Мои глаза ослепли. В ужасе, задыхаясь, я вскочила, еще не сознавая, что это было лишь сном. Сердце стучало так, что готово было выскочить из груди. Дрожа, я выбралась из кровати, безуспешно пытаясь придти в себя, а затем, завернувшись в шерстяную накидку, побежала в комнату настоятельницы.
Констанца не спала: из-под двери лился свет. От возбуждения я даже забыла постучаться.
- Констанца, я...
Я остановилась в дверях, потрясенная. Настоятельница стояла на коленях у распятия, обнаженная до пояса, в ее руке была плеть ― поменьше тех, что я видела у палачей в тюрьме, но вполне пригодная для того, чтобы наносить ощутимые раны. Кожа на спине Констанцы была покрыта багровыми полосами, в нескольких местах выступили бисеринки крови, казавшиеся черными в мерцающем свете свечей.
Она повернулась на звук открывшейся двери. На ее лице читался испуг, глаза умоляюще смотрели на меня. Я ошарашенно рассматривала ее коротко остриженные золотистые волосы, делавшие ее похожей на юного мальчика, и молчала. Потом мой взгляд опустился к ее груди, к мягким полушариям с маленькими алыми сосками, и я почувствовала, что краснею. Мои собственные груди были меньше и казались мне уродливыми, и теперь я не могла оторвать глаз от открывшейся мне наготы другой женщины...
Она поспешно прикрылась руками, ее щеки вспыхнули.
- Простите меня, - смущенно пробормотала я. - Мне хотелось увидеться с вами, и я забыла о приличиях...
- Ничего, все в порядке. - Она бросила плеть на кровать и надела рубашку. - Я тебя напугала?
Я подошла к ней и осторожно провела пальцами по ее спине. На белой ткани проступили крохотные алые точечки, и Констанца вздрогнула.
- Почему вы делаете это?
- Я наказываю себя, чтобы искупить грехи.
- Мне кажется, это не лучший способ. Ваша спина...
Она повернулась ко мне и посмотрела прямо в глаза.
- Это не так страшно, как может показаться со стороны. Ты хотела меня видеть?
- Я... Наверное, это не важно... Мне просто приснился кошмар.
Констанца улыбнулась. Сев на кровать, она поманила меня к себе.
- Иди сюда, Лаура.
Я собиралась сесть на пол у ее ног, но она покачала головой.
- Здесь холодно. Сядь рядом со мной и расскажи все, что хотела.
Я сбивчиво стала рассказывать ей свой сон, но теперь он представлялся уже совсем незначительным. Выяснилось, что я даже плохо помнила подробности, так напугавшие меня. Кроме того, само присутствие Констанцы успокаивало меня. Мне стало тепло и хорошо рядом с ней; уходить не хотелось.
- Господь показывает тебе это снова, Лаура, чтобы ты помнила и была сильной. Твоя жизнь меняется.
- Она изменилась с тех самых пор, когда умерли все мои родные, - прошептала я.
Рука Констанцы мягко обняла мою талию, губы коснулись виска.
- Бедная девочка... Тебе так тяжело. И даже стены монастыря не оградят тебя от воспоминаний. Твоя мама любила тебя?
- Да. Мне не хватает ее...
- Я хотела бы заменить тебе ее, если ты позволишь мне такую близость.
Я порывисто обняла ее. Ее гибкое тело под рубашкой было таким теплым; мне снова стало трудно дышать.
- Можно мне поцеловать вас? - прошептала я еле слышно.
Она опустила глаза, и я прижалась губами к ее бархатистой щеке. Это было восхитительно. Сознание того, что она рядом, наполняло меня неведомым прежде счастьем. Мне хотелось заплакать.
- Ты еще совсем ребенок, - улыбнулась она. - Такая ласковая девочка...
- Я не ребенок, - возразила я. - Вы не понимаете... То, что я чувствую рядом с вами, невозможно описать. Я совсем мало знаю вас, но у меня ощущение, что я знала вас всю жизнь. Мне хочется быть с вами рядом как можно дольше. - Я снова поцеловала ее в щеку. - Если вы не запретите мне, я могу целовать вас снова и снова... Обнимите меня.
Она посмотрела на меня с легким удивлением.
- Твоя мама...
