Бывший командир отдельного лыжного батальона А.Ф. Забара удивлялся обстоятельности «фрицев»: «Вскочив в ров, я увидел огневую точку противника, расположенную прямо перед нашим подкопом… Обращаю внимание, как устроена огневая точка. Она выложена маленькими мешочками с песком. Мешочки, словно кирпичики, сложены один на другой, образуют не только бруствер, но и амбразуру в бруствере, через которую и вел огонь фашистский пулеметчик по нашим позициям, а сам практически оставался невидимым. Мешочки сверху присыпаны снегом, огневая точка сливается с местностью, с заснеженным полем.
Такого я еще никогда не видел… Умеют, гады, воевать!»
Имея в своем распоряжении крупнейшие заводы страны, наши отцы-командиры даже не делали попыток создать хоть что-то похожее на настоящую оборону, не умели… воевать.
Вот, к примеру, СМ. Бардин принимает позиции у 86-й СД:
«…пошли принимать район обороны, расположенный фактически в болоте. Землянки оказались низкими, с тонким, ненадежным перекрытием. Они спасали людей только от пуль. Даже самая маленькая мина их пробивала насквозь. Участок этот все время обстреливался противником из минометов, станковых пулеметов и автоматов. В таких ненадежных условиях части, занимавшие оборону, все время несли потери».
Это описание относится к декабрю 1941 года, при том, что 70 % потерь наши части несли от артогня противника. И 60 лет спустя поисковики сразу определяют на глаз разницу.
Из армейского журнала боевых действий: «В ходе операции по очищению западного берега штабы частей и стрелковых дивизий показали свою беспомощность и слабое управление».
Последовала смена командующего, 55-ю армию принял генерал-майор В.П. Свиридов. Однако тактика не изменилась: штаб фронта требовал продолжения наступления и лобовые атаки пехоты на неподавленные огневые точки противника продолжались. Потери армии в ноябре составили более 20 тысяч человек. В полках осталось по 70–80 штыков. Донесение 268-й стрелковой дивизии от 1 декабря гласит: «В дивизии осталось 138 человек. Боевых действий дивизия вести не может».
«Развить успех в направлении станции Мга» не получилось.
Звучит парадоксально, но, получается, германские дивизии, своей стойкостью в обороне не выпустившие войска Ленинградского фронта из кольца, спасли превращенный в пороховую бочку город и его население от полного уничтожения.
54-я армия до 9 ноября пыталась взять Синявино. Продвинуться не удалось ни на метр, поэтому генерал Федюнинский, вступивший в командование 26 октября, ни словом не вспоминает об этой операции и своем в ней участии. Тем временем 21-я пехотная дивизия генерала Шпонхаймера вышла к Волховской ГЭС — «враг протянул кровавую лапу к этому детищу советского народа, к этому памятнику гению Ленина». Сюда же от Тихвина нацеливались части 8-й танковой дивизии. Стоило немцам преодолеть еще 30 км от Волхова до Новой Ладоги, и 54-я армия оказывалась в «котле». 12 ноября ответственность за оборону Волхова Ставка возложила на Федюнинского, передав ему в подчинение соединения оперативной группы Ляпина. «Памятник гению», волховский алюминиевый завод, мосты в случае оставления города подлежали уничтожению.
Генерал Мерецков со своими офицерами собирал рассыпавшиеся по лесам и дорогам части 4-й армии, сколачивал их в организованные отряды, разыскивал начальников, налаживал связь и снабжение войск, ставил конкретные задачи. К северу от Тихвина нашлись остатки 44-й и 191-й стрелковых дивизий, командиры которых, не имея руководящих указаний, никак не могли решить, что им делать дальше: «Они очень обрадовались, увидев перед собой генерала, и прекратили спор». На вологодском направлении имелось всего два стрелковых полка общей численностью в 400 человек, но уже 11 ноября на станцию Большой Двор прибыли из Забайкалья эшелоны с полнокровной кадровой 65-й стрелковой дивизией полковника П.К. Кошевого. На подходе были два отдельных танковых батальона.
