Хотя есть одно открытие, которым я могу поделиться с Тру. Неправильно было бы уйти Наверх, не рассказав ему правду о Невио.
– У меня есть один секрет, – говорю я, выходя из кабинки.
– Какой?
Тру не удивлен, но видно, что ему не терпится услышать, что я ему расскажу. В его глазах ясно читается: «Ну, наконец-то!» Заметив это, я на некоторое время озадаченно замолкаю. Интересно, что он ожидает от меня услышать?
Я собираюсь сказать Тру, что наш Верховный Жрец – сирениус. О таком непросто говорить равнодушным голосом, без всяких эмоций. Но мне надо держать себя в руках.
А еще это не должен случайно услышать кто-нибудь посторонний.
Поэтому я наклоняюсь ближе к Тру.
Он немного опускает голову, чтобы я могла сказать ему на ухо. Со стороны это должно выглядеть вполне нормально – парень и девушка секретничают на Нижнем рынке.
– Невио, наш Верховный Жрец, – шепчу я, – он – сирениус.
Тру не отстраняется от меня, но, когда он отвечает, тоже шепотом, я понимаю, что мой друг потрясен. Он явно ожидал услышать все, что угодно, но только не это.
– Как ты узнала? – Похоже, он мне не верит.
– Невио солгал, а я поняла это, потому что видела, как все было на самом деле. Иначе бы и я тоже могла ему поверить. Но как только он соврал, я сразу сообразила, а потом уже почувствовала, что он манипулирует голосом, когда говорит. Невио – сирениус. Я уверена.
– Из этого следует, что он постоянно скрывает свою силу, – заключает Тру. – Если у него это получается, значит он действительно очень могущественный.
– Знаю.
И это самое страшное. Невио отлично владеет своим голосом, он умеет говорить как обычные люди и способен вложить в свой голос ровно столько силы, чтобы его проповеди достигали своей цели и все шли бы за ним, ни о чем таком не подозревая. Для этого необходим просто невероятный самоконтроль.
Невио очень, очень сильный.
– Как по-твоему, ваша мама знала, что Невио сирениус? – спрашивает Тру.
Я сама ломаю над этим голову. Похоже, что нет. Мама не рассказывала мне всего, она частенько скрывала свои планы. Это больно сознавать, но многое из того, что мама делала, она делала ради того, чтобы защитить меня. Я не могу представить, чтобы мама поселила меня при школе или позволила бы работать в храме, если бы думала, что Невио опасен. И наверняка, узнав, что он сирениус, она бы тут же переселила нас с Бэй в другое место.
А вдруг в ту ночь мама пришла к Майре, чтобы рассказать ей об этом? Что, если она узнала тайну Невио?
Страх разоблачения – вполне достаточная причина для убийства.
Судя по выражению лица Тру, наши с ним мысли текут в одном направлении.
– Трудно сказать, – говорю я. – Если даже мама что-то и узнала, то не успела рассказать мне об этом.
– Интересно, а другие жрецы догадываются, кто он? – задает Тру следующий вопрос.
– Нет, конечно. Ведь предполагается – и моя мама всегда это подчеркивала, – что люди должны приходить в храм исключительно по своей доброй воле. А если Верховным Жрецом станет сирениус, он начнет манипулировать чувствами прихожан.
Хотя наверняка среди жрецов далеко не все такие, как наша покойная мама, вполне могут найтись и те, кто предан Невио.
– Как ты думаешь, а в Совете знают? – спрашиваю я Тру. – Может, нам следует рассказать им?
– Не уверен, – говорит он. – Возможно, именно поэтому члены Совета и захотели, чтобы Невио стал Верховным Жрецом. – Тру качает головой. – Чем больше мы узнаём, тем запутаннее все становится. Получается, что никому верить нельзя.
– Но хоть мне-то ты веришь?
– Да, – кивает Тру. – Тебе верю.
Он смотрит мне в глаза – взгляд напряженный, губы плотно сжаты. Впервые со времени нашего знакомства я с трудом могу назвать его лицо добрым, в эту секунду оно становится очень спокойным, холодным и даже замкнутым.
С рынка мы возвращаемся молча. Я слушаю, как переговариваются и смеются люди, и пытаюсь уловить в паузах дыхание Атлантии.
