- Констанца, я...
Я почувствовала, что краснею. У нее была великолепные груди, округлые, нежные; маленькие сосочки алели как ягоды земляники. Мне отчаянно захотелось дотронуться до них, в голове молотом застучала кровь.
Она подошла ко мне. Медленно, как во сне, положила ладони на мои плечи и очень мягко, но настойчиво потянула из моих рук полотенце.
- Можно, я сама сделаю это? - прошептала она, и мои пальцы послушно разжались.
Ее теплые губы коснулись моего плеча, а затем она стала неторопливо вытирать меня, словно лаская каждым движением. Я стояла неподвижно, отдаваясь во власть ее заботливых рук. Когда полотенце добралось до моей груди, я замерла, почти не дыша. Она вытерла обе мои груди, а потом вдруг припала губами к левому соску. Я вскрикнула, пронзенная внезапным жаром, с моих губ слетел легкий стон. Ее язык тер мой сосок, и моя рука почти бессознательно гладила ее по голове, зарываясь в короткие мокрые кудри. Наконец она отстранилась, учащенно дыша.
- Постой, еще не все...
Ее руки продолжили свою работу. Она вытерла мой живот, спину и бедра, гораздо дольше и тщательнее, чем требовалось. Мне было так хорошо, что у меня стали подкашиваться ноги. Когда ее рука двинулась ниже, и пальцы невзначай скользнули между моих ног, я задрожала, как лист на ветру, и отпрянула.
- Да, ты права, - прошептала она. - Прости...
Когда она закончила, мне было уже жарко. Низ живота нестерпимо ныл, я ощущала влагу, исходившую из меня самой, и это было одновременно сладко и мучительно.
- Можно мне сделать то же для вас, Констанца? - шепотом спросила я. Она молча кивнула и протянула мне полотенце.
Я не спешила. Осторожно вытерла точеную шею, поцеловав теплую бьющуюся жилку, белые плечи, гибкую спину в алых следах хлыста, на которую с золотых кудряшек еще стекали капельки воды. Она терпеливо ждала, по временам вздрагивая, ее дыхание участилось. Встав перед ней, я посмотрела ей в глаза и несмело коснулась через ткань полотенца ее груди. Она тихо вздохнула, ее рука легла на мою талию. Я вытирала ее, наслаждаясь теплой тяжестью грудей в моих ладонях, а потом, сдвинув полотенце, погладила сосок пальцами. Он был твердый и горячий; наклонившись, я взяла его в рот и стала играть с ним языком. Констанца застонала.
- Лаура, нет, прошу тебя...
С сожалением оторвавшись от ее груди, я стала вытирать ее бархатистый животик, нежный, как кожица персика, и, не удержавшись, поцеловала его, чуть коснувшись языком. Констанца засмеялась, и тогда я погладила вьющиеся темные волоски внизу ее живота. Ее смех перешел в тихий стон. Мне захотелось посмотреть, что случится, если я просуну палец ей между ног. Я так и сделала, и Констанца затрепетала, чуть подавшись мне навстречу. Моя рука ощутила горячую влагу, совсем не похожую на капли дождя. Запах Констанцы был влажным, соленым, острым. Я несмело провела пальцами дальше, и она со стоном отодвинулась.
- Прекрати... я изнемогаю...
Я знала, о чем она говорит, слишком хорошо знала, потому что сама испытывала похожие чувства.
- Вы говорите, что ездите в Кремону к мужчине, - задыхаясь, прошептала я, поглаживая через полотенце ее бедра. - Он дарит вам такие ощущения?
Она тихо засмеялась.
- Нет, ничего похожего. Ты... ревнуешь?
Отбросив полотенце, я встала, обняла руками талию Констанцы и притянула ее к себе.
- Я хочу поцеловать вас. Как вчера...
Ее губы приоткрылись, и я прижалась к ним своими. Это было восхитительно; когда ее язычок встретился с моим, я стала ласкать его, чувствуя невероятное возбуждение. Ее ладони легли на мою грудь и начали слегка поглаживать ее.
Когда я оторвалась от нее, у меня все плыло перед глазами.
- Я сейчас упаду, - призналась я, и Констанца, обняв меня, повела к ложу.
- Мне придется молиться очень долго, - прошептала она мне в ухо, касаясь его губами. - Но я не могу сопротивляться, дорогое дитя.
