасной Домерге, где белым все блага на блюдечке!
– Это сложно, – Димма прищурился, и Пауль с трудом разгадал нечеловечью мимику. Домергианин не злился, не издевался – сочувствовал. – Ты, Лукас, не уникал. Значит, нужен, чтобы служить, выращивать и заготавливать продовольствие, охранять границы клана. Я родился в клане Льда, у нас поселян расстреливали за побег.
– Расстреливали, – Олив поёжилась, – я думала, Домерге тихая. Красивая.
– Ну да, великая планета для великой белой расы, – Димма хохотнул простецки, совсем как местный рыбак или фермер. – Клан Магма нажимал на Лёд десять лет, пока Берилл не вмешался. Магма богаче, народу больше, они нас почти уделали. Отобрали земли, осталась только цитадель, мы сидели в ней, грызли друг друга.
– И ты из-за войны уехал? – Лукасу понятно, как страшна нищета, а что война страшней, так дело опекуна мозги проветрить. – Уникалы ведь бойцы!