Проходя мимо палатки Кары, мы замечаем кучку людей, которые собрались посмотреть на кольцо моей мамы.
– Не волнуйся, – говорит Тру. – Мы обязательно вернем его.
Я снова чувствую себя виноватой. Тру даже не подозревает, что я откладываю деньги вовсе не на кольцо, а на баллон с воздухом.
Он не знает, что я собираюсь оставить его.
Какая-то женщина платит Каре, чтобы та позволила ее маленькой дочери прикоснуться к кольцу Океании. Я начинаю нервничать. Вдруг девочка уронит кольцо? Или вдруг ее мать мошенница и собирается подменить украшение?
Но потом я вижу, с каким благоговением малышка дотрагивается до реликвии.
– Может, не так уж и плохо, если кольцо побудет здесь какое-то время, – говорю я Тру. – Оно не дает людям забыть о моей маме.
И тут мне в голову приходит интересная мысль: а что, если Бэй с Фэном ради этого и продали мамино украшение? Ведь если бы кольцо осталось у нас, оно бы не могло послужить этой цели.
Или же сестренке нужны были деньги, чтобы помочь мне?
Скорее всего, и то и другое.
От облегчения у меня на глаза наворачиваются слезы. Я еще знаю Бэй и по-прежнему способна понять логику ее поступков. Пусть не до конца, но все-таки.
– Раз уж мы заговорили о секретах, признаюсь: у меня тоже есть один, – говорит Тру.
– Да ну? И какой же?
– Я невосприимчив к сиренам, у меня врожденный иммунитет. Но это почти никому не известно. Об этом знают только мой отец и Фэн. Ну а теперь вот и ты тоже.
Мне следовало бы догадаться. Тру улыбчивый, у него ласковый взгляд, но есть в нем что-то несгибаемое. Это нельзя ни отнять, ни изменить. Любопытно: сможет ли Тру противостоять мне, если я заговорю с ним своим настоящим голосом? Но я тут же отгоняю шальную мысль и вместо этого беспечно говорю:
– Ну, значит, в один прекрасный день ты сможешь стать Верховным Жрецом.
Обычно мои попытки пошутить занудным голосом проваливаются, но Тру улыбается.
– Боюсь, этого будет маловато, – отвечает он. – Знаешь, какая там у них конкуренция!
Мой друг весело смеется, а потом вновь становится серьезным:
– Любому, кто неуязвим для сирен, следует в обязательном порядке сообщить о своем иммунитете Совету, но я этого не сделал.
– Почему? – спрашиваю я.
– Мама считала, что о таких вещах лучше помалкивать, – говорит Тру. – Отец не возражал, потому что очень любил маму. А когда она умерла, было уже слишком поздно. Наверняка в Совете бы поинтересовались, почему мы так долго держали это в тайне.
Как же много в Атлантии секретов. Может, именно это и привлекло меня в Тру: я подсознательно чувствовала, что этот парень что-то скрывает. Мы с ним товарищи по несчастью, хотя, конечно, его тайна и не такая опасная, как моя собственная.
– Отцу по большому счету на меня плевать, – продолжает Тру. – Я с ним больше не живу, ушел из дома, когда стал работать полный день на ремонте гондол. Мы с ним, считай, чужие люди.
– Сочувствую, – говорю я. Жаль, что я не могу сказать это своим настоящим голосом. – Наверное, это тяжело?
– Да, – вздыхает Тру. – С тех пор как умерла мама, отца интересует только его работа.
Я не успеваю спросить, отчего умерла его мама, – не знаю, хватило бы у меня духу вообще задать такой вопрос, – Тру говорит сам:
– У мамы было очень редкое заболевание – легочная вода. Не знаю, слышала ли ты про такое.
– Слышала, – говорю я. – Мой отец тоже умер от этой болезни.
– Ну, тогда Совет никогда не позволит нам пожениться, – задумчиво произносит Тру. – Есть ведь специальный закон…
Я изумленно смотрю на него, и Тру спохватывается:
– Это так, мысли вслух. – И спешит разъяснить: – Я просто подумал, что теоретически это могло бы стать причиной для ухода Бэй и Фэна. Если бы кто-то из его родственников, как и твой отец, тоже страдал этой болезнью. Но я точно знаю, что в семье моего друга легочной воды никогда не было. Его родители, дедушки и бабушки живы и здоровы, да и с братом тоже все в порядке.