Упав на постель, мы стали целоваться, уже не пытаясь сдерживаться.
- Я вся мокрая, - умоляюще проговорила Констанца. Ее нога легла поверх моего бедра, и я почувствовала, что она права. Странно, я могла сказать о себе то же самое, что только что услышала от нее.
Ее губы обхватили мой правый сосок. Лежа на спине, я наслаждалась тяжестью стройного тела Констанцы, ее ласки заставляли меня изгибаться и стонать.
- Тебе нравится? - спросила она.
- Мое тело как будто не принадлежит мне... - созналась я, сжав пальцами ее грудь. Она прерывисто вздохнула, и ее пальцы скользнули к низу моего живота. Когда они коснулись тайных складочек моей плоти, наслаждение было таким острым, что я вскрикнула. Это было невероятно... невозможно... Она стала нежно поглаживать меня там, продолжая целовать в губы и одной рукой ласкать мою грудь.
Мне стало трудно дышать. Ее пальцы двигались все быстрее, все настойчивее, рождая в моем теле волны удовольствия. Широко разведя ноги, я бесстыдно извивалась, подаваясь бедрами навстречу ее руке.
- Констанца!
Она оказалась внутри меня, в том месте, которое прежде было связано для меня лишь с болью и страхом. Невольно сжавшись, я с упреком посмотрела на нее, но она нежно поцеловала меня в шею. Ее рука на несколько мгновений замерла, а затем она приподнялась и скользнула вниз по моему телу, касаясь губами груди и живота. То, что она сделала потом, заставило меня закричать от неожиданности и невыносимого удовольствия... Мое тело горело, истаивая, как мягкий воск, в ее нежных руках. Где-то в глубине моего существа зарождалась сладостная дрожь, заставлявшая меня нетерпеливо напрягаться в предвкушении еще большего наслаждения. Констанца продолжала ласкать меня, так бесстыдно и яростно, что с моих губ слетали беспомощные стоны. Наконец мучительный спазм вскинул меня над постелью, я забилась, утратив контроль над собственными чувствами, в приступе неистового восторга, растворяясь в чудесном слепящем свете...
- Лаура, моя девочка...
Она тихонько гладила меня, и судороги наслаждения угасали, сменяясь сладкой истомой. Я лежала перед Констанцей, беспомощно переводя дух. Ее прикосновения были приятны, но большего мне уже не хотелось. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, готово было выскочить из груди.
- Констанца...
Она приподнялась и поцеловала меня в губы. Я ощутила солоноватый вкус поцелуя, нежно коснулась пальцами ее округлой груди. Она легла рядом со мной, так что я могла ласкать ее, как мне хотелось. Ее лицо пылало, губы приоткрылись. Я стала поглаживать ее бедра, неотрывно глядя ей в глаза. Когда моя ладонь дотронулась до влажного горячего лона, она застонала, раскрываясь мне навстречу.
- Возьми меня, - прошептала Констанца, нетерпеливо выгибаясь. - Мне нужно совсем немного...
Я делала для нее то же, что она только что сама делала для меня, стараясь попасть в ритм движений ее бедер. Она вскрикивала, и я боялась, что причиняю ей боль, но она с силой насаживалась на мои пальцы, все быстрее, все неистовее... Мысль о том, что она близка к концу, заставляла меня трепетать. Ее гибкое тело напрягалось и вновь расслаблялось, а затем ее бедра задрожали - вначале почти незаметно, потом так сильно, что дрожь охватила все ее тело. Она закричала и с силой прогнулась назад; мощная судорога вскинула ее над ложем, и я поняла, что она достигла вершины страсти. Я лизнула собственные пальцы, ощутив запах Констанцы - влажный чистый запах солоноватого сока ее тела. Ее грудь вздымалась и опускалась, она не могла говорить, лишь улыбалась, и я заметила на ее глазах слезы.
- Почему ты плачешь? - спросила я, гладя ее по голове, как ребенка.
- Это слезы счастья, дорогая. - Она вытерла щеки ладонью. - Мне уже казалось, что я никогда не испытаю этого снова. Может быть, Господь накажет меня за эти мгновения радости...
- Вы больше не будете бить себя, - решительно сказала я. - Когда я касаюсь вашей спины, мне хочется плакать. Почему Бог должен наказать вас?