Южнее Тихвина, от Мулева до Ворожбы, оборонялись 27-я кавалерийская и 60-я танковая дивизии. Мерецков не преминул отметить, что в последней имелось всего 70 «устаревших танков Т-26 низкой проходимости». Что-то новенькое. Удивляет не тот факт, что большинство наших военачальников так или иначе, прямо или косвенно, дают понять, что германская техника в начальном периоде войны была и самая наиновейшая, и лучше бронирована, и горела неохотнее — это дело обычное. Но вот никогда не доводилось слышать, что немецкие и чешские танки, при всех прочих достоинствах, могли похвастать повышенной проходимостью.
Еще южнее, в районе Неболчи, «сдерживали натиск моторизованной дивизии противника» части 4-й гвардейской и 92-й стрелковой дивизий. Все три группировки действовали самостоятельно и разобщенно. Тем не менее, непрерывно контратакуя имеющимися силами и подходившими резервами, генерал Мерецков в период с 11 по 14 ноября сумел остановить дальнейшее продвижение противника. Немцы откатились к Тихвину и принялись строить вокруг города оборону: каменные здания приспособили под огневые точки, на окраинах вырыли траншеи, установили минные и проволочные заграждения. Через два дня фельдмаршал Лееб предложил Генеральному штабу ОКХ вообще оставить Тихвин. Однако генерал Гальдер потребовал удерживать город во что бы то ни стало. В конце ноября, чтобы высвободить подвижные соединения, к Тихвину, частично по воздуху, частично своим ходом, была переброшена 61-я пехотная дивизия.
В то же время более перспективным было признано волховское направление, куда решили дополнительно направить части 254-й пехотной дивизии. Она, наряду с 11, 21 и 191-й пехотными дивизиями, должна была войти в состав группы «Бекман», которой ставилась задача захватить населенный пункт Шум и станцию Войбокало на железнодорожной линии Мга — Волхов. Генерал Федюнинский, имея в своем распоряжении 3-ю гвардейскую, 128, 294, 286, 198, 115, 80, 311, 285, 292, 281, 310-ю стрелковые, 21-ю танковую дивизии, 1-ю горнострелковую и 6-ю морскую, 16-ю и 122-ю танковые бригады, сумел этот удар отразить.
Таким образом, наступление германских войск во второй половине ноября было остановлено. Попытки немцев прорваться через Тихвин к реке Свирь, а также через Волхов и Войбокало к Ладожскому озеру провалились. Их замысел соединиться с финнами и полностью блокировать Ленинград остался неосуществленным. Советские войска, потеряв более 40 тысяч человек убитыми и ранеными, измотали ударную группировку врага, растянувшуюся на фронте до 350 км с необеспеченными флангами. Такое оперативное положение войск противника благоприятствовало переходу советских войск в контрнаступление с целью отбросить ударные соединения группы армий «Север» на исходный рубеж — за реку Волхов, обеспечить бесперебойную работу участка железной дороги, по которой доставлялись грузы к Ладожскому. В довершение всего на немецкие войска, рассчитывавшие спокойно зимовать в Москве и Астрахани, «неожиданно» обрушилась ранняя й суровая русская зима: у солдат не оказалось теплого обмундирования, начались массовые обморожения, автомобильные и танковые моторы не запускались, в орудиях замерзала противооткатная. жидкость. Вся подготовка к боевым действиям в зимних условиях свелась к покраске касок в белый цвет и к откомандированию дивизионных снабженцев в Дойчланд для сбора теплых вещей у населения.
Красной Армии в контрнаступление следовало переходить, как обычно, срочно и без подготовки. Маршал К.А. Мерецков пишет: «…Тяжелое положение в Ленинграде и настойчивые требования Ставки как можно скорее освободить Тихвин вынуждали к переходу к решительным действиям. Поэтому пришлось отдать приказ о переходе в контрнаступление до того, как мы получили материальные средства и пополнение».
Замысел операции заключался в нанесении нескольких ударов по сходящимся направлениям на Кириши и Грузино. Главный удар наносила из района Тихвина 4-я армия с задачей соединиться в районе Киришей с войсками 54-й армии и в районе Грузино с войсками 52-й армии. С последней взаимодействовала Новгородская армейская группа, наступавшая на Селище.