– А у тебя есть братья или сестры? – спрашиваю я.
– Нет.
– Понятно.
Мне жаль Тру, и не только потому, что у него нет ни сестры, ни брата, хотя я всегда думала, что расти в одиночестве очень тяжело. Но это еще и означает, что Тру никогда не сможет подняться Наверх. У него нет права выбора.
– Значит, ты всегда знал, что не сможешь уйти, – говорю я.
Тру кивает:
– А ты всегда мечтала о том, что сможешь, да?
Я удивленно смотрю на Тру. Как он узнал?
– Я просто это вижу, – улыбается он.
Тру – хороший парень, он мне нравится, и я бы с удовольствием с ним еще поболтала, но силы у меня уже на исходе.
– Что ж, – говорю я. – Не все наши желания исполняются.
– Да уж, это точно.
Глава 15
Для того чтобы мой костюм Океании был завершен, мне не хватает одной детали, и я не вижу причин отказываться от нее.
Мне нужен орден с изображением волн, которые превращаются в деревья.
Невио никогда не снимает свой орден, но я знаю, что у Верховного Жреца их два. Один он носит, а второй, запасной, держит в сейфе в своем кабинете. И только у него самого есть ключи и от кабинета, и от сейфа.
Но теперь это для меня не проблема.
Я беру в храме кусок мыла и, пока Верховный Жрец и остальные священнослужители ужинают, проскальзываю внутрь и иду по коридорам. Времени у меня более чем достаточно: всего-то надо вдавить орден в мыло, получить слепок, а потом изготовить дубликат. Я расплавлю серебряные листья при помощи украденной из храмовых мастерских паяльной лампы и сделаю свой собственный орден.
– Откройся, – шепотом приказываю я двери.
Дверь не слушается.
Может, для того чтобы отдавать приказы, я должна находиться под водой?
Я почти слышу, как Майра говорит: «Ты и так под водой. Весь наш город находится под водой».
Потом я представляю, как вся масса океана давит на Атлантию. Я не могу контролировать воду, но, похоже, она служит сиренам подспорьем, вода – канал для нашей силы.
– Откройся, – повторяю я.
На этот раз срабатывает.
Я потихоньку закрываю за собой дверь кабинета.
В какой-то момент меня охватывает детское желание взять и переломать, изорвать все вещи Невио: его книги, всякие безделушки, картины, которые он развесил тут вместо маминых. Я бы вырвала страницы из фолиантов, разодрала холсты, разбила статуэтки, зачиркала бы все его записи и прочитала его личный журнал, а все, что принадлежало маме, оставила бы нетронутым.
Но я не могу себе этого позволить. Надо держать себя в руках.
Сейф находится за картиной, которую повесил Невио. На картине молится, стоя на коленях, какой-то мужчина. Я подхожу ближе и замечаю то, чего не видела раньше.
Этот мужчина – Невио. Он стоит в тени и к тому же вполоборота, так что с первого взгляда и не поймешь, но если приглядеться – это точно наш новый Верховный Жрец.
Невио повесил на стену картину со своим изображением. Как будто он какое-то божество. Жаль, что Тру этого не видит.
Я снимаю картину со стены. Интересно, что Невио сделал с той, которую повесила мама? Это была простая картина – только вода и свет.
Вода.
– Откройся, – приказываю я.
Щелкает замок, и дверца распахивается.
В сейфе шкатулка. Я открываю ее и нахожу внутри запасной орден. Я сильно вдавливаю орден в мыло. Все получается просто отлично.
Но тут из коридора доносится какой-то шум. Неужели кто-то идет к двери?
Но ведь все жрецы сейчас еще должны ужинать.
Я вытираю орден рукавом, чтобы на нем не осталось следов мыла, потом быстро закрываю шкатулку и убираю ее обратно в сейф. В этот момент я случайно натыкаюсь пальцами на какой-то предмет. Любопытство берет верх, и я, несмотря на шум в коридоре, достаю его из сейфа.
Еще не взглянув на предмет, я узнаю его на ощупь.
Раковина.
По форме точно такая же, как та, что подарила мне Майра, только абсолютно белая.