Она молчала, задумчиво глядя на меня.
- Ведь я так люблю вас... - Мой голос упал до шепота. Я не знала, что она думает обо мне, и это было невыносимо. - Я люблю вас, Констанца.
Ее ресницы дрогнули, она опустила глаза.
- Не принимай за любовь привязанность, дитя. Задай себе вопрос: не ищешь ли ты во мне мать, которую потеряла? Или сестру?
- О нет! - Я порывисто обняла ее, прижимаясь всем телом. - Как вы можете думать... Я хочу ласкать ваше тело, целовать вас, чтобы вам было хорошо. Ведь вам было хорошо, правда?
- Лаура... Когда я впервые тебя увидела, то подумала: "Она не красавица, но у нее изумительные глаза. Такие глаза не могут лгать". А теперь ты смотришь на меня, и я знаю - ты не лжешь. Ты искренняя во всем, и в том, что чувствуешь, и в том, что говоришь. Да, мне было с тобой хорошо. Ты еще совсем ребенок, и мы не должны...
- Вы хотите сказать, что я слишком мала, чтобы любить вас?
Она не ответила, и мной овладел гнев.
- Я просто нищая бездомная девчонка, думаете вы, не так ли? Вы поддались мне, потому что я так хотела. Для вас это было только игрой, а я... я... - Мне не хватило слов, и я почувствовала, что вот-вот заплачу. - Я так глупо вас люблю. У вас множество дел и куча секретов, вы ездите в Пьяченцу к архиепископу, ведете переписку с кардиналами и папой, у вас есть мужчина в Кремоне, которого вы навещаете несколько раз в неделю...
- В чем я еще виновата?
- Вы переодеваетесь в мужскую одежду и тайно ездите в Кремону, - настойчиво повторила я. - Вы обещали сказать, к кому и для чего.
Она поцеловала меня в плечо и засмеялась.
- Полагаю, ты не знаешь в Кремоне синьора Манетти?
- Я там вообще никого не знаю.
- Не надо грубить, малышка. Джулиано Манетти был когда-то известным бретером. Он служил у графов Тосканелли капитаном стражи, а затем смог получить пост кастеллана в Мантуе. Спустя несколько лет он повздорил с кем-то из вельмож, дело кончилось убийством, и Манетти был вынужден скрываться. Инкогнито перебравшись в Кремону, он поселился в тихом квартале подальше от центра. Теперь он... дает уроки танцев.
У меня округлились глаза.
- Так выходит, вы ездите к нему учиться танцевать?!
- Не все так просто, дорогая. - Она жестко усмехнулась. - В монастыре от танцев мало пользы.
- Ну, у вас могут быть собственные маленькие слабости. - Теперь я чувствовала к ней легкое презрение.
- Встань и возьми шпагу.
Я удивленно посмотрела на нее и нерешительно встала с постели.
- Ну же, Лаура.
Подойдя к столу, я взялась за оплетенную кожей рукоять, и моя рука утонула в резной чаше эфеса. Оружие оказалось на удивление тяжелым, я подумала, что вряд ли Констанца когда-нибудь пользовалась им и возит его с собой исключительно для устрашения грабителей. Я с вызовом обернулась к ней. Она улыбалась, и насмешка, которая мне почудилась в ее взгляде, взбесила меня. Выпрямившись, я взмахнула шпагой и резко разрубила воздух перед собой.
Констанца засмеялась.
- Голенькая девочка со шпагой. Тебе больше подошел бы вертел, дорогая.
- Не надо смеяться надо мной. Найдите себе другой способ развлечься.
- Хорошо. Положи ее на место и иди сюда. Думаю, мы обе слишком устали, чтобы размахивать оружием.
Я снова улеглась рядом с ней, и она, взяв мою руку, пристроила ее на своей талии. Я прижалась к ее спине, с наслаждением вдыхая теплый запах ее мягких влажных кудрей, ее шелковистой кожи. Мне не нужно было больше ласк, достаточно было просто чувствовать ее рядом, касаться ее...
Уже на следующий день Констанца велела мне заняться той работой, к которой она меня готовила. После обеда мы прошли в скрипторий. Вытащив из небольшого ларца ветхий свиток, Констанца осторожно расправила его и положила передо мной, затем достала толстую тетрадь, переплетенную в коричневую кожу.