- Нет. - Я покачала головой. - Я очень ее любила, но мне никогда не хотелось быть с ней так, как с вами. Когда я целую вас, мне становится жарко. В этом есть какой-то особенный смысл...
- Лаура. - Она погладила мою руку. - Тебе хочется нежности, в тебе пробуждается женщина... Я думаю, тебе просто нужен мужчина. Подожди немного, пока в Пьяченце утихнут все пересуды и тебя перестанут искать, и тогда я отправлю тебя в Романью с хорошей рекомендацией. Ты будешь жить при дворе урбинского герцога, выйдешь замуж и подаришь кому-нибудь те чувства, которые...
- Нет! - воскликнула я. - Я никогда не выйду замуж! Я ненавижу мужчин, они всегда думают только об одном, даже священники! Мне не нужен мужчина, я не знаю, что мужчина может мне дать, кроме боли и унижения!
Из моих глаз хлынули слезы. Она не понимала... а я не могла объяснить.
- Подумай о том мужчине, который спас тебя, - напомнила она тихо.
- Я не знаю, кто он. И потом, ведь его прислали вы.
Она улыбнулась.
- Мне нужны только вы, Констанца. - Я взяла ее руку и стала покрывать ее поцелуями и слезами. - Когда вы рядом, я просто теряю голову... Я не понимаю, что делаю и что говорю.
- Лаура...
Она взяла меня за подбородок и заставила поднять голову, затем ласково вытерла мое мокрое лицо.
- Этого не должно быть, понимаешь?
- Чего?
- Этой привязанности. Такие сильные чувства не должны возникать между нами. Это неправильно...
- Наверное, я не нравлюсь вам?
- Нет, что ты. У тебя глаза, как у олененка, и чудесные волосы... Я боюсь, что поддамся соблазну, и тогда Бог не простит мне. Ты еще не знаешь, чего просишь от меня, но я знаю. Мне страшно, Лаура, потому что я сама готова уступить своим чувствам. Тебе лучше уйти.
Я затрепетала. В ее голосе было что-то, заставившее мое сердце сладко ныть.
- Пожалуйста, позвольте мне побыть с вами еще немного, - взмолилась я. - Если вы собираетесь спать, я просто посижу здесь рядом с вами, можно?
Она прилегла на постель, не сводя с меня глаз.
- Ты замерзнешь.
Я упрямо помотала головой.
- Все равно я не уйду. Не прогоняйте меня, Констанца.
Она помедлила, словно в нерешительности.
- Тогда ложись со мной. - Откинув одеяло, она отодвинулась, давая мне место.
Я забралась под одеяло и прижалась к телу Констанцы. Она была такая теплая и уютная, что я сразу согрелась.
- Обнимите меня еще раз, - попросила я, и она не стала возражать. Ее рука гладила мое плечо, а потом легла на мою талию и притянула меня ближе к ней.
- Мне хочется большего, - призналась Констанца. Ее дыхание стало быстрым и неровным, щеки порозовели. - Это искушение, с которым я не в силах справиться, моя дорогая.
- Я могу еще поцеловать вас?
Она улыбнулась, и я стала покрывать поцелуями ее лицо, наслаждаясь податливым теплом ее тела.
- Нет, не так... - Она остановила меня, накрыв ладонью мои губы.
Я растерянно замерла.
- Я научу тебя, - прошептала она. Ее зрачки расширились, отчего серые глаза стали казаться почти черными. - Я покажу тебе, каким поцелуем можно передать чувство... Закрой глаза.
Я повиновалась, и вдруг почувствовала, как ее мягкие горячие губы осторожно касаются моих. Мне стало трудно дышать. Она целовала меня так, как никто до этого, а затем ее язык нежно, но настойчиво проник мне в рот. Я почувствовала, что горю; мне так хотелось именно этого, этой незнакомой нежности, этой волшебной игры, этого неясного обжигающего желания.
- Констанца... - выдохнула я, открыв глаза, когда она оторвалась от меня. Ее лицо сияло, глаза стали влажными и огромными, как озера.
- Что ты чувствовала?
- Я не могу описать... Пожалуйста, сделайте это снова!
Она закрыла глаза и покачала головой.
- Нет, Лаура. Мы не должны...
Почувствовав легкую обиду, я отодвинулась. Что такого страшного было бы в том, что она еще один раз забралась бы язычком в мой рот? Тем более что мне это так понравилось, да и ей, как я заметила, тоже...