Армии переходили в наступление порознь отдельными полками и дивизиями по мере готовности, вернее сказать, в разной степени неподготовленности. Поэтому до конца ноября в штабе ОКХ эти боевые действия проходили под рубрикой «атаки местного значения».
Так, 10 ноября севернее Новгорода нанесла контрудар Новгородская армейская группа (305-я, 180-я стрелковые, 3-я танковая, 25-я кавалерийская дивизии), 12 ноября севернее и южнее Малой Вишеры — 52-я армия (288,259,111, 267-я стрелковые дивизии). Наступление Новгородской группы против 250-й пехотной дивизии, которой командовал генерал Муньес Грандес, захлебнулось сразу. Испанцы, хотя и произвели поначалу на дисциплинированных немцев впечатление «цыганского табора» (барон фон Гриссенбек описывал, как по дороге на фронт «в Гравенфере они пытались продавать оружие и лошадей. Сумасшедшее сборище!»), оказались храбрыми вояками, проявив «выдающиеся боевые качества и готовность к самопожертвованию».
Войска 52-й армии генерала Клыкова, которым противостояли части 126-й пехотной дивизии генерала Лаукса, только 18 ноября сумели ночными атаками прорвать оборону противника и лишь 20 ноября овладели Малой Вишерой. Советский командарм, организуя наступление, не имел понятия о создании ударных группировок. Его четыре дивизии атаковали «цепью» на 48-километровом фронте; хорошо укрепленную немцами Малую Вишеру штурмовали в лоб два полка 259-й дивизии. До конца ноября «клыковцам» удалось продвинуться на 10–15 км, затем противник ввел в сражение 215-ю пехотную дивизию.
19 ноября перешла в наступление 4-я армия (4-я гвардейская, 44, 191, 65, 97-я стрелковые, 27-я кавалерийская, 60-я танковая дивизии, 46-я танковая бригада, 120-й отдельный танковый батальон), стремясь при поддержке 608 орудий и минометов фланговыми ударами своих северной и южной оперативных групп под основание тихвинского выступа, перехватить коммуникации группировки противника, а лобовыми атаками свежей дивизии Кошевого выбить врага из города.
Немцы везде оказывали упорное сопротивление и сами атаковали на ряде участков.
В полосе 54-й армии Хозин и Жданов, не терявшие надежды порадовать Вождя успехами, задумали провести отдельную «очень интересную и способную принести быстрое решение операцию». Суть идеи заключалась в том, чтобы воспользоваться установившимся на Ладоге ледовым покровом и силами одной стрелковой дивизии с лыжным полком без тяжелого вооружения нанести удар со стороны озера навстречу войскам, атакующим с Невского «пятачка». Командир 80-й стрелковой дивизии полковник И.М. Фролов получил устный приказ командующего фронтом и сутки на подготовку к операции, начало которой было назначено на 23 ноября. За несколько часов до начала наступления комдив посмел выразить сомнения в успешном исходе генеральской затеи и был немедленно смещен с должности. Операцию отложили на сутки, из Ленинграда прислали нового командира, майора Брыгина. Подробности этого «ледового похода» не сохранились, достоверно известно лишь то, что он с треском провалился, как и предсказывал Фролов. Майор Брыгин был тяжело ранен в бою и скончался в санитарном самолете на пути в Москву. Полковника И.М. Фролова и комиссара К.Д. Иванова обвинили в измене и срыве операции по прорыву блокады, судили и с личного одобрения Сталина расстреляли.
К этому времени от Ладожского озера до озера Ильмень против четырнадцати немецких действовали 28 советских дивизий и 6 бригад — около 300 тысяч бойцов и командиров, 2120 орудий и минометов, 200 танков. Силы противника оценивались в 130 тысяч человек, 1000 орудий и минометов, примерно 200 танков и штурмовых орудий. Численное превосходство Красной Армии уравновешивалось нехваткой боеприпасов, необходимостью действовать исключительно вдоль дорог, извечным «как можно скорее» и «любой ценой», неумением командиров решительно сосредоточивать силы на главном направлении, а так-же «отсутствием у нас четкой организационной структуры войск».
