– Болтуны вы.
– Нет, просто у одного нос тек и его не хотели в такси сажать. Пришлось «корочку» водиле ткнуть. Там хоть и ЧОП обозначен, но под управлением ФСПП. В общем, уважают нашу контору.
* * *
Подремал, почитал, посмотрел карту. Не спалось. На часах почти три, а сна ни в одном глазу. Старость. Или еще чтото. Некоторые считают, что полтинник – это расцвет жизненных сил. Взять на вооружение эту идиотскую теорию, что ли?
Андрей тихо прошелся по коридору, заглянул в аппаратную. Посмотрел на немые проекторы. Все нужно экономить – ресурс техники, электроэнергию, года, здоровье.
За столом сидел Горгон.
– Бродишь? Нуну. А я вот кумекаю, к чему все катится? Если эти, ваши, обречены, – старик ткнул пальцем кудато в стену, – значит, и мы сгинем?
– Так почему обречены? Их, нас, миллиарды. Выкрутимся. Может, и не все, но выкрутимся.
– Охохо, миллиарды вас. А умато меньше, чем у нашей живодерки синеглазой. Ну, боги вам в помощь, выкручивайтесь. Да ты сходи к своей. Не спит. Одно беспокойство от вас. Тьфу, девка ведь здоровая. Чего церемониться?
– Не девка она.
– Все они девки. Даже лучшие, что нам в жизни попадаются, – девки. И нечего от этого нос воротить. И то звание не хуже любого другого. – Старик, держась за поясницу, поднялся. – Загляни. Чего вы маетесь?
Андрей неуверенно остановился. Дверь в радиоузел действительно была лишь притворена. Виднелась полоска тусклого голубого света.
– Зашли бы, – мрачным шепотом сказали из этого призрачного полумрака. – Ходите и ходите. Не съем ведь. Боитесь меня больше, чем ХешКе.
– Не боюсь. Беспокоить не хотел.
– А, ну тогда иной абзац.
Андрей вошел в голубую мглу, осторожно опустился в разболтанное кресло.
Тень на койке сказала:
– Извиняюсь, что спиной лежу. Порядком у меня попочка ноет. Абздольц как зацепил, скотина бритая.
Коллега Капчага лежала на животе в одной футболке, и Андрей рассмотрел колоссальных размеров синяк, занимающий большую часть задней поверхности бедра да еще захватывающий аккуратно округлую половиночку ягодицы.
– Слушай, тебе бы сетку нарисовать да компресс поставить.
– Компресс ставила, только уже не в кайф вставать. А что за сетка?
Андрей принес йод, намалевал сетку. Подбитая амазонка вздыхала от болезненноприятных ощущений. Андрей старался не улыбаться – подобными эротическими изысками ему заниматься еще не приходилось. Поставил компресс из мокрого полотенца. Мариэтта благодарно охнула.
– Надо бы лед положить, – сказал Андрей.
– Сойдет. И так великое мерси. Спасли непутевую подчиненную.
– Ладно тебе. Не подкалывай.
– И не думала. Я к вам очень нежно отношусь. Честное благородное слово. Кстати, после того что вы с моей попой сделали, вы просто обязаны на мне жениться.
– Ладно. Подловила так подловила.
Мариэтта хрипловато засмеялась:
– Нет, я благодарная. И пока травмированная, не пристаю.
– Обнадеживает. Знаешь, Маня, чтото наши отношения кудато не туда выруливают.
– Это потому, что мы не рулим. Но раз вы на «Маню» перешли, не все потерянно.
– Я, честно говоря, опасался, что «Маня» еще хуже «Мариэтты» тебя достает.
– С чего это? Подомашнему, нормально.
– Знаешь, мне кажется, тебе просто дома не хватает. Отца нормального, мамы, ванны с халатом.
– Да уж. Не хватает, и очень. Мамы, папы, брата, мужа, кота и спортивной площадки под окном. Все это вроде и было, а вот… Сергеич, ты меня не хочешь спросить, отчего я под статью угодила?
– Сейчас не хочу. Давайка больных тем не касаться.
– Так у меня из здорового только половина жопы.
– Что ты при старших так грубо выражаешься?
Мариэтта поразмыслила и проворчала:
– Логично. Раз я тебе хочу нравиться, то должна быть белой и пушистой. Тогда ты меня полюбишь, и все станет очень логично и хорошо.
– Опять на больное?
– Между прочим, ты улыбаешься. Я затылком чувствую. Мы с тобой во многом одинаковые. Ладно, расскажи о чемнибудь не жутко больном.