- Тогда хотя бы не прогоняйте меня, - взмолилась я. - Я боюсь спать одна.
- С каких это пор?
- Мне снятся плохие сны. К тому же в моей комнате холодно, и ветер задувает в окна.
- Тебе следует научиться смирению.
- Позвольте мне спать с вами, всего только одну ночь...
- Ну хорошо. - Она коротко усмехнулась, но отстранилась, когда я попыталась поцеловать ее в губы. - Довольно на сегодня, Лаура. Не пользуйся моей добротой, чтобы мучить меня. Постарайся уснуть.
- Спокойной ночи, Констанца.
Я с наслаждением свернулась калачиком у нее под боком. Тонкий лен ее белой рубашки пах шалфеем и розами, а кожа ― теплым воском. С ней было так хорошо, но я отчего-то не могла уснуть. Кажется, ей тоже не спалось, и мне пришлось прибегнуть к старому способу, чтобы успокоиться: я стала считать соломинки. Счет дошел до двухсот, когда мысли стали путаться, тело стало тяжелым и слабым. Двести девять, двести десять... Нить, связывающая меня с реальностью, наконец оборвалась.
Наутро я обнаружила, что Констанца уже ушла. Постель еще хранила ее запах, но успела остыть. Вскочив, я поспешно схватила свой плащ и побежала вниз по лестнице в дормиторий, обжигая босые ступни о ледяные каменные ступени. Почти все монахини проснулись, в коридоре стоял тихий гул голосов. На меня не обратили особого внимания, и я порадовалась, что моя келья ближе к лестнице, чем остальные.
Утренняя служба оказалась короче, чем обычно, и на ней не было Констанцы. Отсутствие настоятельницы расстроило меня больше, чем я могла ожидать. После трапезы я разыскала Розу.
- Ты не знаешь, где я могу найти аббатису? - осторожно начала я.
- Должно быть, уехала в Кремону, - небрежно ответила она.
- А что, она там часто бывает?
- У нее там какие-то дела. Уезжает обычно ни свет ни заря, а возвращается поздно вечером. Одна... - Роза неодобрительно покачала головой. - Хоть солдаты и объезжают окрестности, а от разбойников да лихих людей не избавились.
- Ее дела как-то связаны с монастырем?
- Не знаю. Она там часто бывает, каждую неделю, а то и не по одному разу. Берет с собой узел с какими-то вещами, и едет верхом. Расспроси ее сама, если хочешь. Сестрам любопытно, но они не решаются...
Это было неожиданно. Что делала Констанца в Кремоне? Возможно ли, что она тайно встречалась с возлюбленным? Меня захлестнула внезапная ревность. Вот почему она молилась по вечерам! Вот какие грехи умоляла Бога простить ей! И конечно, она хорошо умела целоваться: ведь практиковалась каждую неделю...
День стал для меня настоящей пыткой. Я что-то делала, таскала корзины с бельем, развешивала для просушки тяжелые плащи, рубашки и юбки. Мокрые пальцы окоченели на холодном ветру, но я заметила это, лишь когда из непослушных озябших рук стали выскальзывать вещи. Я думала, что скажу Констанце, когда она вернется. Успокоит она меня или просто посмеется? Вероятно, останется при своих тайнах... В конце концов, кто я такая, чтобы она давала мне отчет в своих поступках? Один поцелуй, одна ночь, проведенная вместе, еще ничего не значат...
Я с волнением ждала вечера. Когда стемнело, я пришла к воротам и села на скамью, завернувшись в накидку. Привратница удивленно смотрела на меня, потом спросила, что я тут делаю в столь поздний час.
- Я жду мать настоятельницу, - ответила я. - Мне говорили, что она должна вернуться вечером.
- Скорее уж ночью. Ты не замерзнешь? Она же все равно пойдет в свою комнату, так что можешь подождать ее в дормитории.
- Ничего, я подожду.
Очень скоро я пожалела о своем упрямстве: пошел холодный дождь, шерсть капюшона быстро промокла насквозь, и по спине с волос потекли ручейки. Стуча зубами, я перебралась под навес конюшни, продолжая наблюдать за воротами. Наконец, мое терпение было вознаграждено: послышался глухой перестук копыт, и голос Констанцы выкрикнул:
- Откройте, сестра Мария, это я!