- Тебе нужно переписывать такие старые свитки, Лаура. Справишься?
Я взяла перо и кивнула. Тетрадь была уже наполовину исписана витиеватым почерком. С любопытством взглянув на свиток, я увидела потемневшие от времени и полустертые буквы латинского текста.
- Что это такое?
- Эмиссары папы Евгения некогда собирали сокровища древних монастырей. Можешь себе представить, они находили целые библиотеки таких вот рукописей - покрытых плесенью, рассыпающихся в прах, которых десятки лет не касалась ничья рука... Рассказывают, что в руинах старого покинутого аббатства в Романье сохранилась тайная подземная комната, где обнаружились неизвестные книги Аристотеля, Платона, Гераклита на греческом. Этому кладу нет цены. То, что ты видишь перед собой, просто старые рукописи. Некоторые из них я переписываю сама, кое-что перевожу на латынь. Тебе же предстоит только копировать тексты.
Перелистав тетрадь, я вопросительно посмотрела на Констанцу.
- Это вы писали?
- В основном Сесилия. Ты можешь продолжить с чистой страницы. А я пока напишу несколько писем.
Она взяла перо и бумагу и уселась за соседний стол.
Работа оказалась интересной. Мне приходилось разбирать буквы, почти исчезнувшие под натиском времени, порой текст не был виден вообще, и тогда правильные слова нужно было искать наугад, по смыслу. Несколько раз я показывала Констанце то, что вызывало у меня затруднения. Садясь возле нее, я склонялась головой к ее плечу, и она внимательно изучала текст, а потом, касаясь губами моего уха, шептала то, что увидела в темных размытых пятнах. Я пыталась целовать ее, но она неизменно отстранялась, давая понять, что ждет от меня помощи в делах, а не неуместных ласк.
Время до вечера прошло незаметно. Констанца похвалила меня за усердие и заметила, что мой почерк со временем должен стать лучше. Честно говоря, я успела написать не много - свитка мне хватило бы на три дня работы. Пора было идти на молитву, но мне хотелось поработать еще. Настоятельница засмеялась, когда я сказала ей об этом, и обещала отправить меня в скрипторий прямо с утра. Я взяла ее руку и поцеловала тонкие пальцы, чувствуя легкое радостное возбуждение.
- Можно мне придти вечером? - несмело спросила я.
- Нет. - Ее густые ресницы опустились, пряча глаза в тени.
- Почему?
- Я посвятила себя Богу не для того, чтобы предаваться плотским удовольствиям.
- А для чего? Чтобы учиться танцам в Кремоне и издеваться над глупыми девчонками, которым вы по своей прихоти спасаете жизнь? Если этот человек... этот Джулиано Манетти... ваш любовник...
Она весело посмотрела на меня, и я рассвирепела.
- Почему бы вам не представить меня ему? Ведь это ему я обязана тем, что до сих пор жива?
Констанца не ответила. Убрав со стола свитки, она взяла свечу и направилась к двери.
Итак, похоже, я угадала. Моего загадочного спасителя звали Джулиано Манетти, он жил в Кремоне, был задирой и по совместительству учителем танцев. Констанца разочаровала меня. Ей, аристократке, красавице, путаться с каким-то безродным солдафоном! Впрочем, когда он увозил меня из Пьяченцы, он казался мне величайшим героем на свете...
Вечером, лежа в своей келье на узком ложе, я думала о Констанце. Перед моим мысленным взором вставали порочные картины, отравлявшие мне душу: Констанца в объятиях стройного красавца с серыми, как у нее самой, глазами. Его сильные изящные руки оплетают ее гибкий стан, ласкают груди, а потом она раскрывается перед ним и отдается в его безраздельную власть, пока не начинает задыхаться от подступающего наслаждения... Вот каким танцам он ее обучает! Она смотрит на него с любовью, так, как никогда не будет смотреть на меня. Я для нее - только игрушка, развлечение, способ забыться, когда ее ненаглядного Джулиано нет рядом...
Тяжелая ревность затмила мой разум. Я дала себе слово отправиться в Кремону вместе с Констанцей, и если она сама не позволит мне, то я сделаю это втайне от нее. Мне необходимо было все выяснить, чтобы успокоиться.