Андрей поразмыслил и принялся рассказывать о дочери. О ее неудачном замужестве, о работе в «Останкино». О странном телемире, в котором люди из года в год загребают деньги и искренне не могут понять: кто же вообще смотрит их халтурный продукт? Маня лежала неподвижно, вроде бы задремала, но стоило Андрею решить, что пора удалиться, сказала:
– Слушай, ты бы меня с ней познакомил. Честно, я твоей руки у нее просить не буду. Просто интересно. Впрочем, ты меня, наверное, стесняешься. Я нестильная и хамоватая. Ладно, иди спать. Приключится завтра выезд, и ты, невыспавшийся, на мне зло сорвешь. Ты, Сергеич, очень вредный бываешь. Почти как я.
Андрей не удержался, погладил блестящие волосы на затылке:
– Ты очень стильная. Даже чересчур. Спи, поздно уже.
Укладываясь, Андрей ухмыльнулся старым плиткам потолка. Сходил к девке. То ли сказку на ночь рассказал, то ли согласился в приемные папаши наняться. То ли… В общем, не чужая Мариэтта Тимуровна. Да и кто здесь чужой?
* * *
День прошел спокойно, и второй тоже. Затишье перед чертовой атакой, как выразился Генка. Занимались хозяйством и теорией. Из головного офиса обильным потоком шли ориентировки и статистика. Установленный факс хоть и с бесконечными глюками, но извергал интересную, а порой откровенно загадочную информацию.
Андрей прочел отчет о странной истории, приключившейся в одном из кинотеатров УланУдэ, и пошел посоветоваться с Горгоном. Посидели в аппаратной, старик после раздумий сказал, что инцидент вряд ли связан непосредственно с кино. Посторонний ктото безобразничает. Андрей пошел обратно и в дверях наткнулся на кучку красноватого песка. Вчера отсюда выметал точно такую же.
– Господин Горгон, уж не примите за намек, но из когото из нас песок сыплется. Да еще странный какойто, красный. Откуда, не подскажете?
– Ну, ты, Старый, сказанул. Мы что, здесь охранниками по лавкам сидим? Это ж ты навроде смотритель.
– Так я, бывает, и отсутствую.
– Нас еще чаще не бывает. Ежели мы про вас все знаем, так не потому, что следим, – туманно объяснил старый злодей.
– Хм, значит, «Боспор» без присмотра остается? Может, дежурства установить?
– Вот ты молодец! Ты еще ХешКе метлу всучи, пусть полы заметает. Она, кстати, обещала зверюгу, что вы прикармливаете, без шкуры бегать пустить. Чтоб не гадила где ни попадя.
– Какая зверюга?
– Вам виднее. От красавицы нашей иной раз, кроме «ослы да лошаки», ничего и не услышишь.
– Сочувствую, – пробормотал Андрей и пошел к себе в кабинет. Что там УланУдэ – что делается в родном «Боспоре», не поймешь.
Загадка разъяснилась на следующий день. С утра неожиданно раскричалась Мариэтта. Негодование объяснялось тем, что ктото сожрал колбасу, накрошенную для пиццы. Колбасы в холодильнике имелось еще две палки – ешь не хочу. Нет, обязательно нужно было сожрать уже почищенную. Да еще и расшвырять остатки по всей кухне. Алексей Валентинович вину на себя брать отказался категорически, объясняя тем, что колбасу ест только с хлебом и чаем. Логика в таком доводе, несомненно, имелась. Генка, наоборот, колбасу жевал как хлеб и возиться с шинкованной не стал бы, если можно разом отгрызть полбатона. Начальник теоретически был вне подозрений, хотя Мариэтта и поглядывала настороженно. Вероятно, подозревала, что и с колбасой у гражданина начальника сложились какието таинственные, закомплексованные отношения. Выручил Генка, осмотревший разбросанные остатки продукта. Грыз колбасу ктото мелкий. Предложение Иванова устроить засаду коллеги встретили настороженно. Сердитая Мариэтта объявила, что завтрак будет домашний, и мгновенно настругала разнокалиберных бутербродов. Все разошлись пить чай по комнатам. Буквально через пять минут Андрей подскочил от воплей и стука. Выглянув в коридор, успел заметить серую тень, молнией промчавшуюся вдоль стены. В конце коридора тень (очевидно, всетаки кошачьей породы) врезалась в стопу металлических яуфов, что сопроводилось натуральным раскатом грома, и исчезла.