Привратница поспешно отворила калитку, и всадница, пригнувшись, въехала во двор. Мокрый плащ тяжело свисал с ее плеч, круп лошади блестел от дождя.
- Отведите Искорку в стойло, вытрите и накормите. - Констанца спешилась, отвязала от седла небольшой сверток и, спрятав его под плащом, почти побежала через двор к дормиторию. Я бросилась за ней.
- Констанца!
Она удивленно обернулась.
- Лаура? Что, во имя мадонны, ты тут делаешь?
- Я жду вас.
- Глупышка, ты простудишься! Идем скорее...
В моей келье было холщовое полотенце и таз с водой, должно быть, теперь уже совсем холодной. Разумеется, мне хотелось бы прежде обсушиться, но не у себя. Куча вопросов вертелась на языке, и не задать их было выше моих сил.
- Я ждала вас весь день. - Стараясь, чтобы в моем голосе не звучал упрек, я решительно шагнула следом за Констанцей на лестницу. Она улыбнулась.
- Хорошо, идем. Только не надолго, хорошо? Я устала.
Мы поднялись в ее комнату, она бросила на стол сверток и зажгла свечи, затем сняла мокрый плащ.
- Ох, Боже мой... - вырвалось у меня.
На Констанце был мужской костюм! Толстая кожаная куртка на шнуровке, штаны, мягкие сапоги из воловьей кожи. У пояса в ножнах слева висела самая настоящая шпага, а справа ― кинжал.
Она спокойно посмотрела на меня и сняла пояс, потом насухо вытерла оружие и положила его на стол.
- Закрой рот, - сказала она. - У тебя смешной вид.
- Но...
- Думаешь, на дорогах сейчас безопасно?
Развязав сверток, она вытащила свою обыкновенную одежду, осмотрела ее и покачала головой.
- Ну вот, как я ни старалась, все промокло до нитки. Придется сушиться у огня, если за ночь не просохнет. О чем же ты так хотела поговорить, что ждала меня весь день?
Признаться, у меня из головы разом вылетели все мысли.
- Вы ездили в Кремону?
Она нахмурилась.
- Вижу, ты уже успела расспросить всех.
- Не всех, только Розу! Она сказала, что вы часто бываете в Кремоне по делам.
- Что ж, это верно. - Констанца пожала плечами и принялась расшнуровывать куртку.
- А потом приезжаете сюда и молитесь!
Она удивленно усмехнулась.
- Ты видишь что-то предосудительное в том, что настоятельница монастыря молится?
Ее насмешливое спокойствие привело меня в ярость.
- Лицемерка! - выдохнула я. - Вы утверждаете, что не общаетесь с миром, что избегаете мужчин! Что в Санта-Джулии все должны следовать уставу, молиться и работать! А сами...
Я не могла дальше говорить: возмущение готово было взорваться слезами.
- Понятно. Ты считаешь, что я езжу к мужчине?
Прикусив губы, я почувствовала, что вот-вот разревусь, как девчонка. Сняв куртку, Констанца осталась в одной тонкой полотняной рубашке, подошла ко мне и положила руки мне на плечи.
- Похоже, мне придется сознаться. Я действительно езжу к мужчине, ты угадала. Но не за тем, о чем ты подумала...
Я растерянно заморгала. Она провела рукой по моей груди, покачала головой и вытащила из стоящего в углу ларя чистое сухое полотенце.
- Послушай, если ты и дальше будешь стоять столбом, то точно заболеешь. Раздевайся, вытрись и переоденься, я дам тебе рубашку.
- Вы расскажете мне, зачем и к кому ездите в Кремону?
- Пожалуй.
Она сбросила рубашку, сняла сапоги и вылила из них воду, затем развязала пояс штанов. Я остановилась, сняв накидку и холодную промокшую рубашку, и уставилась на нее, не в силах оторвать взгляда от гибкого стройного тела. Она не обращала на меня никакого внимания, пока не сняла штаны и не оказалась передо мной совершенной нагой.
- Боже, как холодно, - пробормотала она, потянувшись за полотенцем, и тут наши глаза встретились. Констанца замерла. Ее взгляд скользнул по моему лицу, опустился ниже, к груди, и я, засмущавшись, торопливо прикрылась холстом. Она улыбнулась, выпрямившись и продолжая смотреть на меня, на мои ноги, виднеющиеся из-под полотна.