Шум в коридоре усиливается. Я кладу раковину обратно, закрываю сейф и вешаю картину на место. Жду.
Снаружи разговаривают двое. Но Невио среди них нет.
Они проходят дальше по коридору, а я выскальзываю из кабинета и поднимаюсь в свою комнату. Там я сажусь на кровать. И спохватываюсь, заметив, что мыло в руке размякло – я почти о нем забыла.
У меня не было времени проверить свое предположение, но нетрудно догадаться, кто ответил бы, если бы я спросила о чем-нибудь белую раковину в кабинете Верховного Жреца.
Майра.
Моя тетя поддерживает связь с Невио.
– Мы с тобой уже давно не общались. – Я стараюсь говорить как можно спокойнее, но черная блестящая раковина дрожит у меня в руке. – Где ты?
– Опять в тюрьме, – отвечает Майра. – И похоже, пробуду здесь еще какое-то время.
– Но ты ведь можешь заставить предметы двигаться. Почему не откроешь замок и не уйдешь оттуда?
– Я решила, что Совету лучше не знать об этом моем таланте, – говорит Майра. – Еще очень давно я обнаружила, что лучшие голоса можно услышать именно в тюремных стенах. А совсем недавно поняла, Рио, что заключение – это не самый плохой способ держаться подальше от тебя. Тюрьма служит своего рода дополнительным защитным барьером между нами. Ты не представляешь, как сложно мне было удержаться от того, чтобы не попытаться формировать тебя, не экспериментировать с твоим голосом. Вот почему я и дала тебе эту раковину. Чтобы ты могла самостоятельно контролировать процесс своего обучения.
– Скажи, а ты связываешься с Верховным Жрецом Невио?
– Конечно.
Майра ни секунды не колеблется. Судя по голосу, совесть ее совершенно не мучает. Она ничего не объясняет, и мне от этого совсем тошно. Невио занял место мамы. Он украл ее личные бумаги и прочитал их. А Майра все равно с ним общается. Неужели не знает, что он сирениус? Или ей плевать?
Я не собираюсь вникать во все это. Я не позволю тете удержать меня от побега на поверхность, и я не хочу слышать ее голос, когда все идет по плану. Но я ничего не могу с собой поделать. Есть еще два вопроса, на которые я должна получить ответы.
– Это ты убила маму?
– Нет.
– Ты знаешь, кто ее убил?
– Да.
Майра знает. Но она не собирается ничего добавлять. Она хочет, чтобы я задавала ей наводящие вопросы.
– Кто?
На секунду наступает тишина. Я плотнее прижимаю раковину к уху.
– Члены Совета.
– Кто именно?
– Все вместе.
– Каким образом?
– Они пригласили вашу маму на встречу. Когда Океания пришла, ей, как это у них принято, дали какой-то напиток. И каждый из членов Совета положил в ее чашу яд. Они все вместе сделали это.
– Но почему?
– Океания слишком много знала.
Я не хочу верить Майре.
Но я верю.
Значит, Совет нижнего мира убил мою маму.
Неукротимая ледяная злость захлестывает меня, как вода в шлюзах. Майра не убивала маму. Но она знала, кто это сделал. И никому об этом не рассказала. Она не стала кричать об этом страшном злодеянии на всю Атлантию, хотя и могла бы. Моя тетя не поведала людям правду о том, что совершил Совет, не призвала восстановить справедливость. Она вообще ничего не сделала.
– Как ты об этом узнала?
– Невио рассказал мне. Он помог им это организовать.
И после этого Майра еще продолжает с ним общаться. Она дала этому типу раковину. Я не могу говорить, потому что мой голос будет полон ненависти.
– И она сама тоже мне рассказала. Ваша мама. Она поняла, что произошло.
– Почему Совет позволил ей уйти? – спрашиваю я. – Они ведь понимали, что мама может с кем-то поделиться?
– Да потому, что члены Совета точно знали, с кем она может этим поделиться. Только со своей сестрой. Они хотели, чтобы ее смерть стала для меня предупреждением. Когда я нашла Океанию, я первым делом убедилась, что она умерла, а потом стояла над ее телом и ждала, когда придут из Совета и заберут ее. Я получила предупреждение. Больше я ничего не могла сделать.