Генка тряс окровавленной рукой:
– Я колбасу положил и сходил спортивные новости глянуть. Возвращаюсь, а оно уже сидит, кушает. Я тихонько за шиворот, а оно как кобра. Как только пальцы уцелели…
– Почему «оно»? Это же кот был?
– С виду кот. Серый, тощий, клочковатый такой. Но жрет, как электромясорубка. И звук такой же жужжащий. От полена колбасы треть осталась. Нет, хорошо, что пальцы уцелели. Что будем делать?
– Пищеблок нужно закрывать, – сказал Андрей.
– Капкан, – живо посоветовал Алексей Валентинович.
– Жестоко, – сказала хихикающая Мариэтта. – Нужно поймать и на свободу выдворить. Как этот котик вообще в «Боспор» попал?
У Андрея были некоторые догадки. Правда, не слишком реалистичные. Живые твари, кроме фээспешников и «целлулоидных», кинотеатр обходили стороной. Даже голуби крайне редко на крышу садились. Так что котяра был интересный. Но не гоняться же за ним по кинотеатру?
* * *
– Выезд, – сказал Андрей, кладя трубку. – На Ленинский. Площадь Гагарина.
– Сейчас, мигом, – подскочил Генка.
– Не гони. Выезд утром. Объект уже почти два месяца как пропал.
– А мы тогда зачем? – удивился Иванов. – Молебен за упокой стоять?
– Нет. Там какаято мистическая ерунда творится. Объяснят на месте.
Вечером Мариэтта поставила у своей двери блюдце с молоком и положила ломоть сыра.
– Ты ничего не перепутала? – поинтересовался Андрей. – Вроде не мышь завелась.
– У меня кот Васька был. Так он при виде сыра в обморок падал. От счастья.
– Здорово. Я все собаку хотел, да так и не довелось.
– Зайдешь посидеть, Сергеич?
– Нет, сегодня не выйдет.
– Я просто поболтать зову. Совращать не буду. Или мне стукнуться обо чтонибудь?
– Стукаться не нужно. И болтать мне с тобой, Маня, нравится. Только завтра выезд, и выспаться нужно. Так что пойдем с Генкой чаю выпьем и спать. Без обид, ладно?
Утром сыр исчез, а блюдце оказалось подвинуто к дверям кухни.
– Как бы ключи, подлец, не подобрал, – озабоченно сказал Генка, затягивая на поясе ремень с ножнами.
– Откровенно криминальный тип, – согласился Андрей. – Ген, оружие пока прячь подальше. Нам еще с цивильным населением беседовать.
* * *
Охлобыстина Нина Ниловна, 45 лет, завуч 1080й школы. Русский язык и литература. Замужем, дочь 18 лет. Пропала 9 марта по пути из школы домой.
– Может, это не наш объект? – с надеждой спросил Генка, почемуто весьма недолюбливавший педагогов.
– На девяносто пять процентов наш, – сказал координатор.
Отделение «КП29» и координаторская группа устроились в спортзале. По воскресному времени школа была пуста. Слышно было, как стучал по жести за окном надоевший дождь.
– Тут такой ход сюжета, – сказал коренастый координатор. – Пропала Охлобыстина, и пропала. Заявили в полицию, объявили розыск, все по накатанной. От школы до дома ровно три минуты прогулочным шагом. Вон, дом из окна видно. Двор спокойный. Никто ничего не заметил. Ее здесь каждая собака знает.
– Может, она в магазин завернула или в парикмахерскую, – сказала Мариэтта. – Там ее ограбили или похитили. Она как на внешность? Может, кавказец какойнибудь глаз положил? Долго ли завуча охмурить? Тем более русачку.
Генка хихикнул. Алексей Валентинович глянул укоризненно.
– Мда, в парикмахерскую, – пробормотал координатор, почесывая шрам на подбородке. – Все, конечно, возможно, но Охлобыстина была женщиной строгих правил.
– Что, сама себе голову наголо брила? – ужаснулась Мариэтта.
Андрей посмотрел на расшалившуюся осквернительницу могил. Девица с покаянным видом зажала себе рот.
Координатор ухмыльнулся:
– В парикмахерскую гражданка Охлобыстина, конечно, ходила. Но всегда в строго оговоренное время. Она вела очень распланированный образ жизни. Все по минутам. Утро, рабочий день в школе, вечер, отход ко сну. Выходные дни и посещения торговых объектов – отдельной статьей.
– Полезная привычка, – заметил Алексей Валентинович. – Я до службы в ФСПП тоже вел ежедневник.