Как это выглядело под Тихвином, описал маршал П.И. Кошевой:
«С нашей стороны произвели несколько артиллерийских выстрелов. Снаряды разорвались в траншее противника. Это, как мне объяснили, была артиллерийская подготовка. Затем в сторону врага полетели три красные ракеты, и четыре-пять танков с десантом вышли на средней скорости на указанную им дорогу в колонне с интервалом 25–30 м.
Признаюсь, что ни до, ни после подобной атаки танков с десантом я не видывал, хотя и прошел всю войну. Как только БТ были замечены противником, по ним был открыт артиллерийский огонь. Через минуту головной танк запылал. Пехота десанта разбежалась по полю и залегла. Остальные танки остановились, дали задний ход и на предельной скорости убрались обратно в лес. Враг преследовал их огнем.
В лесу поднялся шум. Кто-то поносил танкистов отборными словами. Те не остались в долгу. В результате танки с десантом в таком же строю вновь показались на злополучной дороге, но уже без артиллерийской подготовки атаки: снарядов для нее не имелось. Все повторилось сначала. Запылали еще два танка; десант, потеряв несколько человек, рассыпался по полю. Оставшиеся машины повернули назад…
Сердце мое и сознание протестовали против того метода наступления, свидетелем которого мне довелось быть. Не так следовало атаковать и готовить бой. Не были продуманы ни подготовка, ни обеспечение успеха. Бойцов и технику бросили на съедение врагу, понесли ничем не оправданные потери и не добились ни малейшего положительного результата. Боем по-настоящему никто не управлял. Представлялось, что никто из командиров должным образом не подумал о том, что побеждает живой, а не мертвый воин».
Как и на маловишерском направлении, соединения 4-й армии упрямо ходили во фронтальные атаки на вражеские опорные пункты, не пытаясь отыскать в обороне противника слабые места или совершить обходной маневр. Например, северная и восточная оперативные группы пять дней штурмовали соответственно совхозы «Смычка» и «1-е Мая», пока не решились их обойти. К тому же, имея трехкратное превосходство над противником в артиллерии, наступающая сторона распределила ее равномерно по всему фронту полуокружения, умудрившись достигнуть оперативной плотности 3–4 ствола на километр. Боевые действия по-прежнему велись вслепую, с «невидящими глазами». Пушкари, не получая данных от разведки, стреляли наугад и только по переднему краю.
Начальник армейской артиллерии попытался было привлечь к корректировке огня авиацию — прием, известный со времен Первой мировой войны, но получил от представителя ВВС удивительный ответ: «Для наших летчиков это дело непривычное». Единственная разведывательная эскадрилья имела на вооружении одномоторные гидросамолеты МБР-2 с двумя пулеметами и крейсерской скоростью 160 км/ч. Будучи легкой добычей для немецких истребителей и зениток, днем они летать не могли и использовались исключительно для ночных бомбардировок. Зато» в этом качестве, судя по сводкам политотделов, урон врагу наносили страшный, укладывая немцев целыми полками. Вот как лихо описывала в ноябре действия 41-й эскадрильи газета «На страже Родины»:
«Эскадрилья ночью пересекла линию фронта и ворвалась в тыл противника, где немцы чувствовали себя в безопасности. Вражеские автоколонны шли с горящими фарами. Подожженные немцами деревни ярко пылали, освещая всю местность далеко кругом. Шагающие по дорогам отряды вражеской пехоты были хорошо видны сверху.
Тут наши летчики разгулялись, наши стрелки-радисты понатешились. Уничтожая бомбами танки, машины, батареи, наши самолеты переходили на бреющий полет и поливали мечущиеся полчища врага пулеметными струями. Разгром был полнейший. Враг бежал в разные стороны, оставляя тысячи трупов. А эскадрилья, исчерпав свои боеприпасы, вернулась к себе на аэродром за новым грузом. Этот груз она тоже обрушила на головы врага.
На утро весь личный состав эскадрильи ликовал».
Невозможно представить, что здесь описан рейд на Любань четырех летающих лодок, способных поднять в воздух по шесть 100-кг бомб. Жаль, мало было у Красной Армии такой «грозной» техники.