Координатор посмотрел на пожилого аккуратиста с интересом и ткнул пальцем в толстый томик, обернутый в старомодную обложку для тетрадей:
– У милейшей Нины Ниловны был не ежедневник, а ежеминутник. Потрясающе пунктуальная женщина. Вот закладочка на 9 марта: 20.00 – домой. 20.10 – ужин. 20.35 – долить воду в цветы, окончить сортировку подарков. 21.00 – программа «Время». Ну и так далее.
– Быстро она ужин готовит, – с некоторой завистью заметила Мариэтта.
– Ей дочь готовила. Очень милая девушка, – объяснил координатор.
– Чтото я не улавливаю, – признался Андрей. – То, что эта завуч была пунктуальна, в данном случае хорошо. Все мы дотошных педагогов не сильно любим, но для личностного поиска портрет идеальный. Но все равно не ясно, почему она наш клиент?
– Почему наш, чуть позже объясню, – пообещал координатор. – Пока дошлифуем портрет. С коллегами и родственниками Охлобыстиной Н. Н. пообщаться, увы, не придется. Зато фотографий куча – прошу любоваться. Видео тоже хватает, одних «Последних звонков» штук двадцать, могу включить.
Андрей взял фотографию, явно снятую с Доски почета – или как там ныне называется выставка заслуженных физиономий? Волевая тетка. На вид – чуть за пятьдесят. Умеренная косметика, строгая «учительская» прическа. Лицо миловидное, но профессиональное выражение его портит. Училка, короче.
– Собственно, почему нельзя поговорить с коллегами и семьей?
– Дочь в неврологическом центре. Остальные, не поверите, не желают обсуждать эту тему. Муж, как узнал, что мы зашевелились, взял отпуск за свой счет и укатил в Карелию на рыбалку. Это в такуюто погодку. Вижу, совсем я вас запутал. Яков продолжит, он даже больше меня в теме, – координатор показал на рыжего здоровякаоператора. – Да вы не удивляйтесь, Яша у нас эту школу окончил. Лично объект знает.
– Это точно, – рыжий улыбнулся. – Я заранее прошу прощения у милой девушки, но буду говорить прямо.
Милая девушка одобрительно кивнула – прямоту Мариэтта обожала, да и рыжий ей, похоже, нравился.
– Так вот, – оператор накрутил на кулак ремень камеры. – Школу я восемь лет назад окончил. Нет, хорошо окончил – аттестат красивый, в институт с полтычка попал. Но! Я за свою жизнь большей задницы, чем Нинель Жиловна, не видел. В гестапо на нее молились бы…
Рыжий рассказывал доходчиво. Коллектив Охлобыстина изводила с редким упоением и фантазией. О детях говорить и не приходилось. Дело свое Нинель Жиловна любила, подходила к нему со рвением и потрясающей педантичностью, и деваться от всевластного завуча ни старым, ни малым было некуда. В общем, новость от 10 марта школа встретила со слезами счастья на глазах.
– Послушайте, – задумчиво сказал Генка. – Может, ее похитили и тупо утопили в Москвереке? Лично я бы такой вариант рассматривал в первую очередь.
– Действительно, мне кажется, женщина перегибала палку, – согласился Алексей Валентинович. – С людьми нужно тактичнее.
– Палку она действительно перегнула, – сказал координатор. – На 8е Марта ей подарили дежурный целлофан с мимозой и чудную музыкальную открытку. И больше ничего. Это от всей школы. В наше время такой вариант среди педагогов приравнивается к публичному оплевыванию.
– Так. До этого момента все понятно, кроме того, зачем мы здесь сидим, – сказал Андрей. – К завучам я и раньше относился без восторга, хотя наверняка и среди них встречаются достойные люди. Капчага и Иванов, снимите с лиц это мерзопакостное выражение. Мы гражданку Охлобыстину все равно будем искать. Ибо на то есть приказ.
– Да, – координатор достал из папки какуюто распечатку. – Искать придется, потому что 9го апреля началось самое интересное. Зачитываю выдержку из заявления Охлобыстиной С. Р., то есть дочери искомого объекта. «Услышав шум, я подумала, что вернулся с дачи отец. Открыв дверь в спальню, я увидела маму. Она стояла у открытого секретера. Была в светлом бальном платье и вся очень бледная. Я крикнула: „Мамочка, ты вернулась?! Что с тобой?“ Она глянула на меня и сказала: „Опять спишь в одной майке? Распустилась, дрянь. Ну и черт с тобой“. Далее я ничего не помню до того момента, когда меня ввезли в приемное отделение больницы».